Отражение в стекле

– Я и сам не помню, как это вышло, но я чувствую, что долгое время ничего не понимал, а вокруг было ничего, кроме тьмы. Это странное чувство… дежавю какое-то.

– А потом?

– А потом я прозрел и начал видеть твои сны. Некоторые чисто случайно сохранились и я жадно рассматривал повторяющиеся сюжеты самых обычных и необычных вещей. И вот тогда я и начал пробовать вмешаться в это всё, хотя и получалось слишком плохо. В один момент как-то заметил, что у меня есть некоторая база данных в голове: воспоминания из твоей жизни. Самые яркие, по своему хорошие или чрезвычайно плохие, которых, к слову, немного больше.

– Почему я не удивлён? – на выдохе сказал Артём. – На самом деле, я уже собирался уходить. Так можно и весь день проспать.

– Потом всё равно вернёшься. Если бы была возможность, то все бы возвращались… – задумчиво протянул Сущность, наблюдая за появляющейся дверью с видом на потолок.

Сразу как только Артём пересёк проём, он шумно задышал и продрал глаза, перед которыми действительно висел сероватый потолок. Тело всё ещё ныло, даже дышать было сложно. Опираясь локтем о подушку, проснувшийся сел на диван, унял возникший в голове звон и попытался встать, но споткнулся и свалился обратно на диван. К горлу подступила тошнота. Отдышавшись, Артём вновь попробовал устоять на ногах, опять норовил упасть, но вовремя схватился дрожащей рукой за стол, побрёл в сторону кухни, и уже на третьем шаге понял, что свернёт в другую комнату. Через минуту, одолеваемый лихорадкой, кое-как добрёл до кухонного стола, осмотрел его и закашлялся.

«Не хватало ещё заболеть», – Артём провёл потухшим взглядом по посеревшей кухне, дотянулся рукой до чайника и необычайно легко поднял его и поставил на плиту. Он был пуст.

– Может, сначала лучше наполнить? – спросила стоящая в проходе Вера.

«Или это сон. Или заболел, или сон, всё в порядке…»

Он поставил чайник под кран и включил напор на полную. Когда он повернулся к Вере, в проходе уже было пусто.

– Идти можешь? – спросил сидящий возле стены Стас.

– Я сонный, а не в ногу стреляный, – ответил кто-то.

– Ты бы себя видел, сонный! Мамай верно подметил, что ты из стороны в сторону мечешься.

Из чайника уже вовсю выплескивалась вода. Толчком выключив воду, одолеваемый бредом писатель попробовал поднять его обратно на плиту, но даже не оторвал от дна раковины. Ручка с громким лязгом ударилась о железную стенку, болезненно вдарив по ушам. Из носа почти тут же брызнула кровь.

«Сущность, вытащи меня отсюда!» – закричал про себя Артём.

Но никто не ответил.

– Сущность! – вместо крика из глотки вырвался шёпот. Взгляд в окно отразился ещё одной волной режущей боли: солнечный свет страшно слепил, будто поджигая сетчатку.

– Может, тебе прилечь? – раздался бурлящий голос из чайника, захлёбывающегося идущей из крана кровью.

– Может, тебе прилечь? – спросил Макс, брызжа слюной. В руке торчали сотни пустых шприцов.

– Может, тебе прилечь? – прорычал Могильщик, стуча по мясистой стенке, содрогающейся от каждого удара.

– Может, пора сдохнуть? – ворвался ураган голосов, сбивший несчастного с табурета. Боль в теле не ощущалась, взгляд тяжелел с каждым мигом, проведённым на полу, а встать не получалось из-за растёкшейся по полу воде вперемешку с кровью. В дверном проёме встали тяжёлые ботинки, одетые поверх чёрных штанов.

«Может, тебе прилечь?» – без эмоций спросил Сущность.

