Война мага. Том 4. Конец игры. Часть 2

– Но всё-таки, а, всесильный маг Нерга? Ведь для такого мудреца и провидца, как ты, дать ответ ничего не стоит!

– Вас заманили в пирамиду именно для того, чтобы вы её взорвали, – ехидно заявил нергианец. – Когда Разлом и его твари вторгаются в какой-нибудь мир – как тебе известно, миров существует великое множество, – у них есть много способов довести дело до конца. У ваших – и наших, кстати, – врагов всё предусмотрено. Взрыв пирамиды должен был высвободить разрушительную магию. От вашей армии ничего бы не осталось, и солоно пришлось бы многим землям окрест, пусть даже и пустым.

– Но мы остались в живых.

– Да, вы остались в живых. Чем и подарили нам возможность закрыть Разлом. А в живых вы остались только потому, что на тебе, бывший правитель Мельина, была надета белая латная перчатка. Мы знаем и кто носит её пару, знаем, что он вот-вот появится среди нас; а пока могу сказать, что враг перехитрил сам себя. Перчатка должна была помочь тебе, Император, уничтожить Радугу; после чего Мельин бы пал, причём не понадобился бы никакой Разлом. Однако вмешалась другая сила, – Императору показалось, что в голосе нергианца прорезалась настоящая ненависть, – и первоначальный план козлоногих рухнул. Им пришлось идти по обходному пути, относительно долгому и трудному. Того, кто сумел прорваться в их пирамиду, ждала печальная участь, если бы не их же собственный подарок. Этого они никак предусмотреть не могли. Думаю, что и сами не знали.

– Что ж, спасибо за ответ, нергианец, – надменно кивнул Император. – Теперь я умру спокойно.

– Вряд ли вы, люди, на это способны – спокойно умирать, – заявил «величайший». – Впрочем, ты прав. Эти разговоры бессмысленны. Вы перестанете быть, а Разлом закроется. Нерг же получит… однако это вас уж тем более не касается.

Отданный им приказ, наверное, был беззвучным – никто не услышал ни слова, а пятеро младших чародеев Всебесцветного Ордена разом двинулись к Императору, Сеамни и распростёртой Сежес.

«Величайший» не удержался от нелепого и показного трюка – заставил бесчувственную волшебницу воспарить над землёй, головой к нему. По двое аколитов встали справа и слева от чародейки, ещё один – в ногах.

– Если ты веришь… – начал было Император, собираясь закончить словами: «в невиновность Клавдия, неплохо бы ему показать себя», и тут предрассветные сумерки вспорола густая стая свистящих стрел.

Иные нашли цель – маги Радуги падали, кто со стоном, а кто безмолвно; другие – воткнулись в землю, на древках с треском горели фитили, пламя быстро перекинулось на холщовые мешочки, сизый дым с необыкновенной быстротой растекался во все стороны, и уцелевшие чародеи зашлись в приступах жесточайшего кашля, падая на колени и хватаясь за горло.

Смесь сгинувшего патриарха Хеона. «Сбор Сежес», немалые запасы которого так и остались в лагере имперской армии. Да ещё, наверное, что-то из арсеналов Баламута, чтобы дыму побольше и растекался побыстрее.

Аколиты Нерга тоже заперхали и закхекали, но на них дым действовал, похоже, лишь вполовину силы. Одному из всебесцветных стрела угодила в плечо, тот зашипел, пошатнулся, но остался на ногах.

– А ты не верил!..

– За мной! – взревел Император, бросаясь прямо на нергианцев.

Невидимые лучники засыпали стрелами склоны холма, стараясь не попасть в самую верхушку с дольменом. Дым волнами поднимался вверх, опрокидывая все природные законы, по земле катались задыхающиеся, враз сделавшиеся совершенно беспомощными маги. Даже нергианцы растерялись. Император отбросил крайнего плечом, попытавшись свободной ногою пнуть «величайшего». Из-под капюшона раздалось хриплое рычание, сапог правителя Мельина налетел на незримую преграду, однако и нергианца отшвырнуло к дольмену, да так, что маг шмякнулся наземь.

