Когда мир изменился

– Имя моей спутницы – Этиа Аурикома, из… из Саттара, что в Эгесте.

Сержант набычился.

– Не слыхал. А ты, маг, зубы не заговаривай!..

– Как это «не слыхал»?! – Голосок Этии дрожал, но возмущения от этого в нём меньше не становилось. – Саттар известен вельми, и в наших землях, и в окрестных! Нас и в Эгесте знают, и в Мекампе, да и в самом святом граде Аркине!..

– Сержант! Мастер Артеур! – Другой пикинёр, тоже немолодой, с выбивавшейся седой бородой.

– Чего тебе, Тамас?

– Слыхал я про Эгест! Когда молодой был, на востоке служил!.. Только… думал, что сказки всё это, байки…

– Довольно! – Рыцарь поднял руку. – Маг, имеете подорожную?

– Нет, – Фесс упёр глефу в землю. – Не имею, сэр Конрад.

– Тогда, – злорадно объявил молодой лорд, – по слову и указу его светлости маркграфа, я должен тебя задержать. Заковать в колодки и отправить коронному дознавателю его светлости.

– Колодок не хватит – заковывать всякого без подорожной, – невозмутимо заметил некромант. – Если хватать всех бродяг и нищих, или мелких купчиков, снующих меж городами. К тому же, когда покидал я достойный град Стилкрест, ни о каких подорожных никто и слыхом не слыхивал. А прошла всего неделя!..

Рыцарь не дрогнул. Слегка кивнул своим, и Фесс в один миг оказался в кольце. Острия копий тускло блеснули рыжим в свете факелов.

Этиа Аурикома взвизгнула.

– Бросай оружие, некрос, и без глупостей. – Клинок сэра Конрада почти упирался Фессу в горло. – У меня ладанка с мощами самого святого Каброна Санданского!..

– Бросать хорошие и дорогие вещи никогда не следует, – холодно заметил некромант. – Сержант, прими. – И он сунул глефу опешившему Артеуру. – Смотри за ней как следует. И я бы посоветовал всем – вас, сэр Конрад, не исключая – постараться укрыться внутри. Надеюсь, запоры у вас достаточно прочные, а мощи и обереги – и впрямь действенные.

Сэр Конрад откинул забрало и ухмыльнулся. На верхней губе едва-едва пробивались усики, и усмешка вышла по-мальчишески жестокой – словно он собирался замучить сейчас щенка или котёнка.

Меч он не опустил.

– Железы! – скомандовал рыцарь, не отводя взгляда.

– Над лесом, – Фесс глядел поверх воронёного бургиньота сэра Конрада, – вьются, если мне не изменяет взор, крылатые гиббеты, духи виселиц и тому подобных мест. И, хотя утро уже близко, храбрым воинам его светлости маркграфа не стоит рисковать.

Копейщик, державший заржавленную цепь, замешкался, выворачивая шею; его примеру последовали остальные.

Обычному человеку гиббетов увидеть нелегко, только когда они совсем близко или когда сыты, насосавшись крови.

– Он лжёт, люди! – возвысил голос сэр Конрад. – Лжёт!..

– А ежели нет, сэр? – Сержант Атреур был, видать, неробкого десятка. – Святой-то отец, фра Бенедикт, ушёл!..

Рыцарь недовольно скривился. Обвёл своих людей взглядом – однако у него хватило ума понять, что сейчас лучше с ними не спорить и не настаивать.

– Хорошо. Тем более что святого отца и впрямь нет. Внутрь их!..

На запястьях некроманта сомкнулись железные браслеты. Цепь была старой и ржавой, кожа, обернутая вокруг кандалов, протёрта до дыр.

Этиа сама опрометью бросилась к нему.

– Не бойтесь, дамзель, – покровительственно взглянул сэр Конрад, хотя щёки его несколько разрумянились. – Вы в полной безопасности. Я дал обет защищать слабых, оборонять беззащитных, вступаться за девичью честь – разумеется, если оные не осуждены судом его светлости за богохульство.

Этиа ничего не ответила. Она крупно дрожала, почти тряслась и, несмотря ни на что, цеплялась за некроманта.

Внутри оказалось тепло и сухо; правда, дух стоял казарменный, и Этиа наморщила носик, словно и не была, по её уверениям, «простой девушкой» из Саттара.

