– Конечно. Злость – сила созидательная, а злобность…
– Давай к делу, времени мало. Я пока эту твою «шхеру» нашел… Кстати – неплохо. Не возражаешь, если я здесь тоже с людишками видеться буду?
– Стакан нальешь – ради бога. Шутка.
– Договорились. Груздев твой где?
– Не будет. Его намертво «припахали» – по той группе, что в «Ориенте» зацепили. Звонил сегодня с утра из аэропорта – рейс на Алма-Ату. Так что – выпал Груздев из расклада.
– Что ж поделаешь…
– Обидно. По «Спортспейсу» без него ни черта не сделаешь, тамаринские архивы все в Управлении по организованной… Он даже источников своих озадачить не успел.
– Брось. Контровского когда ухлопали? Во вторник. А сейчас – пятница. Это ж тебе не кино по телевизору: шесть серий в неделю – и преступление раскрыто.
– Он мне будет объяснять! Теоретик…
– Ты-то что-нибудь от трам-тарарама в «Ориенте» поимел?
– Головную боль в основном. Сегодня еще придется в Управление ехать – отписываться. А тут еще заграницей соблазняют…
– Я в курсе маленько.
– Тем более. Сам знаешь, может, послать все это…
– Решай сам.
– Ладно… В кабаке я тех девок установил. Официанта. Еще кое-кого выдернул… Контровский трижды ходил звонить – то ли Мише, то ли Грише, так и не дозвонился. Номер по памяти набирал – судя по всему, и до ресторана из гостиничного номера звонил, без толку. Кстати, Петрович, обязательно запиши себе – власть нашу, паразит, ругал.
– Это чем она ему не угодила?
– Говорит – в Совдепии, дескать, как большевики телефон с телеграфом захватили – так и не чинят.
– Пошел ты… Неужели серьезно – больше ничего?
– Абсолютно. Володин почти не пил – осторожный, черт, особенно за рулем. Да и Контровский не из болтливых – тамаринская школа.
– Я только что в прокуратуру звонил – Ишков дело заканчивает. Свидетели, вещдоки – все путем. Мотив…
– Сухарев – человек серьезный. – Виноградов длинно, как умеют выпускники только самой знаменитой в стране высшей мореходки, выругался. – Гори оно огнем! Сегодня в пять тут в одном месте перетолкую – и хватит. Себе дороже.
– Жаль. А я тут кое-что нарыл.
– Ну?
– Так если тебе незачем…
– Кончай выпендриваться.
– Первое. Ту самую историю с амурными похождениями Контровского можешь вычеркнуть – долго объяснять, но там пусто.
– Верю.
– Придется. Второе. Партия «стволов», аналогичных примененному Перегоненко, была изъята нашими чекистами две недели назад в Закавказье, на базе боевиков.
– Чьих боевиков?
– Читай справку, – на колени к Виноградову легла компьютерная распечатка. – Номер в серии совпадает.
– Ого! Как я понимаю, отдать ее ты мне не можешь?
– Правильно понимаешь… И третье. Вчера на зоне убиты двое «горцев». Судя по всему – тамаринский «беспредел»… С ними такое сотворили! Ломами, арматурой. Особо не скрывали, даже кипеж подняли, чтоб «цинк» на волю побыстрее ушел.
– В городе уже знают?
– Поживем – увидим.
– Если поживем… – Виноградов встал, отряхнул полу плаща. – Спасибо, озадачил.
Они пожали друг другу руки.
– Знаешь, Петрович, не обижайся, но… Классные сыщики и серьезные «авторитеты» пользуются обычно довольно приличным русским языком, а все эти «блатные» словечки… Ну не идет тебе!
– С кем поведешься… Впрочем – учту. Ни пуха!
– К черту.
В отличие от «Ориента» скромная, не имеющая даже названия – только горторговский номер, – шашлычная не относилась к туристским достопримечательностям. Обшарпанное неказистое здание в изрядно замусоренном переулке, давленая стеклотара и окурки перед входом. Случайный посетитель, проголодавшийся и соблазнённый запахом жарящегося мяса, получал, отстояв немалую очередь, в меру жирный шашлык, компот в мутном стакане, вялый салат и нечто, обозначенное на ценнике гордым именем «лаваш». Торопливо съев купленное за одним из шести столов, усеянных хлебными крошками, остатками лука и россыпями соли, клиент торопливо покидал заведение, унося тяжесть в желудке и глубокое неудовлетворение в душе родным общепитом. И только очень внимательный наблюдатель мог заметить двух-трёх молодых крепышей с орлиными профилями и вороной шевелюрой, постоянно находившихся кто на улице, кто – у самого входа, кто – на расшатанном табурете рядом со стойкой. Неброско одетые, периодически сменяющие друг друга, они под плотными, свободного покроя куртками скрывали помимо тренированных мускулов портативные радиостанции и боевые «стволы». Причем кобур для пистолетов не полагалось – в кармане рядом с оружием лежало заявление без даты на имя начальника ближайшего отделения милиции с просьбой принять случайную, только что подобранную находку. Фокус старый и не слишком действенный, но…
Посвященные же – как правило, это были мужчины с ярко выраженной кавказской внешностью, немолодые, в великолепно сшитых костюмах и безукоризненных галстуках – уверенно толкали небрежно крашенную дверь с трафаретной надписью «Щитовая», проходили, натыкаясь в полутемных поворотах на одного-двух «подсобников», оснащенных не хуже коллег на улице, через коридор – и оказывались в совсем другом мире, в мире, где аскетизм горного аула сочетался с пышностью восточного сераля, где гостеприимство и бескорыстие ценились наравне с беспощадностью и вероломством, где не прощалась трусость и честь ценилась выше жизни.
