За краем мира

Мама, разумеется, подобного непотребства стерпеть не могла.

– Кто вам разрешал садиться, юная леди? – поджав губы, бросила она ледяным тоном. – Совсем забываетесь, мисси!

– Простите, мама, – вновь заспешила Молли. С плеч поистине свалилась неподъёмная тяжесть. – Простите, папа. Я… я могу идти?

– Завтра два часа рукоделья вместо одного, – по-прежнему поджимая губы, вынесла вердикт мама. – Пусть это послужит вам уроком, юная леди. Забывать о приличиях нельзя никогда, ни при каких обстоятельствах! Именно это – приличия и воспитание – отличает нас от варваров. Понятно вам это, мисс?

– Да, мама. – Молли решила, что будет нелишне сделать книксен.

– Дорогая, – пришёл на выручку папа. – Ну пожалуйста, не будь так уж строга к девочке. Она соскучилась, она беспокоится о героических солдатах, слугах Её Величества… Лишних полчаса рукоделья будет, по-моему, вполне достаточно.

– Ты её совершенно разбалуешь, дорогой мой Джон Каспер! Если бы я в детстве вот так ворвалась в гостиную к моей собственной мама – или тёте Сесилии – да ещё и плюхнулась бы без спроса, то получила б от папа таких розог, что неделю бы сесть не смогла. А тут только полчаса рукоделья! Ладно, мисси, благодарите вашего сердобольного отца. Полтора часа, а не два. Но чтобы как следует! – Она погрозила пальцем. – Сама проверю! Со всей дотошностью!

– Да, мама. Спасибо, мама. Я могу идти, мама?

– Ступайте, мисс.

За спиной Молли папа сочувственно вздохнул.

* * *

В воскресенье, отсидев и службу, и проклятое рукоделье, и час присмотра за братцем, Молли наконец-то выбралась из дома. Выбралась, несмотря на пришедший с гор холод и валом валивший снег.

Низко надвинут машинистский шлем, очки-консервы, поднят воротник куртки из «чёртовой кожи» на искусственном меху – толку от него мало, но не надевать же мамой предлагаемое драповое пальто до самых пят? Ватные штаны, высокие сапоги с застёжками – настоящие егерские, как хвасталась она Сэмми.

Молли быстро перебежала дорогу, нырнула в узкий проход мусорной аллейки меж двух почти впритык сдвинутых таунхаусов. Перепрыгивая через засыпанные снегом ящики с отбросами, которые из-за непогоды явно ещё не скоро вывезут, проскочила на следующую улицу. Амелиа-роуд, потом ещё один узкий проход, груды мусора у грязно-кирпичных стен, поворот, тупик, невысокая стенка – через неё Молли перемахнула играючи, вновь задняя аллея, где едва протиснется тележка уличного метельщика; широкая Геаршифт-стрит – и девочка взлетела по покрытым белым покрывалом ступеням на эстакаду экспресс-паровиков, ходивших далеко, к удалённым докам и плавильням. Пробежала до стрелки, до ответвления, свернула – дело это не самое безопасное, экспрессы ходят быстро, а эстакада узкая – едва устоишь на краю, если застигнет поезд вне рабочей площадки.

Дома и проулки уходили вниз, эстакада становилась выше – зато это был самый быстрый способ добраться до квартала, где жил Сэмми.

Улицы сжались, сузились. Стены домов надвинулись на Молли. Тут и там кварталы рассекались эстакадами – здесь скрещивалось сразу несколько экспресс-линий.

Однако Сэмми на обычном месте не было, только под мутным фонарём на перекрёстке околачивался Билли Мюррей с дружками – всем известный на пять кварталов в каждую сторону драчун и забияка. Был он одних лет с Молли, но зато на голову выше и чуть ли не в два раза шире в плечах.

– Привет, мисс Блэкуотер! Куда собралась?

– Привет, Билли! Сэма не видел?

Как ни странно, Билли, чьих кулаков отведал, наверное, любой мальчишка в ближайших и не очень окрестностях, к Молли относился со странной снисходительностью. Ну, и к её друзьям тоже.

– Сэма-то? Не. Не выходил сегодня. А вот скажи, мисс Блэкуотер…

– Билли! У меня имя есть!