А со всех сторон уже лезли разъярённые легионеры: сверкающие серебром латы, наставленные копья, обнажённые мечи. Первым возле Императора оказался Кер-Тинор, ворвался смертоносным вихрем двух кружащихся сабель; один из нергианцев рухнул, обезглавленный, однако «величайший», слабо трепыхаясь у входа в дольмен, вдруг приподнял голову – у подоспевшего следом за капитаном Вольных легионера невидимые когти разодрали горло.

На его месте внезапно оказалась другая фигура, в простом имперском доспехе; аколит зашипел, пригнулся, и с рук его сорвался огненный шар, направленный прямо в Императора, однако легионер оказался расторопнее – прыгнул, закрываясь щитом, и принял удар на себя. Его скутум разлетелся щепками, остатки вспыхнули, воин едва устоял на ногах, пламя перекинулось на тунику, однако боец успел, отбросив наконец бесполезный огрызок щита, ответил выпадом гладиуса, проткнув аколита насквозь.

Ещё двое адептов Нерга погибли, изрубленные Кер-Тинором, однако последний оставшийся втащил «величайшего» внутрь дольмена и успел юркнуть следом. Зеленоватое свечение тотчас погасло, и бросившиеся следом легионеры не нашли внутри ничего, кроме тесной каморки с земляным полом и каменными стенами.

А возле неподвижной Сежес откуда ни возьмись появился Баламут – топор окровавлен – и упал рядом с ней на колени.

– Повелитель… – Кер-Тинор срезал путы с Императора, и руки его тряслись. Впервые Вольный утратил всегдашнюю ледяную невозмутимость.

– Я цел, цел, всё в порядке, – успокаивал Император бледного телохранителя. – Но скажи мне, как…

– Проконсул Клавдий собрал всех нас и повёл сюда, – как нечто само собой разумеющееся сообщил капитан Вольных.

– Как я и говорила, – невозмутимо заметила Сеамни, разминая освобождённые от пут запястья. – Хочу отыскать господина проконсула, сама поблагодарить…

– А чего ж его искать? – искренне удивился Кер-Тинор. – Вот же он!

И Вольный протянул руку, помогая подняться тому самому легионеру, собой закрывшему Императора от пущенного в упор огненного шара.

– Клавдий, – выдохнул правитель Мельина, в упор глядя на спокойно снявшего шлем проконсула.

– В вашей власти, мой Император, – сдержанно поклонился тот. – Знаю, о чём подумали. Да только я не предавал. Впрочем, оправдываться не стану. Скажу лишь, что теперь у вас в руках вся верхушка мятежной Радуги. И прямая дорожка во Всебесцветную башню, если, конечно, госпожа Сежес, когда очнётся, сможет подобрать ключ к замку.

Вокруг них схватка уже закончилась. Самые разумные из магов даже не пытались сплести заклятье или хотя бы бежать. Задыхающиеся, полуослепшие, отчаянно зажмурившиеся, они корчились на траве – а легионеры не забывали бросать в пламя пригоршни такой безобидной на первый взгляд сухой травы. Чародеям на всякий случай деловито вязали руки; хотя каждый, даже самый недалёкий солдат понимал – как только запасы «сбора Сежес» иссякнут, эти несколько десятков опытных магов обратят весь легион в кровавую кашу.

– Спасибо тебе, Клавдий. – Сеамни шагнула к проконсулу, не церемонясь, обняла: – Я знала, что ты придёшь.

– Вам, госпожа, моё обратное спасибо.

– Ты не мог сказать всё сразу, Клавдий Септий Варрон?! – надвинулся Император. Голова его до сих пор помнила молодецкий взмах проконсульской булавы.

