Моя дочь от бывшей

– Сашенька, а ты почему опоздал? Пробки на дорогах такие большие? – лепечет мама в попытке исправить ситуацию и оправдать тем самым своего непутевого сына.

– Да, пробки, – киваю я, хотя понимаю, что нагло вру в это мгновение.

Плюхаюсь за стол и поправляю воротник рубашки. Мы с Дариной обмениваемся многозначительными взглядами, а мне так и хочется сказать ей, чтобы перестала улыбаться, как поломанная кукла. Я понимаю, что накосячил, понимаю, что никогда не стану достойным мужем для неё, но она всё это знала с самого начала. Знала, и её устраивал такой расклад. Тогда почему теперь так много ожиданий?..

– Александр, твоя мама и Дарина уже сообщили мне радостную новость о том, что вы с моей дочерью решили пожениться. Я, конечно, не ждал, что ты попросишь её руки у меня, но красивее было бы сделать Дашеньке предложение официально.

Дашеньке…

Как противно он склоняет имя своей дочери.

Это же два разных имени!

– До меня дошли слухи, что одна из компаний, которую ты поднимал с нуля, начала падать… Я мог бы подсобить ей подняться, если у нас с тобой будут родственные связи, конечно же.

Гад!

Знает, за что зацепить.

Выдавливаю улыбку и делаю вид, что я заинтересован в разговоре. Да пускай думает, что хочет. Нужно подмазаться? Я сделаю это, а потом поеду к очередной тёлочке, а не к его дочери. И я вижу, что он прекрасно понимает это, но молчит. Его устраивает такое будущее. Дарину оно устраивает. Мою мать устраивает. Тогда в чем дело? Почему я тяну? Вот только вся эта наигранность бесит меня, а мысли, в порядке ли Вика, сводят с ума. Хватаю блюдце и кладу на него луковое колечко. Подхожу к Дарине и встаю перед ней на одно колено.

– Дарина, ты выйдешь за меня замуж? – спрашиваю я, протягивая ей блюдце.

Мама возмущённо ахает, а Григорий Матвеевич скрипит зубами. Дарина хлопает ресничками и пытается выкрутиться. Она хочет оправдать меня в глазах своего папаши, скрасить всю мерзость моего поведения.

– Малыш, это так мило с твоей стороны… О лучшем предложении я и мечтать не могла, – сквозь слёзы выдавливает моя «невестушка». Она знает, какое предложение я делал Вике, какой грандиозный праздник устроил для той, кого люблю, а у меня в голове звучат до омерзения скрипучие слова: «Иди к своей любительнице малышей». Самолюбие уязвлено, а я надеваю колечко на трясущийся палец Дарины и улыбаюсь.

– Можешь теперь съесть его, Заюшка, – говорю я, делая акцент на ушах, пожалуй, единственном недостатке, который так сильно портит внешность моей избранницы, и ей приходится распускать волосы, чтобы скрыть свои заострённые эльфийские ушки.

Дарина дрожит, дёргает губой от обиды, а я встаю на ноги, возвращаюсь к своему месту и плюхаюсь на стул. Накладываю в тарелку салат и принимаюсь уплетать его, а потом смотрю на всех присутствующих, раскрывших свои рты.

– Что-то не так? – спрашиваю я. – Вы хотели официальное предложение? Я его сделал! Ах да! Простите, забыл кольцо с бриллиантами. Я ведь с работы сюда примчался, голова забита совсем другими мыслями.

Достаю из кармана пиджака бархатистую коробочку с кольцом, которое мне всучила мать, подхожу к Дарине и ставлю перед ней.

– Такое нравится больше? – спрашиваю я, понимая, что мать и Григорий Матвеевич готовы закопать меня заживо в эту секунду.

Дарина открывает крышку и расплывается в счастливейшей улыбке. Ей понравилось. Молодец. Что тут скажешь? Любительница блестящего… Именно мои деньги и заставляют её терпеть дрянной характер «жениха». Фыркаю и ухожу.

– Сашенька, ты куда? – доносится вслед голос матери.

– У меня дела… Я не успел завершить работу. Простите.

Даже не оборачиваюсь и не прощаюсь. Если Григорий Матвеевич попробует потопить меня, мы с ним столкнёмся в схватке, а пока я не знаю, к чему хочу двигаться дальше.

В настоящий момент меня волнует только одно: я хочу узнать, в порядке ли моя бывшая.

Жива ли?

Здорова ли?

Узнаю, а потом я продолжу ненавидеть и топить её, но сейчас хочу убедиться, что в её глазах всё ещё есть жизненный блеск.

