Вошел Валентин Сергеевич. Придерживая за локоть, он вел впереди себя Машу, бледную, со следами небрежно смытой косметики на лице.
– Спокойной ночи, ребята! – кивнул он остающимся, не выпуская из профессионального захвата руку секретарши.
Пока Мартыненко возился с запором, Владимир Александрович пытался заглянуть Машке в глаза. Наконец ему это удалось – глаза были пустые и влажные. Тихо заурчав двигателем, «пятерка» Валентина Сергеевича исчезла в холодной вечерней темноте.
– Наконец-то… Спать будем? – Ослабив ремень с кобурой, потер затекшую спину ночной напарник Виноградова.
– Попробуем, – отойдя от окна, ответил Владимир Александрович, но уверенности в его голосе не чувствовалось: за пазухой тихо шелестело без малого полмиллиона…
2
Спать одетым – это не сон. Тем не менее ночь, проведенная в полузабытьи, уходила. Уходила, оставляя после себя мутную тяжесть в голове, боль суставов и затекших мышц и отвратительный привкус во рту.
Звонок застал Виноградова спускающимся из туалета.
– Седьмой час. Однако!
– Какого черта. – Мартыненко, растрепанный, с суточной щетиной, торопливо пихал непослушные ноги в расшнурованные ботинки. – Подожди, я сейчас!
– Кто? – сняв пистолет с предохранителя, поинтересовался капитан.
– Я, Цадкин! – Владимир Александрович узнал голос президента. Отпер дверь, отступил в сторону, не спеша засовывая «ствол» в кобуру. Рядом хмуро встал успевший привести себя в порядок Мартыненко.
– Доброе утро!
– Здравствуйте…
Андрей Леонидович выглядел отвратительно – ненамного лучше сотрудников милиции. Виноградов впервые видел его таким – бледный, небритый, с ввалившимися глазами. Цадкин обернулся на звук отъезжающего «мерседеса», затем шагнул в относительное тепло холла. Капитан пропустил его, щелкнул замком…
Обернувшись, он увидел, что Андрей Леонидович в нерешительности разглядывает его, взвешивая, казалось, что-то, неожиданно пришедшее в голову:
– Вы… Пойдемте ко мне!
– Хорошо, – покладисто кивнул Виноградов. Он всегда нюхом чуял неприятности, и сейчас был именно тот случай.
– Побудешь? – повернулся он к напарнику.
– Нет проблем, – оправил складки под ремнем Мартыненко…
До кабинета шли молча.
– Присаживайтесь!
В офисе со вчерашнего вечера почти ничего не изменилось – только пепельница была полна окурками, да немытые кофейные чашки громоздились на подоконнике. Обычно это все прибирала Машка…
– Я подумал – вам это важно знать… Может коснуться… Хотя – вряд ли, но…
Владимир Александрович молчал.
– Сегодня ночью Марья, моя секретарша… Она покончила с собой, – постепенно Цадкин обретал уверенность в себе. – Мы высадили ее у дома, а в три часа позвонили родители – поужинала, пожаловалась на усталость, попросила не беспокоить… Случайно увидели – уже поздно. «Скорая» констатировала смерть. Пытались там что-то сделать… Но – поздно.
– Снотворное?
– Да какая-то гадость.
– Записка?
– Да. Родители отдали – я ведь там как родной был… – Цадкин невесело усмехнулся. – Вот.
Он протянул Виноградову аккуратно вырванный из блокнота листок:
«Я ни в чем не виновата».
– Подписи нет… Это бывает, – возвращая записку, зачем-то сказал Владимир Александрович.
– Я знаю ее почерк. Я вообще ее с детства знаю – Машкина мать работала вместе с моей женой. С первой… – Цадкин говорил, не обращаясь к собеседнику. Сам с собой. Для себя. – Да! Я с ней спал – но это не главное. Не главное! – президент был на грани истерики и уже не замечал Виноградова.
– Выпейте чего-нибудь… Есть у вас?
– Что? A-а… Да-да! – Цадкин встал и направился к одному из стеллажей, но по пути задел лежавшую на самом краешке секретарского стола книгу в затрепанном глянцевом переплете. Он автоматически нагнулся за ней, прочитав на случайно раскрывшейся странице:
Это что за волна?
Это птицы летят…
Это в небе погасла звезда!
– Надо же – японская поэзия… впрочем, наверное, это по программе – сейчас в университете черт-те что проходят. – Андрей Леонидович уже вполне овладел собой и, наливая в пузатые рюмки коньяк, чувствовал себя уверенно.
– Валентин Сергеевич в курсе? – поинтересовался Виноградов.
– Да. Там сейчас. Бублик за ним поехал – сюда привезет.
– Андрей Леонидович…
– Да?
– Андрей Леонидович, Марья не брала валюту, – собственно, капитан сейчас делал то, что решил еще ночью.
– Валюту?.. а почему вы так думаете? – Цадкин очень внимательно изучал собеседника, отставив пустую рюмку.
Виноградов ожидал несколько иной реакции.
– Почему? Почему… Вы доллары нашли?
– Нет.
– А где они – знаете?
Цадкин молча смотрел на него, поэтому Владимир Александрович продолжил: