– Как говорят в Одессе: «Об все не может быть и речи». Ну и таких достаточно. Всяко-разно – на нашу шею хватит.
Следственные методы работы по возбужденному прокуратурой уголовному делу эффект дали мизерный и не то что радужных – вообще никаких перспектив не сулили. К концу третьих суток расследования это стало ясно даже непрофессионалам. Сначала десятки, а потом и сотни листов протоколов допросов, экспертиз, запросов и ответов на официальных бланках, компьютерные распечатки ГАИ, фототаблицы – в сущности, все возможное и действительно важное уже было сделано, оставались только процессуальные конвульсии, позволяющие имитировать «движение» по делу до того предусмотренного законом дня, когда следователь с легкой душой спишет его в «глухари» и засунет в самый дальний угол сейфа.
– Понимаешь, Степаныч, формально это дело прекратить – раз плюнуть. – Старший следователь региональной прокуратуры по особо важным делам Ишков был старинным приятелем начальника Отдела морской милиции, в кабинете которого сейчас сидел, и мог себе позволить говорить откровенно. – Преступник установлен, погиб и к ответственности привлечен уже быть не может – Кодекс дело прекратить позволяет. А соучастники – какие такие соучастники? Не было никаких соучастников. Машина там случайно мимо проезжала, испугался водитель стрельбы – дал деру. Ну не нашли твои сыщики этого важного свидетеля – что ж поделаешь? Свидетель – всего лишь свидетель, слава богу, не единственный и погоды не делающий.
– Тем более что шведы, как выясняется, из-за Контровского особо не расстроились и такая версия их вполне устроит.
– Да? Тоже неплохо. Героев бы твоих, – Ишков повернулся к третьему участнику беседы, Виноградову, – наградили… Как, молодой человек, неплохо?
– В общем, возражений нет.
– То-то. Все бы хорошо – но шум вокруг этого, мягко говоря, нездоровый. Те дергают, эти…
– Нас тоже, – начальник отдела понимающе вздохнул.
– Короче, найдете мотив – скромный какой-нибудь, не белыми нитками шитый, но – железно закрепленный, железно! – прекратим дело.
– Ревность, долги карточные… – кивнул понимающе Виноградов.
– Ну, Степаныч, чувствуется твоя школа. Ему, наверное, и поручишь?
– Кому ж еще! А, Владимир Александрович? Объект твой, официально по уголовному делу ты работать не можешь – в качестве свидетеля допрошен… Значит, если у закона к покойнику претензий уже нет, они вроде у тебя должны быть.
– Я, товарищ подполковник, не ребенок. С убийцей мы в расчете, хотя он, так сказать, первый начал. Но что для дела надо – конечно, сделаю. Залипуем в лучшем виде. Одна только просьба – если получится у меня на тех, кто его посылал, выйти…
– Владимир Александрович! Мы не меньше вас заинтересованы в изобличении организаторов стрельбы, – голос Ишкова зарокотал негромко, но внушительно – как отдаленная гроза. – Получится – честь вам как сыщику и хвала. Пока у вас не получается – и мы вынуждены искать компромиссы, – на личных местоимениях рокот усиливается.
– Я понимаю, товарищ подполковник, – Виноградов повернулся к начальнику, – как сыщика меня устроят оба варианта. Но как человека, у которого во лбу могло оказаться это… – он кивнул в сторону фототаблицы с изображением извлеченных из тела Контровского пуль – мне ну просто очень хочется глянуть в глаза тем ребятам.
– Эмоции – враг профессионала. Впрочем, молодой человек, ваш начальник считает, что интересы службы для его любимого ученика – не пустой звук. А остальное – ваше личное дело.
– Так сказать, дело частного обвинения…
– Ну, юридически, конечно, не безупречное сравнение… хотя – эффектно.
– Значит, так. Сегодня вечером, Владимир Александрович, доложите план. Подключайте всех, кого считаете нужным, – в той степени и объеме, которые входят в мою компетенцию. Со Службами, в принципе, вопросы решены – если и не помогут, то хоть в компот не плюнут… Свободны.