– Не мог, повелитель. – Клавдий смотрел прямо и глаз не отводил. – Маги навели такое заклятье, что видели и слышали всё, что бы я ни сказал.

– Славная отговорка, – рыкнул Император.

Проконсул пожал плечами и протянул правителю Мельина свой гладиус – эфесом вперёд.

– Судьба моя в руках повелителя. Хочет – пусть казнит. Но я своё дело сделал. Вся головка волшебническая – вот она, перед нами. Доказано, кто главный враг, кто за всем этим стоял – Нерг, Всебесцветные. Жаль только, не удалось главного их гада живьём взять – ну да шустрый он, другие б в таком месте, как их Орден, и подняться не смогли. А я, повелитель, что я – перед вами. В вашей власти. Прикажете – молча пойду на плаху. Прикажете – буду оправдываться. Пусть вот госпожа Сежес скажет, было на мне заклинание или нет. Её-то не обманешь. Скажет, мол, не было ничего – тогда и вправду выйдет, что изменил я подло. Врагу предался, а когда увидел, что дело по-другому повернуть может, спешненько обратно переметнулся. Обманул и Вольных, и остальных. Слова не скажу, повелитель, пойду на пытку. Потому что тогда и впрямь…

– А как ты узнал, проконсул, о заклятье? – Сеамни по-прежнему стояла возле него, положив ладонь ему на сгиб локтя. – Маги сказали?

– Сказали. И даже показали, как это будет. Я и шёпотом слова произносил, и писал – всё видели. Уж не знаю, повелитель, как они при таких-то способностях всё-таки нас проворонили?

– Вынесите Сежес из облака, – вместо ответа приказал Император. – Кер-Тинор, бывшего проконсула – под стражу. Глаз не спускать. Когда чародейка придёт в себя – ко мне её, немедленно.

Молчаливый Вольный невозмутимо кивнул. Баламут, наконец-то соизволивший повернуть голову к Императору, поспешно подхватил бесчувственную магичку на руки и потащил вниз по склону холма.

Сам же Клавдий не сопротивлялся, беспрекословно расставшись с кинжалом и коротким засапожным ножом – его он носил ещё со времён, когда простым рорарием[1 - Рорарий (рим.) – молодой, необученный и неопытный легионер.] шагал в строю первой своей манипулы.

– Не волнуйся, проконсул, всё будет хорошо. – Сеамни погладила его по щеке. На гнев Императора своенравная данка не обращала никакого внимания.

– Повелитель властен в жизни моей или в смерти, – спокойно, не опуская глаз, ответил Клавдий.

– Увести его, – дёрнув щекой, бросил Император.

Трое Вольных не грубо, но решительно шагнули к проконсулу. Тот молча кивнул и безропотно отправился с ними.

– Гвин, – прошептала Сеамни на ухо правителю Мельина. – Смени гнев на милость, мой повелитель. Клавдий не виноват. Разве я тебя не предупреждала?

– Какие будут приказания, мой Император? – подоспел запыхавшийся легат Первого легиона. – Маги пленены, но дым…

– Возвращаемся в лагерь, – бросил правитель Мельина. – Чародеев окуривать всё время, чтобы им не продохнуть было.

– Повелитель!.. О, всемогущий, смилуйся, умоляю! – Деловитые Вольные как раз заканчивали связывать стоявшего на коленях старика Гахлана. Речь чародея то и дело прерывалась приступами мучительного, удушливого кашля. – Всем святым тебя умоляю… памятью… я ведь лечил тебя, повелитель… сколько раз… смилуйся… убери дым… долго мы такого не выдержим!

– Убрать дым – чтобы одно твое заклятье, оранжевый, ничего не оставило от целого моего легиона?! Ищи дураков в другом месте, Гахлан. И не думай, что я забыл твои благодеяния. Каждого из вас ждёт суд строгий, но справедливый, как говаривали в старину.

– Я поклянусь… чем угодно… – хрипел и давился старик.