История одной семьи

– Покажите стрельцам братьев Петра и Ивана. Пусть они их увидят целыми и невредимыми.

– Вы предлагаете отвести царей разъяренной толпе, которая даже не хочет нас слушать?! – спросил Матвеев, повысив голос.

– Артамон Сергеевич, вы, как и я, человек, много поведавший на своем веку. У вас есть огромный жизненный опыт. Попытайтесь подобрать такие слова, чтобы стрельцы прекратили бунт. Убедите их сложить оружие и вернуться по своим домам, пока никто не пострадал.

– Уже поздно. Мне доложили, что среди царской охраны мы понесли потери.

– Я вас благословляю. Бог вам поможет.

Услышав эти слова, Матвеев ощутил былую уверенность, которую он не испытывал давным-давно, со времен, когда состоял на службе у Алексея Михайловича. Глубоко вздохнув, Артамон Сергеевич бросил на царицу пронзительный взгляд, заронив в ней надежду на то, что все образуется.

– Молись, молись, царица, чтобы это безумие закончилось благополучно.

Понимая, что ситуация серьезная, бояре не стали противиться и вывели обоих царевичей. На красное крыльцо вышла Наталья Кирилловна, державшая за руки девятилетнего Петра и пятнадцатилетнего Ивана Алексеевичей. Рядом с ней – патриарх Иоаким, Михаил Юрьевич Долгоруков и Артамон Сергеевич Матвеев.

Стрельцы, увидев их, на некоторое время притихли. Матвеев, посмотрев на притихшую толпу, решил взять инициативу на себя. Подняв царевича Петра на руки, он сделал пару шагов вперед, вопросив:

– Братцы, отчего вам не сидится в своих домах? Зачем явились сюда с оружием?

Тогда-то Матвей Фазилов и выкрикнул за всех:

– До нас дошли вести, что царя Ивана Нарышкины убили, и что царица Наталья Кирилловна намерена взять власть в свои руки!

– Да кто вам такое сказал?! – возмущенно спросил Матвеев. – Смотрите, царь Петр жив, рядом с ним – его старший брат Иван… Он, как видите, тоже жив. Никто никого не убивал!

Царь Иван Алексеевич попытался успокоить мятежников, убеждая их, что с ним все в порядке. В этот момент бунтовщики пришли в замешательство. Они были взбудоражены, жаждали крови – и в тоже время удивлены тем, что увидели царя Ивана живым. Гробовую тишину прервал Долгоруков, закричав:

– Да как вы посмели… как вы посмели нарушить покой наших царевичей?! Вы, неблагодарные… Да вас… Да вас всех ждет суровая расправа за государственную измену! Вы за все поплатитесь!

В этот миг Михаил Юрьевич, достав саблю, бросился на первого попавшего стрельца. Один на толпу. Какую же он тогда совершил ошибку! А ведь если бы он промолчал, возможно, стрельцы прекратили бы бунт и ушли по домам, как ни в чем не бывало… Но вместо этого Долгоруков только усугубил ситуацию, подлил масло в огонь, сделал обстановку еще более напряженной. Стрельцы буквально растерзали его. Несчастного бросили на копья и бердыши, которые тут же Долгорукова и умертвили.

От увиденного царь Иван начал дрожать, а царевичу Петру Матвеев закрыл глаза. Стрельцы потребовали выдать им бояр-изменников, список которых заранее подготовили Милославские. Началась резня.

– Да что же вы творите?! Остановитесь! Опомнитесь, еще все можно исправить!

Однако стрельцы продолжили возмущаться. Их невозможно было перекричать. Матвей Фазилов, воспользовавшись ситуацией, вскричал:

– Смерть боярам! Смерть Нарышкиным! Вперед…

– Что ты творишь?! – воскликнул потрясенный Никита.

– Не мешай! Не видишь, мы творим историю!

Люди влияют на время, время – на людей. Люди формируют понятия, правила, законы, а время безжалостно проецирует их ошибки на судьбы потомков. Эти ошибки запускают различные процессы, которые бьют иногда по инициаторам, но чаще – по окружающим их людям и последующим поколениям…

Стрельцам нужны были Нарышкины и их сторонники. Толпа ворвалась во дворец. Царевич Иван забился в угол. Его младший брат Петр изо всех сил вцепился в Артамона Матвеева, но маленького царевича бунтовщики отшвырнули прочь, как щенка, и на его глазах сбросили Матвеева с крыльца на подставленные копья. В царских хоромах ходили вооруженные стрельцы и искали бояр, чтобы совершить над ними суд. Дверь у палат вырубили, а дворецкого повесили на веревке. Стрельцы расставили в Кремле свои караулы, которые не должны были никого ни впускать, ни выпускать. Фактически все обитатели Кремля, включая царскую семью, оказались заложниками мятежников.