Должность, которую уже более года занимал капитан Виноградов, полностью называлась длинно и малопонятно даже для значительной части сотрудников территориальных органов внутренних дел – существовала она только в транспортной милиции, да и то не в каждом линейном отделе. Фактически он был начальником подразделения, состоящего из трех офицеров, и без малого двадцати милиционеров и оперативно обслуживающего городской Морской пассажирский вокзал и, естественно, всю сферу пассажирских перевозок пароходства. Так как все его подчиненные одновременно входили в штат соответствующих служб Отдела морской милиции, Владимиру Александровичу приходилось делить свои начальнические функции с полудюжиной других руководителей, хотя как это ни странно, на соответствующую долю ответственности – и за личный состав, и за обслуживаемый объект – никто не претендовал. Его непременно заслушивали на всех итоговых совещаниях – и по линии работы угрозыска, и в отделении БХСС, и о состоянии борьбы с подростковой преступностью, а также по вопросам кадровым, социально-бытовым… Словом, должность Виноградова являлась профессионально исключительно интересным, создающим все условия для саморазвития, служебным тупиком. Уйти с нее, руководящей, на рядовую оперативную работу – как ни крути – понижение, занять место начальника отделения или отдела?.. Как правило, руководителями оперативных аппаратов становятся свои, на глазах воспитанные и вскормленные, – а даже для бывших коллег и учеников из ОБХСС Виноградов уже был и не то чтобы совсем уж посторонним, но и… – скажем так – не родным. Так же обстояло дело и с розыском, и с охраной общественного порядка, а должность начальника Управления, требующую примерно такого же уровня компетентности и универсальности, как и теперешняя, никто пока не предлагал. И вряд ли предложит в будущем. Что же согнало честолюбивого, умного и в недавнем прошлом удачливого старшего оперуполномоченного БХСС с накатанной, оборудованной необходимыми стрелками и указателями, идеально прямой, скрывающейся за горизонтом магистрали здоровой советской карьеры, заставило крутануть баранку на выщербленный и плохо освещенный проселок?
– В этих джунглях каждый жует свой банан, – обычно отвечал на подобные вопросы Виноградов. Однако сегодня, вопреки обыкновению, он продолжил:
– Как мы сейчас с преступностью боремся? Ну вот представь себе: поле, окопы… Надвигаются вражеские танки. Грохот, пыль, гибнут один за другим – лучшие! Кое-кто втихаря в тыл отползает. И вдруг орудийные расчеты получают команду – пушки зачехлить, примкнуть штыки и бить врага гранатами… Нет конечно, враг не пройдет, но почему такой ценой? Кому это нужно? Ну вот, кое-кто из самых непонятливых берет, плюнув на приказы, пушки, лупит по танкам, жжет их – и получает в спину очередь. От своих же тыловых крыс… Ты же помнишь, как всем городом за бандой Тамарина охотились? По закону – ничего сделать нельзя было. Ну и пришлось… Крик стоял – давай! сажай! Худо-бедно – посадили. Теперь орут – провокация! не по правилам! Кто виноват? Кто кричал? Нет, кто зад свой подставлял! Нужен крайний – вот он. В смысле – я. Совсем схарчить вроде рискованно, а вот в почетную ссылку – будьте любезны.
– Логика, в общем, у твоих шефов была правильная, тут уж ты, братец, горячишься. Пересидел бы пару лет в тени – все бы утряслось, позабылось…
– Ага – в тени! – Виноградов положил руки на пачку вчерашних газет. В каждой хоть как-то, но отражался и комментировался инцидент на Морском вокзале. – Помнишь, лозунг был: «Там, где партия – там успех, там победа!»? Так вот, там, где я – насчет тени или, к примеру, тишины и покоя, – напряженка.
– «Виноградов В.А. и его роль в формировании криминогенной обстановки на объектах транспорта». Краткие тезисы диссертации.
