Отражение в стекле

Ближе всего находился супермаркет «Славяна». Артём, сколько жил здесь, всегда видел стабильный поток покупателей в этот магазин, который отлично справлялся с функцией продуктового гастронома далеко не в центре города. Пусть там и никогда не появлялись изыски, которые можно было без труда найти в «Соколовском», где даже цены соответствовали названию и, обычно, очень высоко летали, всё же в «Славяне» было всё то, что требовалось для сытой жизни.

Автоматические двери бодро распахнулись перед идущим юношей. Артём взял корзину и вышел в основной павильон, где и находились все товары, местоположение которых не менялось из года в год, и было выучено ещё в первый месяц после переезда со старой квартиры.

Мама настаивала на том, чтобы Артём остался в их потрёпанной трёшке. Но он понимал, что будет использовать всего одну комнату, а вот убирать придётся все сразу. Лишь через пару недель споров, в качестве компромисса, Артём согласился сдать её одной небольшой, но приятной в общении семейке, которых он мысленно называл «господа Федотовы» – тихая, далеко не самая обычная, но вполне порядочная молодая пара, готовящаяся к скорой брачной жизни.

Поначалу их нестандартность не показывала себя, однако, чем дольше они жили в квартире, тем чаще Артём стал это замечать и понял, что всё намного сложнее, чем могло показаться сразу. Главой семейства по праву мужчины был признан Валентин Федотов – представитель если уж не самых высших, то точно сливок общества интеллигенции средней руки. Этот щупленький паренёк с неухоженными волосами и забавными очками, будучи ненамного старше самого арендатора, уже имел учёную степень кандидата наук в области анатомии и биологической кибернетики, отлично играл на фортепьяно, часто декламировал особо известные произведения зарубежных и отечественных поэтов, обожал игру в шахматы и в целом явно ощущал себя безупречно по отношению к жизни. И при всём этом, он пытался не забывать про спорт, и хоть до разрядной степени ему было ещё далеко, он нередко хвастался своими личными покорёнными вершинами в плане бега, в чём активно поддерживала его избранница.

Вика не имела фамилии, потому с удовольствием взяла титул Федотовой. Никто толком не знал, как она оказалась в приюте, она же отлично знала, что не хочет знать своих родителей. Будучи изгоем не столько для окружающих, сколько для самой себя, Вика отдала всю свою жизнь спорту, окунулась в мир бокса, закрепляя дух и укрепляя характер, однако это же и играло с ней злую шутку. Пока все активно раздумывали на тему отношений и любви, её шансы на этом фронте таяли с ужасной скоростью. Оттого всех пробрало ещё большее удивление, когда она открыла свой внутренний мир главному зубриле города, пала к его коленям и, подобно жар-птице, переродилась, став нежной и любящей девушкой, воспитанной заново Валентином, и ставшая почти что незримым идеалом нравственности.

Артём не мог сказать, мог бы он сделать что-то подобное: несмотря на всё, он считал, что многое зависит ни столько от него самого, сколько от человека, которого приходится перекраивать вдоль и поперёк; вставлять новые детали в голову; подправлять что-нибудь, а самое главное – оторвать часть своего любящего сердца взамен сердца другого человека, не знающему ласки, вдохнуть эту любовь. Для такого нужна титаническая сила воли, сильная любовь к людям и, несомненно, целый океан ещё большей любви всего к одному человеку из всех на свете, ради которого будет не страшно осушить этот океан до половины, рискуя, что он засохнет.

С такими мыслями, вспоминая жильцов квартиры, Артём вышел из магазина, уже поднялся на свой этаж, открыл дверь и поставил пакет в прихожей, после чего заглянул в комнату и, устремив взгляд на фотографию, сказал:

– Я дома, Вера, – он улыбнулся так, будто она могла слышать и ответить ему. Впрочем, а почему бы и не могла?

Поставив пакет на кухне, Артём начал вытаскивать оттуда то, что купил в магазине: замороженный фарш, банки томатного соуса, пачку гречки, пакет макарон и огромную стопку печенья, которая была бережно расставлена на одной из верхних полок. Солнце уже успело скрыться, время начало замедляться, видя, что Артём в последний на сегодня раз снимает с себя пальто. Часы показывали десять вечера – в такое время не приходило ни одной мысли о сне, ноутбук не манил к себе столькими возможностями для полной капитуляции свободных часов перед сном, потому он снова обулся и спустился на пять этажей ниже.