– Да имя-то есть. – Билли сдвинул худую шапку на затылок, показывая внушительную шишку на лбу. Судя по всему, досталось ему от дубинки констебля. – Но когда работу ищешь, говорят, надо по всем правилам.

– Работу, Билли? Какую работу? И я-то тут при чём?

Билли подошёл ближе – руки в карманах латаного-перелатаного пальто, что до сих пор было ему длинно. Наверняка от старшего брата, что недавно завербовался во флот. Не своей волей, правда.

– Мамку рассчитали вчера, – вполголоса сказал он. Круглое лицо донельзя серьёзно. – Говорят, какая-то паровая хрень будет теперь на фабрике вместо неё. Мне работа нужна. Любая, мисс Блэкуотер.

– Рассчитали? – растерянно повторила Молли. – Ой…

У Билли, как и у Сэма, было то ли пять, то ли шесть братьев и сестёр. Старший служил и посылал какие-то деньги, но, само собой, какие особые деньги у новобранца? Папа говорил, что платят им сущие пенни.

– Так, Билли… – беспомощно сказала мисс Блэкуотер, – это тебе к мяснику надо или там к зеленщику… или в депо паровиков, которые не экспресс… им смазчиков вечно не хватает…

– Был уже, – ровным голосом сообщил Билли. – Не берут. Говорю тебе, мисс, новую хрень на фабрике поставили. И не одну. Многих рассчитали.

– На «Железных работах Уотерфорда»?

– Угу. Мамка у меня там. Была. А ещё у Джимми-дергунца родители, и у Майкла-ушастого папка, и у Уолтера-хриплого, и у другого Билли, ну, который конопатый… Многие и побежали работу искать. А я припозднился.

– Так найдёт твоя мама работу, Билли! Точно тебе говорю – найдёт!

– Может, и найдёт, – скривился мальчишка. – Где в два раза меньше платят. Прислугой какой или там поломойкой.

Молли опустила голову. Ветер швырял на них с Билли пригоршни снега.

– Слушай, – вдруг решилась она. – Ты тайны хранить умеешь?

Билли снисходительно фыркнул, указал на свою шишку.

– Видела? Бобби[5 - Бобби – презрительное прозвище полицейских.] отметил. Констебль Паркинс. А всё потому, что я говорить не хотел, кто часовую лавку обнёс на прошлой неделе.

– А ты знал разве?! – поразилась Молли.

– Не, – подумав, признался Билли. – Но бобке говорить всё равно не хотел! Западло. Они мамке, когда её с фабрики выкидывали, по бокам так надавали – еле до дому дотащилась… Так что если чего мне скажешь – могила!

– Поклянись! – потребовала Молли.

– Да чтоб мне угля наглотаться!

– Ладно. Вот тебе задаток… – Молли много читала про это в книгах. Строгий и рассудочный детектив посылает на задание помощника, который «свой» на городском дне, и всегда вручает аванс. – Задаток, говорю! – сердито повторила она, видя выпученные глаза Билли. – Два шиллинга. Руку протяни. Раз, два. Получи. До двух-то они тебя научили?

Билли, скажем так, не слишком усердствовал в посещении школы.

– Что сделать надо, Молли? – хрипло сказал мальчишка, облизнув от волнения губы и позабыв про всяческих «мисс Блэкуотер». – Побить кого? Ты только скажи, так отделаю, маму родную не вспомнит!

– Побить? Не, бить не надо, – помотала Молли головой. – Надо пробраться на стоянку «Геркулеса», к механическим мастерским. И разузнать, что там и как. Всё ли с ним… с «Геркулесом» то есть… в порядке. Сделаешь – ещё три шиллинга дам.

В Норд-Йорке семья могла худо-бедно сводить концы с концами на пятнадцать шиллингов в неделю. Пять шиллингов – или четверть фунта – были дневным заработком опытного механика.

Правда, инженер получал четыре фунта в день, а добрый доктор Джон Каспер Блэкуотер – и того больше, целых десять. Двести шиллингов, в сорок раз больше хорошего рабочего…

– А у тебя есть? – жадно спросил Билли, вновь облизываясь.

Молли полезла в нагрудный карман, выудила монету в полкроны[6 - Полкроны – два шиллинга и шесть пенсов. В одном шиллинге – двенадцать пенсов, в одном фунте – двадцать шиллингов.], прибавила шестипенсовик и повертела всем этим у мальчишки перед носом.