***

– Так-с, молодого человека не тревожить денька так три, но по возможности выводить на прогулки: свежий воздух тоже лечит. А так всё с ним нормально – просто сильное переутомление. Кровь носом пошла из-за давления, обморок могу сослать на недоедание, если есть возможность, то лучше кормить его почаще, а то этот недовес с ним хороших шуток уж точно не сыграет. А так, собственно, и всё, – проговорил пухлый мужчина с докторским чемоданчиком. – Если обмороки продолжаться – сходите в больницу, назначим курс лечения. Сейчас не хочется молодую организьму химией пичкать – медицина-то медициной, а только ещё неизвестно, сколько толку от нашей этой медицины.

– Но ничего серьёзного не произошло? – спросил он доктора.

– Не-ет! Голодные обмороки, конечно – птица редкая, но я всё понимаю. Юная кровь попросилась в свободный полёт, а теперь пожинает плоды своей самоуверенности. Вы, уважаемый, сделали правильный выбор, когда решили его навестить.

– Я вижу. Вас проводить?

– Да, пожалуй. Вы ведь за ним присмотрите, пока он не очнётся?

– Постараюсь задержаться как можно дольше. У меня тоже есть некоторые дела.

– И это верно! Ну-с, – мужчина встал и пошёл в коридор, – я сделал всё, что посчитал нужным, а теперь прощайте-с.

– Спасибо, доктор.

– Всегда пожалуйста.

***

Пыльный коридор кончался стеной света, из которой дул ветер. Чем дальше он шёл, тем понятнее становилось, что пространство сужалось, а воздух кончался. Когда до конца оставалось несколько метров, пройти дальше стало невозможно, сзади послышался оглушительный рёв, и нечто туманное и бесформенное стремительно сокращало дистанцию, затем прыгнуло и растворилось в слепящих лучах. Стены разошлись, давая пройти: за световым барьером оказалась поляна, освещённая закатным солнцем, виднелась небольшая беседка. Почему она кажется ему знакомой?

***

Артём еле заметно дрогнул и приоткрыл глаза. Было темно, но через несколько секунд зрение стало привыкать, послышался стук секундной стрелки, на теле ощутился вес одеяла. Повернувшись на спину, стало понятно, что в комнате включена настольная лампа, на краю поля зрения виднелся расплывшийся силуэт стакана, а на спинке кресла висела кофта. Но почему она не кажется знакомой?

Лишь сейчас, развернувшись на бок, стало видно тёмные растрёпанные волосы, как будто кто-то бежал против ветра. Марго сопела, подогнув колени ближе к себе и оперлась на них лбом, рядом с ней лежал плеер с воткнутыми в него наушниками, из которых практически неслышно доносилась мелодия с электронной гитарой. Рядом лежал недорисованный карандашом рисунок: незаконно фантастический во всех пониманиях предел романтизма. Мост над покойной гладью, огромная полная луна и двое, держащихся за руки влюблённых. Сколько времени она могла на это потратить?

Часы показывали час ночи, за окном слышалась морось. Приподнявшись на локтях, Артём начал шарить глазами по комнате в поисках одежды, но ничего не нашёл. Да и в целом комната выглядела чище: воздух пах лишь сыростью и прохладой ночного ненастья, со стола пропал всевозможный хлам, как и пыль из угла возле двери, так часто мозолящая глаза.

«Я бы и сам мог… когда-нибудь», – Артём подумал было сказать это вслух, но решил, что будить определённо уставшую девушку – неприлично с его стороны, потому аккуратно встал на обмякшие за время в постели ноги и подошёл к шкафу. Благо, ковёр заглушал все шаги, поэтому по комнате можно было передвигаться без утруждения.

Но и в шкафу его ждало разочарование: привычный порядок вещей был нарушен, и теперь чтобы найти хотя бы футболку потребовалась минута, за которую Марго пару раз угрожающе переменила позу сна. Наконец переодевшись, юноша отправился в ванну, без света нащупал кран и, почти не подавая напора, налил полные ладони воды и отправил их в лицо. Хотелось глянуть на себя в зеркало, но глаза всё ещё плохо различали черты лица в ночной темноте. Артём снова прошёл в комнату, залпом опрокинул в себя стакан воды и отправился на кухню за новой порцией: жажда мучала сильнее неизвестно откуда взявшегося голода. Оттого было дважды удивительно обнаружить на столе полный кувшин со встроенным фильтром, рядом с которым стояла одна из его любимых кружек.