*Вика*

Я выхожу из офиса и чувствую, что меня начинает мутить. Все эти таблетки, кажется, дали обратный результат. Специально, чтобы скорее найти работу, хорошо пройти интервью, до которого удалось достучаться, выпила тройную дозу и потому сейчас перед глазами немного двоится. Иногда такое бывает – какая-то странная реакция организма на препараты.

Но все зря. Все совершенно зря.

И в этом месте мне отказали, здесь тоже сказали, что я не ко двору. Хочется поднять голову и закричать от злости – ну почему, почему все так получилось, отчего он решил преследовать меня?

Саша всегда был упертым, если что вобьет себе в голову – хоть расстарайся, но все равно поступит по-своему. Когда-то эта черта мне казалась романтичной и очень нужной – тогда, когда она работала на мою сторону. Но теперь, когда он решил отчего-то сжить меня со свету, я уже не знаю, что делать.

Теперь все кусочки пазла встали один к одному, сложились в единую картину – он отчего-то вернулся в наш город и решил, что пришло время снова мучить меня, сживая со свету. Мы столько времени ничего не знали друг о друге, и я только-только начала привыкать к тому, что он никогда не появится на моем пороге и не попросит прощения за то, что унизил, растоптал мою жизнь, подвел собственную дочь. И вот он появляется, но только для того, чтобы сделать мою жизнь еще хуже!

Медленным шагом я иду по направлению к саду, за Варенькой. медленно начинает идти белый снежок, я же отмахиваюсь от самых крупных снежинок, которые ложатся на ресницы.

Раньше всегда радовалась первому снегу – казалось, что это еще одна возможность начать что-то с чистого листа, и белые холодные пушинки будили в душе ощущение чего-то волшебного, нового, свежего. А теперь…

Теперь я думаю о бытовых вещах. О том, что сапожки Вареньке малы, и мне нужно покупать новые, а денег на это нет. О том, что не успеешь оглянуться, и наступит Новый год, и мне нужно будет придумать ей какой- то оригинальный и в тоже время нужный подарок. А также о том, что еще на один год я стану старше, а счастливых дней в моей жизни становится все меньше и меньше.

Меланхоличные мысли разлетаются от резкого окрика велосипедиста со спины:

– Посторонись!

Я резко замираю, и жду, когда меня объедет мальчишка из доставки еды. Он звенит звоночком, и катится дальше. Довольно думать о плохом! Все еще наладится! – будто бы говорит этот звоночек, и у меня нет причин ему не верить. И сейчас наладится, и прежде у нас были темные времена, но все их мы как-то ухитрялись переживать.

Вхожу в здание и сначала немного стою молча, ожидая, когда глаза привыкнут к этому свету. Снова становится жарко, да так сильно, волной, что хочется скинуть с себя пальто, обувь и лечь на холодный кафель, который лентяйкой протирает няня.

– Привезут сейчас Варю, а ты посиди, – говорит она мне тихо.

Я повинуюсь – нет сил ни на что. Будто бы разом они вышли из моих легких вместе с морозным воздухом, который я вдохнула еще на улице.

Слышу голос воспитателя. Она что-то говорит ласково, но ответа ей нет. Немного странно, потому что все здесь очень любят поговорить – от директора до ночной няни, которая читает малышам сказки.

Я поднимаю голову и вижу: Варенька полулежит в коляске. Голова запрокинута, глаза прикрыты.

– Что? Что случилось? – резко подбегаю я к ней, и понимаю, что и у само темнеет в глазах.

– Неожиданно поднялась температура, мы дали жаропонижающее, медсестра наказала обильное питье и противовирусное. Вы, пожалуйста, проследите. И полечитесь хорошо дома, – тихонько говорит воспитатель. Тамара Семеновна грустно улыбается мне, и дотрагивается до моей ладони, чтобы поддержать. Но тут же одергивает руку: – Ой, да у вас у самой температура! Вы вся горите!

– Да нет, нет, – отмахиваюсь я. Не хватало еще, чтобы тут тоже начали сомневаться в моей родительской пригодности! – Просто так кажется с мороза. На улице снежок пошел.

– Снежок… – хрипит Варенька.

Действительно, нам срочно нужно домой, лечиться.

Я смотрю в окно, за которым начинается настоящая снежная буря – и не скажешь, что еще полчаса назад первые снежинки в этом году ласково ложились на щеки, – и понимаю, что обе больные, температурные, мы не сможем преодолеть этот тяжелый путь домой.