– Маш, – Тим резко остановился, окинув меня тревожным взглядом. – Подожди-ка меня здесь.
– Ч-чего? – дрожащим голосом спросила. Изо рта шел холодок, да что уж там, я была мокрая с ног до головы. Тело будто закинули остужать.
– Сейчас.
Он спрыгнул с велика, кинув его на землю. Затем пошел в сторону частных домов. Позвонил в одну дверь, в другую. На третей открыли. Милая бабушка в желтой косынке и серых колошах. Они о чем-то поговорили, потом Тим вытащил бумажник и отдал ей точно не меньше пяти тысяч.
– Маш, – крикнул Авдеев, жестом показывая, чтобы я подошла.
Женщина открыла дверь к себе во двор, и мы, в самом деле, вошли.
– Что мы здесь делаем? – шепотом спросила я, оказавшись под крышей.
– Не даем тебе замерзнуть, – ответил он до ужаса заботливым тоном. По телу пробежал мороз, то ли от холода, то ли от того, что Тимур так мило себя ведет.
– Проходите, – поторопила нас бабушка.
Домик был маленький, но внутри вкусно пахло сдобой. Низкие потолки, ковры на полу и деревянные рамы на окнах. Будто попадаешь в СССР, все так и кричало о старине. Женщина выдала нам полотенца, отправила в комнату, а сама пошла, поставить чайник.
– Ты дал ей денег? – спросила я, рассматривая маленькую спальню. Кровать размером на полтора человека, на стене ковер, тут этих ковров было очень много. Шкаф, который едва не разваливался, и цветы в горшках.
– Ну а ты думала.
– Зачем? Мы же почти доехали до станции.
– А толку, что почти? Там даже козырька нет. И дождь вон какой. Ощущение, словно он не планирует заканчиваться.
– Ну мы бы… – протестовала я. Как-то неудобно стало.
– Помолчи, а?!
– Пойдемте, детки, – бабушка появилась вовремя. Позвала нас на кухню, где уже ждал горячий чай. Женщина налила суп в желтые тарелочки, поставила пирожки, даже фруктов нарезала. Я смущалась, а Тимур спокойно уплетал еду.
После Надежда Павловна, так звали хозяйку, выдала сухую одежду. Сказала, что мы можем заболеть и лучше бы переодеться.
– А как мы ей ее вернем? – не поняла я, рассматривая вещи в руках.
– Наше высохнет и вернем. – Сообщил Тим, а потом резко стянул с себя толстовку вместе с майкой. Его накаченная грудь, рельефный пресс, и такие широкие плечи – все это предстало передо мной, и я едва не ахнула. Щеки залил румянец.
Кое-как из последних сил, я отвернулась. Поплелась в туалет, чтобы переодеться там. Ведь Тимур однозначно меня не смущался. Хотя… Боже! Я видела парней без майки, да даже на море их полно. Но все это не идет ни в какое сравнение. Потому что сердечко мое екало на Авдеева. Прыгало, как баскетбольный мячик, и требовало еще. Ему вообще было мало, а лучше бы потрогать, пройтись руками и позволить чужим рукам… Стоп. Вот это уже совсем помешательство. Ненормальное.
Глава 26 – Тимур
Я сошел с ума. Нет других логических объяснений. Просто потеря рассудка. Почему? Да потому что мне хотелось смотреть на Машу, улыбаться ей, касаться ее, и, черт возьми, целовать. Время теряло ход рядом с этой ненормальной. А она продолжала сторониться меня. Так запросто давала отворот-поворот. И это бесило знатно.
А еще она смущалась. Щеки ее заливались краской, ресницы припускались. Робкая. Маша была чертовски робкой, при всем своем бойком характере. И это мне тоже нравилось.
Что на том проклятом свидании, что сегодня, я продолжал смотреть на Уварову и задаваться вопросом – почему. Почему рядом с ней мне хорошо, почему просыпается желание именно с ней. Почему на других не работает команда «фас». А Маше достаточно одного взгляда, и я готов на все. Лишь бы получить еще дозу.
Бред. Сумасшествие.
И почему она такая красивая?
Никогда и ни к кому я не испытывал похожего. Страшное ощущение. Будто от наркотика. Ломает, и ломает. Но стоит только ей улыбнуться, и все – я уже не седьмом небе.
Вот и под дождем, когда заметил, как Уварова дрожит, решил попробовать постучаться к людям. Кто не захочет за деньги приютить двух молодых людей. Конечно, бабулька не отказалась. Я сказал, что мы останемся до утра. Потому что был убежден – ливень не стихнет.
Маша вернулась в комнату, которую Надежда Павловна выделила нам. На ней была широкая майка, закрывающая бедра. Но ногах такие же широченные штаны, по самые пяты. И даже в этой странной одежде она мне показалось безумно красивой.
Я сломался.
Смотрел и смотрел на Уварову. Уже который раз проходился глазами по идеальной фигуре: тоненькая талия, худые ноги, небольшая грудь, а еще она так сексуально прикусывала нижнюю губу, что у меня в штанах происходил пожар.
Ненормальная.
Я и сам ненормальный.
– Я странно выгляжу? – спросила Маша, усаживаясь рядом. На мне были какие-то дедовские шорты по колена и серая майка, от которой несло порошком.
– Ну… – протянул я. Сколько раз пытался сказать ей сегодня, какая она милая. Однако ни разу так и не получилось. Ну не умел я делать комплименты девушкам. Никогда не делал. Разве что пошлые.
– Ну и не смотри! Отвернись. А то еще не дай Бог приснюсь ночью, – пробурчала она. Знала бы, что уже, итак, снилась мне ночью. Много, слишком много и часто.
– Да ладно, не так уж и стремно. Ты на меня посмотри. Я похож на сорокалетнего деда?
– На двадцатилетнего, – усмехнулась Маша, разглядывая меня. Мы сидели настолько близко, что наши плечи иногда касались друг друга. Поцеловать бы ее. Прямо сейчас. Нежно. Страстно. До хрипа. Пока в легких не закончится кислород.
Я вздохнул. Никогда не желал чего-то так сильно, как эту девчонку.
– Что? – спросила Уварова, прикусывая нижнюю губу.
– Не делай так.
– Как так?
В ответ я дал ей щелбан. Потому что смотреть на невинную улыбку, на то, как она хлопает своими пушистыми ресницами, было невозможно.
– Эй! – крикнула Маша.
– Мы до утра тут, – сообщил я, переводя взгляд на окно. Капли дождя продолжали отбивать ритм, падая на подоконник. На улице уже стемнело, время пролетело слишком быстро.
– Что? – голос Уваровой звучал как-то растерянно и удивленно.
– Я оплатил до утра, потому что смысла ехать домой все равно нет. Там поливает, такси в эту глушь не приедет. Тут стремно, но лучше уж переждать.
– Постой! – воскликнула она, подскочив с кровати. – А почему ты мне ничего не сказал? Почему не спросил у меня? Вдруг я не смогу… вдруг… да и… тут одна кровать!
– Разве твой папаша не свалил в командировку? – уточняю у нее, хотя и уточнять нет смысла. Об этом учителя трепались всю неделю в столовке.