– Дурак ты, товарищ капитан, хоть и «академик». Вам, писарям…
– Ладно, ладно, не злись. – Капитан милиции Телков, в отдаленном прошлом – младший коллега Виноградова по отделению БХСС, поступивший вскоре какими-то не совсем ясными путями в Академию, закончивший ее «с отрывом от производства» и сменивший теперь хлопотную оперативную работу на деликатную должность в аппарате Главка – точнее, в инспекции по личному составу, – примирительно потрепал собеседника по плечу. – Что бы ты без меня, писаря, делал… Оценил? Проверка у тебя на Морском три серьезных и с десяток по мелочам нарушений выявила. Я-то понимаю – где их нет? А мое руководство? Думаешь, оно крови не жаждет? А я такое заключение сляпал – все кругом в дерьме, один ты почти д’Артаньян. Хотя, сам понимаешь, можно было бы и наоборот все повернуть…
– Ну, благодетель, спасибо! А давай меняться – ты будешь башку под пули подставлять, а я из-за тебя – с начальством ссориться, доказывать, что ты не виноват, что тебя недоподстрелили. Но уж в следующий раз этот недостаток ты обязательно устранишь.
– Хватит, поссоримся. Слушай, Вова, вам тут, внизу, попроще… Понимаешь, у жены скоро день рождения – надо бы через твоих хануриков чего-нибудь этакого достать…
Радиостанция на столе зашуршала, всхрапнула и опять затихла.
– Т-с-с! Тихо! – капитан Груздев из управления Грачновского неловко повернулся и задел стакан. Содержимое вылилось частично на брюки, а частично – на газету, служившую скатертью.
– Да не дергайся ты, ради бога. – Виноградов слегка передвинул от себя полную окурков пепельницу. С тех пор как он в очередной раз бросил курить, ничто не вызывало у него большего отвращения, чем вид и запах подмокших, использованных фильтров. – У меня же бойцы на посту, если что – предупредят «тональными».
– Давненько я так не сидел, – задумчиво протянул самый старший из присутствующих, уже знакомый здоровяк «комитетчик». – Считай так, что с Указа.
– Только не надо… У вас еще не так пьют.
– Да где угодно – но не в кабинетах.
– А это потому, что вы все друг друга боитесь – кто первый начальству стукнет… От безделья друг на друге тренируетесь.
– Уймись, – оборвал подвыпившего Груздева Виноградов, не давая разрастись до размеров локального конфликта вековому антагонизму между политическим и уголовным сыском. – Уж к Петровичу – это как раз не по адресу.
На правах хозяина он разлил из бутылки остатки.
– Допиваем, подбиваем бабки – и по домам.
– Годится. – Представитель политического сыска огромной виноградовской финкой аккуратно располовинил луковицу и водрузил свою долю на хлеб. – Чтоб у нас все было – и нам за это ничего не было!
Дружно выпили. Решительно, по-мужски смели со стола остатки трапезы, эвакуировали за окно, в бурные воды залива, стеклотару. Достали и разложили – Виноградов на собственном столе, а гости – на лежащих на коленях «дипломатах» – спецблокноты и папки.
– Торжественное заседание, посвященное счастливому избавлению всеми нами любимого товарища Виноградова от вражеской пули объявляю закрытым. Концерта тоже не будет, поэтому…
– Кстати, мужики, смотрите, что я тут себе выписал, – перебил Владимира Александровича чекист, листавший фирменный морфлотовский «ноутбук».
– Перебивать именинника – бестактно, – не преминул отметить язвительный Груздев.
– Пардон-пардон, я быстро… Вот: «Тайные розыски или шпионство суть посему не только позволительное и законное, но даже надежнейшее и почти, можно сказать, единственное средство, коим высшее благочиние представляется в возможность достигнуть предназначенной ему цели». Кто бы вы думали?
– Крючков?
– Павел Пестель.
– Господи, очернители проклятые – уже и до декабристов добрались. И куда госбезопасность смотрит?
– А она, между прочим, сейчас вместе с тобой бандитов ловит, раз уж ваша фирма не справляется, – Груздев был способен вывести из себя даже самого миролюбивого сотрудника КГБ.
– Все, мужики. Поехали. – Виноградов несколько раз чиркнул по бумаге, расписывая ручку. – Петрович, давай, помогай чем можешь.