За скромным фасадом третьесортной шашлычной скрывалась штаб-квартира «горцев» – мощнейшей в городе преступной организации, единственной не боявшейся столкновений с ОМОНом, терявшей из-за этого людей и сферы влияния, – но не шедшей на компромиссы с Властью. Издревле воевавший с Российской империей, побежденный, но не покоренный ею, маленький кавказский народ был поставлен вне закона не царскими сатрапами, а человеколюбивой советской властью. Муки и смерть тысяч женщин и детей, вывезенных с родной земли, через десятилетия выплеснулись на улицы тихих северных городов ответным разгулом бандитизма, поножовщины, отчаянных драк. Не признававшие законов государства, горцы не желали подчиняться и законам чужого им российского преступного мира. В конце концов установилось некое подобие шаткого равновесия – городской рэкет потеснился, чужаки приступили к медленному перевариванию захваченного куска «пирога», а в милиции города появилось несколько новых сотрудников, переведенных из южных регионов страны и знакомых со спецификой оперативной работы в среде «горской мафии».
Собственно, то, что пути Виноградова и горцев пересеклись, чистая случайность. Торговых точек, созданных выходцами с Кавказа, на Морвокзале не было, а поборами с проституток джигиты не занимались, считая это ниже мужского достоинства, поэтому «окно в Европу» в сферу их интересов не попадало. Просто месяца три назад, возвращаясь с работы, Виноградов увидел у метро троицу изрядно пьяных пэтэушников, осатанело пинавших ногами чернявого пузанчика лет двенадцати. Особого мужества и даже применения силы вмешательство Владимира Александровича не потребовало, более того, по совести говоря, в конфликте оказались виноваты обе стороны – поэтому он, сдав в пикет на станции одного из хулиганов и окровавленного подростка и оставив короткий рапорт с указанием звания и должности, поспешил домой. А через день Виноградов уже удостоился чести беседовать с отцом спасенной им, так сказать, жертвы – одним из старейшин горской общины города. Встреча, начавшаяся с доставания из «дипломата» пачек купюр, кидания на стол ключей от новеньких «жигулей», закончилась простым рукопожатием и клятвой в вечном долге и братской дружбе. Сейчас у Виноградова возникла необходимость убедиться в крепости клятвы.
Без двух минут пять, вывернув из-за бурого кирпичного заводского забора в переулок, Виноградов с маху налетел на высокого усатого милиционера. Оба в сердцах выругались. Потирая ушибленную о рифленый конец резиновой палки руку, Виноградов увидел в конце переулка, у входа в шашлычную, желто-голубой кубик спецмашины. Мертвенно-синий маяк на ее крыше ритмично вспарывал пронзительными вспышками окружающее пространство. Черная «Волга» 6-го Управления и потрёпанная «шестерка» кого-то из сыщиков приткнулись чуть дальше.
Виноградов механически предъявил удостоверение, как-то отстраненно удивившись отсутствию зевак, даже в таком глухом районе это вызывало недоумение.
– Проходи, – кивнул милиционер и зачем-то добавил: – «Скорая» уже уехала.
На невысоком, в две ступеньки, бетонном крыльце ярко выделялся белый меловой силуэт (как тогда на пандусе – отметил про себя Виноградов). Круглая пулевая дыра, раскинувшая характерную сеть морщинок по стеклу. Еще одна, обведенная экспертом дыра в пластике двери.
– А, и ты здесь! – младший инспектор уголовного розыска из местного отделения милиции – пару лет назад они вместе занимались рукопашным боем – вышел из шашлычной, на ходу застегивая куртку. – Здорово.
– Привет. Вот – дежурю сегодня, ну и прислали. Может, что по линии транспортников…
– Фигня! Можешь уезжать. Своим начальникам скажи – пусть не страдают. Чистая территориальность.