Башмаки с каемочкой
Ник Ремени
Роман Ника РЕМЕНИ «Башмаки с каемочкой» – о большой любви между Ваней и Надей, которую они пронесли через всю жизнь, хотя не были вместе. О любви к родному городу Путивлю с его многочисленными храмами. Большинство из них было уничтожено при Первом секретаре ЦК КПСС Н. С. Хрущеве и по его указанию в 1950–1960 годах. Ваня и Надя после окончания школы мечтают пожениться, поехать в большой город, получить специальность, работать. Они не остаются равнодушными к тому, что уничтожают храмы. В знак протеста написали письмо в райком партии. Но их наученные годами коммунистического режима родители не дают им его отправить. В силу ряда причин Надя изменяет своему любимому. Несмотря на это, они сумели сберечь любовь друг к другу, храмы своих душ. Прошли по жизни с высоким чувством собственного достоинства, честно.
Ник Ремени
Башмаки с каемочкой
Роман
Вместо предисловия
Ник Ремени: «От города-сказки практически ничего не осталось…»
Автор написал книгу о другом Путивле – городе, которого уже нет.
Ник Ремени уроженец Путивльского района и его роман – о большой любви к родному городу. А еще его книга о бережном отношении к настоящему и прошлому, о терпимости друг к другу.
– Это «праздник, который всегда со мной…» – сказал Хемингуэй о Париже. – Я не Хемингуэй, а Путивль не Париж, но для меня он самый дорогой, родной, желанный, который будет всегда со мной. Здесь прошли детство и юность, – рассказывает автор. – Книга «Башмачки с каемочкой» – это книга о Путивле. Я не мог обойти стороной Молчанский монастырь, славящийся своей красотой, речную флотилию на Сейме, которую во времена перестройки просто растащили по частям на металлолом, памятник Ярославне и многое другое.
Уже в далекие времена в Путивле было 24 церкви и 4 монастыря. Об этом пишет историк-путешественник Павел Алеппский. Путивль был городом-сказкой, музеем. И в наше время им бы любовались, если бы его архитектурные памятники не уничтожили.
– Основные разрушения принесла война?
– Во время войны не было уничтожено ни одного храма. Их разрушали свои, начиная с 20-30- годов прошлого века. После войны оставалось 12 церквей. В разном состоянии, но их можно было бы отреставрировать. Но в 50-60-е годы архитектуре нанесли непоправимый урон. К сожалению, от города-сказки практически ничего не осталось. Теперь можно только поплакать вместе с Ярославной над прошлым, да и будущим. Села покидаются молодежью в поисках финансового счастья. Целые селения исчезают с лица земли. А что же достанется будущему поколению?!
О чем еще Ваша книга?
– Мне хотелось отразить быт: как люди одевались, как жили, чем они занимались. Показать ушедшее время 60-х. Вы, нынешнее поколение, не знаете той послевоенной жизни. Литература и кинофильмы тех лет не отражали действительности, а жить было нелегко. И, конечно же, о большой любви.
– Почему так называется роман?
– Башмачки – это устаревшее слово, оно является символом старины, уходящей красоты людей, церквей, далекого прошлого, которого уже нет. Как нет многих зданий, названий улиц, памятников, храмов и сел.
В последнее время люди стали возвращаться к истокам. После стольких лет деградации многие хотят знать свое историческое прошлое. Причем интересно это не только старшему или среднему поколению, но и молодежь все больше им интересуется.
Светлана Голиус
Еженедельник «Данкор-экспресс»
Сумы
Башмаки с каемочкой
Весь мир насилья мы разрушим до основанья…
Эжен Потье
Часть первая
1
Наш голосистый петух еще не кричал, когда меня разбудила бабушка. Проснулся, но не поднялся с постели, кутался в одеяло. Спим с братом на деревянной лавке за печкой (у нас называют грубкой). Моим бокам жестко от досок. И только пуховый матрац немного спасает положение.