«Справедливо, Марго, справедливо. Впрочем, ты и не могла знать, что именно из моей любимой кружки ты пила… кофе? Но у меня ведь нет кофе»

Осушив графин до половины, жажда ушла и Артём грузно уселся у стены. Что-то с этой кухней тоже было не так: как-то чище смотрится скатерть, иначе гудит холодильник, теперь лишь мерно урчащий, а не ревущий, словно взбесившийся бык. Даже вид из окна казался несколько чище, ярче и… новее?

«Марго? – мигом пронеслось в голове, – Зачем?»

Мысли путались между собой так охотно, что в ушах поднялся белый шум. Хотя было сложно сказать, от долго ли сна этот шум, или действительно голова впервые за несколько лет полегчала, и в то же время отяжелела новой кипой размышлений. Артём вышел в проём комнаты и снова посмотрел на спящую девушку. Что-то невинное было в этом странном и таком разном создании. И как сочетала в себе эту непохожесть на других людей, так же она и представляла из себя нечто прекрасно-кроткое, манящее и интригующее. Будто она – последняя неизведанная долина на планете, притягивающая искателей приключений со всего света своими легендами, рассказанными деревенскими стариками. Разница была лишь в том, что этот островок неизвестности имел свою жизнь, не тянул к себе толпы людей и красота его заключалась больше в лаконичной простоте, нежели в фамильярности или тем более в лишнем пижонстве и творческом щегольстве. Именно про таких, по его мнению, и были достойны самого лучшего и раскрывали себя лишь полностью вверив себя в руки того достойного.

Сказать, что Артём видел спящего на полу ангела – значит неумолимо преуменьшить всю его благодарность хлопотливой подруге, благоговение перед возможностями имения самого красивого в самом простом и восхищения скромностью Марго, как девушки.

И всё же не отпускало чувство, что есть что-то новое. Но что могло измениться за… а сколько времени прошло вообще?

Артём прошёл к часам и лишь уставившись на них понял, что не знает ни даты, ни того, когда свалился на пол и в целом слабо помнил, как то утро проходило. Да и… а как оно прошло в целом? Осознав всю безысходность, юноша вздохнул и сел в кресло напротив Марго, но почти тут же встал, почувствовав себя неловко, решил пересидеть на кухне, ожидая пробуждения девушки. И снова встал на выходе, замерев в неуклюжей позе, развернулся на пятках, подложил под её голову подушку и укрыл одеялом, лишь после этого почти бегом ушёл, чтобы уставиться в окно.

«Эх, девушки…. Если бы я с вами не общался, кем бы я был сейчас. Чем бы я являлся, если бы ни разу не обмолвился с вами словом, не погружался в эти глупые, и оттого ценные диалоги? Кем бы я был, Вера, если бы в моей жизни не было тебя?..

… Да и был бы я вообще? Не пропал бы, затерявшись в собственных сомнениях? Хотя могу ли я сейчас сказать, что я – это я. Я есть то, что было и раньше, но изменился из-за времени, неумолимо текущего куда-то вдаль…. Куда-то солнцу? Разве перед солнцем нет пустоты? А есть ли в пустоте свет? А может ли человек быть предан забвению, если оставил после себя что-нибудь? Можно ли считать, что знаменитые поэты, писатели, актёры, художники, политики, полководцы и даже опасные и оттого известные убийцы и преступники, живут вечно? И такая ли это жизнь, как у Сущности?

Да и много ли я знаю о своём скелете, сидящем в костяном шкафу? В первую очередь надо узнать, а мой ли это скелет вообще? Может, он вообще свой собственный. Может….