Дело частного обвинения (сборник)

– Моих только сразу мне передайте. Чтоб перед начальством отчитаться – мы их у себя дожмем, дело техники, – вставил Груздев.

– Нет проблем. Поехали. Ужин стынет, – буркнул Следков и по рядам бронежилетов прокатилась волна одобрительных смешков.

Этим великолепно подготовленным, переполненным силой и уверенностью в себе, не обремененным излишним багажом знаний и сомнений профессионалам было в принципе все равно, где и во имя чего делать свою работу – с одинаковым успехом и азартом разгонят они законно избранную власть в родном городе, захватят партизанскую базу в южно-африканских джунглях, сокрушат черепа и ребра демонстрантов… и в то же время – вышибут топор из рук наркомана, спасая автобус с детьми, бросятся под колеса пьяного угонщика, не дрогнут перед толпой вооруженных бандитов. Многих из них «сходняки» объявили вне закона.

Виноградов несколько раз выручал Следкова, то и дело попадавшего в двусмысленные ситуации из-за своих «беспредельщиков». Дважды его советы и рекомендации, поначалу встреченные недоверчиво, позволяли избежать серьезных столкновений с мощными «ракетными бригадами», традиционно контролировавшими криминальную жизнь какого-то объекта или сферу нелегального бизнеса организованными преступными группами. И теперь ОМОН возвращал долг.

На площадке перед входом в ресторан никого не было. Отправив четырех бойцов к служебному выходу и двоих – к кухонной двери, Филиппов, поддернув молнию просторной, скрывающей лишнее, «аляски», вступил в залитый светом прямоугольник, образованный пронзительно-голубой вязью названия – «Ориент». Еще два чернокомбинезонных омоновца бесшумно проскользнули к стене.

Филиппов позвонил. Витражная створка двери сдвинулась, и в образовавшемся промежутке возник рельефный силуэт «качка» – двадцатитрехлетнего швейцара с живописной мускулатурой.

– Ну? – угрюмо вглядываясь в темноту, спросил он.

Вместо ответа Филиппов резко «выдернул» его на себя, сокрушительным ударом в шею сбил с ног и перебросил обмякшее тело одному из товарищей. Тот, молниеносно проверив карманы швейцара, вынул из заднего кармана его брюк газовый пистолет, продемонстрировал его подошедшему Следкову и спрятал за пояс – потом будет решено, нужно ли «показывать» его в отчетах или элегантной заграничной безделушке предстоит сгинуть в море негласных омоновских трофеев. В это время, заблокировав гардеробщика и по пути оглушив прикладом вышедшую на свою беду из туалета проститутку – не по злобе, а во избежание истерических криков. – основная группа бойцов продвинулась к залу.

Оркестр в ресторане играл отвратительно. Виноградов успел это заметить, прежде чем взорвался снопом искр под шнурованным сапогом электрораспределитель, и инструменты, взвизгнув, захлебнулись. Началось…

За «груздевским» столиком уже хрипел, вжимаемый лицом в блюдо с закусками чернявый живчик лет сорока, изумленно разглядывал стиснувшие запястья наручники «курьер» – крупнотелый рыхлый бородач. У оркестровой площадки сгрудились согнанные криками и тычками официанты, под дулами автоматов неестественно замерли посетители – за исключением трех-четырех, в основном спортивного вида парней, попытавшихся избежать встречи с омоновцами: они корчились на полу, и вид их, окровавленных, был ужасен. Один, пытавшийся проложить себе путь к выходу ножом, лежал, неестественно свернув голову набок, очевидно, ему переломили шейные позвонки. Из кухни донесся грохот падавшей металлической посуды и женский вскрик – скорее возмущенный, чем испуганный.

– Это – ва-ще! – Виноградов удрученно покачал головой, обошел стоявшего посреди зала Следкова и направился в администраторскую.

В течение ближайших полутора часов каждый занимался своим делом. Груздев и его коллеги по Управлению Грачновского «разматывали» группу наркоманов-межрегионалов. (Впоследствии по этому делу были осуждены девятнадцать человек, в том числе двое работников налоговой инспекции и один полковник милиции. Не удалось, правда, толково «вывести» человека Груздева, организовавшего встречу курьера и покупателя в нужном месте в нужное время – меньше чем через неделю его нашли убитым на собственной даче.) Опера из отделения милиции, на территории которого находится «Ориент», и из соответствующего райуправления, уважая «право первой ночи», терпеливо дожидались результатов бесед Виноградова с задержанными – после чего в большинстве случаев увозили их с собой: двое незаконно носивших холодное оружие, семь злостных хулиганов, несколько административно наказуемых правонарушителей и, наконец, погибший при «оказании сопротивления сотрудникам милиции, сопряжённого с угрозой их жизни и здоровью» ранее судимый и находившийся во всесоюзном розыске вор – в известной степени повлияли на показатели территориальных ОВД за сутки… А парни Следкова, соблюдая ими же самими установленную ещё на заре существования Отряда традицию, с чувством на совесть выполненного долга поужинали – обильно и вкусно. Разумеется, за счет заведения.