Сэр Конрад занимал отдельную выгородку с печкой; остальные довольствовались общей караулкой с лавками, нарами и длинным столом. Под ногами хрустела солома.

– Тебе сю… – начал было рыцарь и осёкся.

Закрытые по ночному времени ставни затрещали; в щели просовывались бледные сероватые когти, рвавшие дюймовые доски, словно гнилую дерюгу. Рамы вылетали одна за другой, в узкие окна лезли длиннющие руки-лапы, тощие, синевато-бледная кожа обтягивает худые мослы, пальцы вдвое длиннее обычных человеческих; поверх круглых безволосых голов пытались протиснуться крылатые гиббеты, рвались изо всех сил, ломая и выворачивая крылья – чёрные блестящие глаза навыкате, вытянувшиеся челюсти щёлкают и щёлкают, словно торопясь дорваться до лакомой человечьей плоти.

Кто-то завопил, кто-то споткнулся, покатился по соломе; кто-то уже тыкал пикой в грудь первой из серых тварей; рыцарь Конрад отмахивался мечом от бьющегося под потолком гиббета, запустил за пазуху левую руку и что-то там лихорадочно искал.

Этиа истошно визжала, пытаясь спрятаться за некроманта.

– Некрос! – сержант Артеур швырнул тому глефу. – Ах ты ж тварь какая!..

И сделал выпад пикой.

Остриё пробило насквозь грудину одного из серых чудищ – гротескных подобий человека, головы – почти идеальные шары, руки до земли, ноги изгибаются в двух местах, словно у фавнов или сатиров. Страшно худы, измождены, сероватая кожа обтягивает рёбра и чресла. Пасти распахиваются – словно открывается крышка у горшка.

– Конрад! – крикнул некромант, ловя на лету отполированное древко, несмотря на кандалы. – Это dau?barn verur, смерть-дети!.. Ключ! Ключ от!.. – и потряс цепью.

Но рыцарю было явно не до того.

Нанизанный на сержантскую пику мертвяк хрипел, дёргался, тянул длиннющие руки-лапы и упрямо не подыхал. Другой, тоже получив копьём в живот, насаживал сам себя на древко, пока не дотянулся бледными пальцами до запястья пикинёра, стиснул – серые когти прошли сквозь кожу и стальные накладки, погрузились внутрь; копейщик дёрнулся, выпуская оружие, глаза его полезли из орбит, он взвыл дико, животно – и кисть его отделилась от руки, плоть стремительно чернела, над ней поднялся обжигающе-кислый дым.

Серая тварь подтянула себя ещё ближе, но тут коротко свистнула глефа.

Сияющий лепесток клинка прошёл сквозь шею мертвяка, перерубая позвоночный столб, мышцы, сухожилия и жилы; брызнула густая чёрная кровь.

Круглая голова запрокинулась на спину, болтаясь на единственном лоскуте серой кожи.

– Rithugsun! Halshogging! [Опустошение! Обезглавливание!] – мысль некроманта следовала за словом, наполняла форму силой, вливала в неё, словно собственную кровь. Руки скованы, руну не сотворить, но ничего!..

…Караульня словно разламывалась от истошных криков умирающих. Сверху на пикинёров Конрада вер Семмануса обрушились гиббеты, били крыльями, цепляли когтями, пытались впиться зубами, и каждое касание оборачивалось чёрным вонючим дымом.

Доспехи не спасали. Холодное железо, наговорное серебро – ничего не помогало. Твари ночи не убивали, они лишали людей кистей рук, или ступней ног, или вообще отнимали начисто всё от локтя или ниже колена.

Сержант Артеур выдернул пику, ударил вновь, разбивая сталью челюсти и зубы мертвяка. Круглая голова бестии дёрнулась, покрытое чёрной слизью остриё вышло из затылка. Фесс, поневоле неловко, ткнул твари лезвием под подбородок, и правильный шар серой башки покатился по истоптанной соломе.

Dau?barn забился, задёргался, хлеща, словно кнутом, во все стороны длинными тонкими ногами и руками.

– Осторожнее! – Фесс успел оттолкнуть сержанта. В тот же миг хлестнула серая плеть руки неупокоенного, глубоко ушла в утоптанный земляной пол. Сержант, хакнув, рубанул коротким мечом-кордом, отсёк лапу мертвяка у самого плеча.