Башмаки с каемочкой

Башмаки с каемочкой
Ник Ремени

Роман Ника РЕМЕНИ «Башмаки с каемочкой» – о большой любви между Ваней и Надей, которую они пронесли через всю жизнь, хотя не были вместе. О любви к родному городу Путивлю с его многочисленными храмами. Большинство из них было уничтожено при Первом секретаре ЦК КПСС Н. С. Хрущеве и по его указанию в 1950–1960 годах. Ваня и Надя после окончания школы мечтают пожениться, поехать в большой город, получить специальность, работать. Они не остаются равнодушными к тому, что уничтожают храмы. В знак протеста написали письмо в райком партии. Но их наученные годами коммунистического режима родители не дают им его отправить. В силу ряда причин Надя изменяет своему любимому. Несмотря на это, они сумели сберечь любовь друг к другу, храмы своих душ. Прошли по жизни с высоким чувством собственного достоинства, честно.

Ник Ремени

Башмаки с каемочкой

Роман

Вместо предисловия

Ник Ремени: «От города-сказки практически ничего не осталось…»

Автор написал книгу о другом Путивле – городе, которого уже нет.

Ник Ремени уроженец Путивльского района и его роман – о большой любви к родному городу. А еще его книга о бережном отношении к настоящему и прошлому, о терпимости друг к другу.

– Это «праздник, который всегда со мной…» – сказал Хемингуэй о Париже. – Я не Хемингуэй, а Путивль не Париж, но для меня он самый дорогой, родной, желанный, который будет всегда со мной. Здесь прошли детство и юность, – рассказывает автор. – Книга «Башмачки с каемочкой» – это книга о Путивле. Я не мог обойти стороной Молчанский монастырь, славящийся своей красотой, речную флотилию на Сейме, которую во времена перестройки просто растащили по частям на металлолом, памятник Ярославне и многое другое.

Уже в далекие времена в Путивле было 24 церкви и 4 монастыря. Об этом пишет историк-путешественник Павел Алеппский. Путивль был городом-сказкой, музеем. И в наше время им бы любовались, если бы его архитектурные памятники не уничтожили.

– Основные разрушения принесла война?

– Во время войны не было уничтожено ни одного храма. Их разрушали свои, начиная с 20-30- годов прошлого века. После войны оставалось 12 церквей. В разном состоянии, но их можно было бы отреставрировать. Но в 50-60-е годы архитектуре нанесли непоправимый урон. К сожалению, от города-сказки практически ничего не осталось. Теперь можно только поплакать вместе с Ярославной над прошлым, да и будущим. Села покидаются молодежью в поисках финансового счастья. Целые селения исчезают с лица земли. А что же достанется будущему поколению?!

О чем еще Ваша книга?

– Мне хотелось отразить быт: как люди одевались, как жили, чем они занимались. Показать ушедшее время 60-х. Вы, нынешнее поколение, не знаете той послевоенной жизни. Литература и кинофильмы тех лет не отражали действительности, а жить было нелегко. И, конечно же, о большой любви.

– Почему так называется роман?

– Башмачки – это устаревшее слово, оно является символом старины, уходящей красоты людей, церквей, далекого прошлого, которого уже нет. Как нет многих зданий, названий улиц, памятников, храмов и сел.

В последнее время люди стали возвращаться к истокам. После стольких лет деградации многие хотят знать свое историческое прошлое. Причем интересно это не только старшему или среднему поколению, но и молодежь все больше им интересуется.

Светлана Голиус

Еженедельник «Данкор-экспресс»

Сумы

Башмаки с каемочкой

Весь мир насилья мы разрушим до основанья…

    Эжен Потье

Часть первая

1

Наш голосистый петух еще не кричал, когда меня разбудила бабушка. Проснулся, но не поднялся с постели, кутался в одеяло. Спим с братом на деревянной лавке за печкой (у нас называют грубкой). Моим бокам жестко от досок. И только пуховый матрац немного спасает положение.