Виноградов, вежливо отклонивший предложение принять участие в трапезе, ссылаясь на крайнюю занятость, действительно успел переговорить по меньшей мере с двумя десятками людей – по две, пять, десять минут, в некоторых случаях, по обоюдному согласию, перенося беседу под честное слово в другое место и время. Слегка подташнивало от выпитого «под разговор» литрового кувшинчика крепчайшего кофе, одежда пропиталась табачным дымом.

– У тебя как, нормально? – спросил Следков на обратном пути.

– Да так… Посмотрим.

– К нам претензии есть?

– Нет, что ты. Спасибо – и тебе, и ребятам. Сочтемся.

– Уж, конечно.

– Знаешь… Вы были бы очень хороши в двух случаях – или при жесткой диктатуре, или в стране, настолько защищенной многовековыми демократическими традициями, что никакой ОМОН их расшатать не способен – ну, там, Англия или Швеция. А в наших условиях… Бес его знает, куда вас повернет.

– Умный ты мужик, Виноградов. Даже слишком. Не горюй, если что – нас с тобой на соседних фонарях повесят. Что те, что эти. Бывай здоров.

– Счастливо. Еще раз спасибо, ребята!

– Маразм крепчал, и танки наши быстры! – Виноградов, с нарочитым удовольствием потянулся, механически поправив ремень подмышечной кобуры. – Тебе-то что со всего этого, Игорек?

– Ни фига себе! Весь город гудит по поводу вчерашнего «беспредела» в «Ориенте», чистопородный транспортник Виноградов там центрового изображает… Да у нас в инспекции телефоны раскалились! – Игорь Владимирович Телков, аккуратно причесанный, в чистенькой форме с академическим значком, нервно щелкнул зажигалкой. – Я ж теперь морскую милицию курирую. И тебя, обалдуя, тоже, между прочим.

– Так мы, ваше благородие, потому к вам со всем нашим уважением… Подойдет жене? – и Виноградов достал из «дипломата» элегантную коробочку.

– «Черная магия»? Сколько?

– Для вас – госцена.

– Так не бывает. – Телков достал деньга, рассчитался. – Спасибо. Понимаешь…

– Понимаю, сам такой.

– Да я не об этом. Был бы кто другой на твоем месте… А ведь для меня ты на всю жизнь – Первый Учитель. Полтора года, помнишь – чего только не было!

– Не обижайся, но, видимо, хреново я тебя учил.

– Считаешь – сбежал с оперативной работы? Может, ты и прав, но, во-первых – без штабов еще никто не обходился, здесь тоже, поверь, не сахар, а во-вторых… В стране – бардак, зачем, во имя чего шкурой рисковать – за гроши притом? Именно теперь главная задача – выжить, сберечь себя, чтобы когда все утрясется…

– Слушай, а я удивлялся – почему тебя милиционеры Гаденышем тогда прозвали…

– Пошел ты! – побагровел было Телков, но сдержался. – Ладно, после второго инфаркта меня вспомнишь. Семью только твою жалко – ты ж Таньку с двумя детьми нищими на сторублевую пенсию оставишь: машины нет, дачи нет. Одно пальто кожаное и «понтов» на миллион.

– Всего доброго.

– Постой! Тебя ж не просто так вызывали. Напишешь объяснительную по вчерашнему, мне отдашь. И не выдрючивайся, ради бога! Грамотно напишешь – смогу замять… Последний раз.

– Хорошо. Ты извини меня – нервы.

– Ладно, проехали. И еще. Сегодня к шести надо подойти к начальнику кадров, Петрову, в двадцать шестой кабинет. Будут решать вопрос о твоей стажировке у немцев – помнишь, то, что с прошлого года прорабатывалось. На пару недель. Так что – затихни и не рыпайся.

– Игорек, не могу я к шести – встреча в пять.

– Опять по Квадратному разборки?

– Как сказать…

– Далеко?

– Да так…

– Попытайся все-таки успеть. Я предупрежу Петрова, что просишь перенести на полседьмого, но уж тогда не опаздывай – полковники ждать не любят. Мы с Петровым, кстати, тоже в Гамбург с вами едем, всего на Управу человек десять…

– Все, опаздываю, подробности потом расскажешь.

Виноградов расстелил вчерашнюю газету и аккуратно присел на скамейку, по-весеннему не слишком чистую. Расстегнул плащ, достал книгу и углубился в чтение, не забывая, впрочем, поглядывать то и дело в сторону замыкавшей неухоженную аллею ажурной калитки. Этот скромный, уютный скверик между Механическим институтом и Молодым театром по ряду причин отвечал самым жестким требованиям конспирации и периодически использовался Виноградовым для наиболее деликатных встреч. Слепило солнце, отражаясь от глянцевых страниц, умиротворенно тяжелел сытый желудок. Клонило в сон.

– «…Человеком нельзя питаться систематически. Человеком можно только время от времени закусывать». Что это ты читаешь, Виноградов?

– Через плечо заглядывать неприлично, Петрович. Мирных граждан пугать – тем более. А читаю я Конецкого Виктора Викторовича, своего любимого писателя. Слышал?

– Читал. Ничего пишет, смешно… А вообще – злой он какой-то.

– Смешно… Умно он пишет, умно! А умные – все злые. Но не злобные.

– Есть разница?