«На площадке четыре двери: в трёх не те, кого хотелось бы тревожить, в последней Марго. Внимание, знатоки! В какой двери Марго?»

«В самой левой» – уж слишком быстро и самоуверенно ответил голос в голове.

«А ты-то откуда знаешь?»

«Интуиция. Звони давай»

Артём вдохнул и позвонил в висящий рядом дверной звонок. Через несколько секунд пахнуло перегаром, и в дверь высунулся мужчина с пивным животом, обросший щетиной.

– Чё надо?

– Здрасьте… – Артём почувствовал, как начинает краснеть. – А Марго тут живёт?

– Напротив это шкодла живёт.

– Простите?

– Ты ещё и глухой? Напротив, говорю, живёт!

«Артём, вмажь ему!»

«Это неправильно!»

«Да вмажь ты ему!»

– Э, парень, ты или глухой, или просто туповат! Ещё вопросы, говорю, есть?

– Н-нет, спасибо. Всего доброго.

«Трус!»

«Просто я умею держать себя в руках, а не лезть с кулаками на всё, что движется»

«Ну да, трус короче говоря. И врать ты не умеешь. К тому же, попытка соврать самому себе схожа с чем-то, отдающим сущим идиотизмом!»

«Всё, отстань!» – Артём позвонил в другой звонок. На этот раз открыла та, кого он ожидал увидеть в первый раз.

– Артём? – Марго опешила от изумления.

– Вроде не так много времени прошло с последней встречи, забыла уже? – он рассмеялся. – Я это, привет, Марго.

– Привет… ты какими судьбами вообще?

– Да так, просто решил предупредить, что твой сосед напротив – крайне неприятная личность…

«Не забудь предупредить, что ты трус»

– А, этот– то? Не обращай внимания на эту обезьяну пропитую. Этот придурок разве что своим собутыльникам отвечает с нотой уважения. Зайдёшь, кстати? Я, конечно, слегка развела дома мусорку, но это ради дела…

– Дело превыше всего, сам такой. Ну, раз уж напросился, а ты приглашаешь, то с радостью воспользуюсь моментом.

Марго жила в двухкомнатной квартире и, в отличие от Артёма, рабочее место девушки находилось не в спальне. Из приоткрытой двери тянуло запахом свежей краски.

– Так ты художница?

– А? Нет… это так… простое увлечение. Я ещё не определилась, кем я буду.

– А есть какие-то варианты?

– Нет. Пока занимаюсь тем, чем вздумается, может, чего и придумаю.

– Знакомая история. Ну, художнику и получить что-то помимо удовольствия от процесса сложнее. Это тебе не писательство…

– Так тут и работа другая. Да и на недостаток вдохновения жаловаться вряд ли придётся. Ты проходи, проходи.

Рисунки были везде. Абсолютно каждый свободный клочок стены был ими завешан. В большинстве своём это были пейзажи: деревья и люди, одиноко стоящие на разных фонах моря. Иногда проскакивали тонущие в дожде города, скрюченные силуэты на сером фоне, и просто тени, от которых чувствовался немой укор в сторону наблюдателя. Возле окна стояло мягкое кресло с маленьким столиком, на котором ждала своей очереди кружка чая; заправленная одноместная постель, придвинутая вплотную к стене, удачно вписывалась в картину, как и тумбочка с большим зеркалом и множеством баночек и флаконов.

– Лёгкий беспорядок. Не ожидала гостей, если честно…

– Брось, если это – лёгкий беспорядок, то у меня дома настоящая помойка. К тому же, тут достаточно уютно, хотя и должен признать… некоторые картины выглядят жутко…

– Хотела создать образ этакой галереи без единой темы. Взяла те, которые можно разглядывать часами, напитываясь нужным настроением.

– Я так же делаю с музыкой. Иногда бывает полезно поставить мелодию на задний план, пока пишешь.

– Да… так… чем обязана?

– Если честно, я просто решил тебя навестить… по дружески.

– А-а-а… – протянула Марго с разочарованием в голосе. – А где ты, кстати, был вчера? Тебя весь день после нашего разговора не было.