– Ваню, вставай, – слышу тихий, настойчивый голос.

Открываю глаза. В небольшие окна топтанки с низкими потолками струится серый свет. Еле различаю склонившееся надо мною изрезанное морщинами лицо бабушки. Из-под простого ситцевого платка виднеются русые волосы. Они покрыты изморозью седин. Бабушка держит натруженную руку на моем плече и с сожалением глядит на меня грустными серыми глазами.

Видно, жалко моих недосмотренных снов, самых сладких, утренних. Когда начинают кукарекать петухи и громко кокотать только снесшие яйца куры, лаять собаки, мычать коровы. Все в селе приходит в движение.

За окнами август. Для подготовки к школе прошли все сроки. И семья наскребла, наконец, деньги на учебники и тетради. А, самое главное, – на ботинки.

– Вставай, Ванюша, базар начинается рано.

Как бы в подтверждение ее слов по улице прогудела машина. То поехали в город с товаром продавцы нашего магазина.

Брат продолжает посапывать в постели. Ему снятся сладкие сны! Пусть спит. Его уже собрали к школе. А мне не в чем ходить.

Вскакиваю с лавки. Одеваюсь и завтракаю. Бабушка едва успевает за мной. Кормит меня. Затем ставит на деревянный диван две искусно сплетенные из лозы корзины с загнутыми в виде подков ручками. Достает из печи ухватом несколько кувшинов парного молока и переливает его в трехлитровые банки. Закрывает их пластмассовыми крышками.

В комнату заходит мама. В синей кофте, сером сарафане, с фартуком впереди.

Следом за ней заскакивает высокого роста, с волосами ершиком, с вечно обеспокоенным, вытянутым лицом отец.

– Тышко вже прыихав, потарапливайтесь, – говорит.

Родители осматривают банки, прокладывают между ними бумагу, чтобы не разбились.

Мама дает бабушке деньги, специально отложенные, чтобы «скупиться» к школе.

– Хватит ли на обувь, книги, тетради, ручки? – сомневается и вопросительно смотрит в сторону мужа.

Тот вертит головой, недовольный, когда от него чего-то требуют, приглаживает непокорные рыжие волосы. Думает, что делать. С деньгами напряженка, но и тянуть больше некуда. Занятия на носу.

Наконец, с юношеской проворностью лезет на печь, не снимая бурки с калошами. Эту обувь носит по дому зимою и летом. Достает в потаенном месте несколько хрустящих бумажек. Тщательно считает их. Снова пересчитывает, щурясь близоруко серыми глазами. Отдает бабушке.

– Из денег на топливо взял. Постарайтесь не тратить, – обращается к ней.

Бабушка колеблется, не хочет, чтобы трогали деньги на топливо. Зима не за горами. А торфа не завезли. Затем все-таки прячет бумажки за пазуху.

Отец берет корзины, первым выходит во двор. По мягкой привядшей травке идет к забору на улицу. Маленькая, но подвижная, мама опережает его, открывает калитку.

Возле соседней усадьбы стоит телега. Невысокого роста, с румяными щеками, с лысиной на голове, в черных брюках и рубахе в полоску у воза хлопочет дядько Тышко.

– Вовремя, – улыбается толстыми губами и обращается к отцу. – Помоги, Никита!

Отец осторожно ставит корзины. Вдвоем поднимают воз, Тышко вытягивает деревянное с металлическим ободом колесо на край оси. Запускает квач в полное солидола ведро, и щедро наносит смазку на ось. Смазав повозку, мужчины стелют на жесткие доски свежескошенную траву. Разравнивают, покрывают старым одеялом. Затем ставят корзины, ящик с курами, кладут несколько мешков с яблоками и грушами.

Выходит тетя Маша. В простом, но ярком платке, в просторной кофте в полоску, в темном сарафане. Длинная русая коса стелется по ее спине. Одного роста с мужем, но тоньше и стройнее.