– Ваню, вставай, – слышу тихий, настойчивый голос.
Открываю глаза. В небольшие окна топтанки с низкими потолками струится серый свет. Еле различаю склонившееся надо мною изрезанное морщинами лицо бабушки. Из-под простого ситцевого платка виднеются русые волосы. Они покрыты изморозью седин. Бабушка держит натруженную руку на моем плече и с сожалением глядит на меня грустными серыми глазами.
Видно, жалко моих недосмотренных снов, самых сладких, утренних. Когда начинают кукарекать петухи и громко кокотать только снесшие яйца куры, лаять собаки, мычать коровы. Все в селе приходит в движение.
За окнами август. Для подготовки к школе прошли все сроки. И семья наскребла, наконец, деньги на учебники и тетради. А, самое главное, – на ботинки.
– Вставай, Ванюша, базар начинается рано.
Как бы в подтверждение ее слов по улице прогудела машина. То поехали в город с товаром продавцы нашего магазина.
Брат продолжает посапывать в постели. Ему снятся сладкие сны! Пусть спит. Его уже собрали к школе. А мне не в чем ходить.
Вскакиваю с лавки. Одеваюсь и завтракаю. Бабушка едва успевает за мной. Кормит меня. Затем ставит на деревянный диван две искусно сплетенные из лозы корзины с загнутыми в виде подков ручками. Достает из печи ухватом несколько кувшинов парного молока и переливает его в трехлитровые банки. Закрывает их пластмассовыми крышками.
В комнату заходит мама. В синей кофте, сером сарафане, с фартуком впереди.
Следом за ней заскакивает высокого роста, с волосами ершиком, с вечно обеспокоенным, вытянутым лицом отец.
– Тышко вже прыихав, потарапливайтесь, – говорит.
Родители осматривают банки, прокладывают между ними бумагу, чтобы не разбились.
Мама дает бабушке деньги, специально отложенные, чтобы «скупиться» к школе.
– Хватит ли на обувь, книги, тетради, ручки? – сомневается и вопросительно смотрит в сторону мужа.
Тот вертит головой, недовольный, когда от него чего-то требуют, приглаживает непокорные рыжие волосы. Думает, что делать. С деньгами напряженка, но и тянуть больше некуда. Занятия на носу.
Наконец, с юношеской проворностью лезет на печь, не снимая бурки с калошами. Эту обувь носит по дому зимою и летом. Достает в потаенном месте несколько хрустящих бумажек. Тщательно считает их. Снова пересчитывает, щурясь близоруко серыми глазами. Отдает бабушке.
– Из денег на топливо взял. Постарайтесь не тратить, – обращается к ней.
Бабушка колеблется, не хочет, чтобы трогали деньги на топливо. Зима не за горами. А торфа не завезли. Затем все-таки прячет бумажки за пазуху.
Отец берет корзины, первым выходит во двор. По мягкой привядшей травке идет к забору на улицу. Маленькая, но подвижная, мама опережает его, открывает калитку.
Возле соседней усадьбы стоит телега. Невысокого роста, с румяными щеками, с лысиной на голове, в черных брюках и рубахе в полоску у воза хлопочет дядько Тышко.
– Вовремя, – улыбается толстыми губами и обращается к отцу. – Помоги, Никита!
Отец осторожно ставит корзины. Вдвоем поднимают воз, Тышко вытягивает деревянное с металлическим ободом колесо на край оси. Запускает квач в полное солидола ведро, и щедро наносит смазку на ось. Смазав повозку, мужчины стелют на жесткие доски свежескошенную траву. Разравнивают, покрывают старым одеялом. Затем ставят корзины, ящик с курами, кладут несколько мешков с яблоками и грушами.
Выходит тетя Маша. В простом, но ярком платке, в просторной кофте в полоску, в темном сарафане. Длинная русая коса стелется по ее спине. Одного роста с мужем, но тоньше и стройнее.