Гибель Матвеева и все события того дня произвели громадное впечатление на царя Петра и навсегда оставили свой отпечаток в его памяти. Никита Фазилов видел лицо испуганного мальчика, которого прижимала к своей груди царица Наталья Кирилловна. Шок, ужас, непонимание – вот что испытал маленький царевич. Никите хотелось остановить это безумие, но он прекрасно осознавал, что механизм запущен и кровопролитный процесс неизбежен.

Отец Михаила Юрьевича Долгорукова – Юрий Алексеевич, будучи приближенным к Нарышкиным, как и единственный его сын, был зверски убит. Толпа взбунтовавшихся ворвалась к нему в дом, выкинула его больного во двор, четвертовала, а останки положили на площади напротив его двора. На самом деле его убили из опасения мести за сына Михаила.

Стрельцы всем сердцем ненавидели боярина Ивана Максимовича Языкова – и на то были свои причины. Бунтовщикам не нравилось его пристрастие к розыску по делу полковника Потапа Клементьевича Пыжова, по прозвищу Богдан, из-за которого наказали стрельцов, взбунтовавшихся против своего командира. Бунтовщики обвиняли Языкова во взяточничестве, но, возможно, в этом случае у него была и другая причина выгораживать стрелецкого полковника: он не хотел обнародовать беспорядки в Стрелецком приказе, чтобы не разгневать начальника этого приказа и своего покровителя, князя Юрия Алексеевича Долгорукова. Когда стрельцы потребовали, чтобы Языкова наказали, бояре запретили Ивану Максимовичу появляться при дворе. Однако бунтовщики посчитали, что этого мало и принялись разыскивать обидчика. Иван Максимович в то утро предусмотрительно спрятался у своего духовника, в домике у церкви Николы на Хлынове, но был выдан собственным холопом. Стрельцы нашли его, приволокли на площадь у Архангельского собора и отрубили боярину голову.

Не менее жестоко стрельцы обошлись с младшим братом царицы – Иваном Кирилловичем Нарышкиным. 17 мая их предводители стали грозить, что если он не будет им выдан, то они перебьют всех бояр. У царицы Наталии Кирилловны не было опоры, не было советника. Бояре растерялись и смотрели на выдачу Ивана Кирилловича, как на выкуп собственной жизни. Пришлось покориться. Иван Кириллович был отведен в церковь Спаса за Золотой решеткой; там он исповедовался и соборовался. Дядя малолетнего царя мужественно приготовился к мученической кончине. Перед расставанием Иван посмотрел на свою сестру и увидел в ее взгляде страх и опасение, что ее может постичь такая же участь. Глубоко вздохнув, Нарышкин сказал сестре:

– Смерти я не боюсь, желаю только, чтобы моей невинной кровью прекратилось кровопролитие.

Когда брат царицы вышел из церкви, Матвей Фазилов тотчас приказал стрельцам накинуться на Нарышкина. С криками и бранью бунтовщики повели Ивана Кирилловича в застенки Константино-Еленинской башни как государственного изменника, который посягал на жизнь царевича Ивана Алексеевича. Брат царицы доблестно вынес все пытки. Затем его приволокли на Красную площадь, и Матвей, не имея никакого сострадания к Нарышкину, отдал приказ разрубить его на части. Никита Фазилов, не подчинившись приказу брата, сбежал. Он понимал – то, что сейчас происходит, безумие. После этого Никита начал бояться и остерегаться брата Матвея.

Глава V

Когда Фазилов старший вернулся домой, он, злобно взглянув на брата, решил серьезно поговорить с ним. Однако этот разговор привел к тому, что братья еще больше охладели друг к другу, как будто стали чужими. В конечном итогеНикита решил, как можно быстрее, покинуть дом навсегда. Ему было противно находиться под одной крышей с человеком, который считал, что, раз у него есть власть и оружие, то ему все сойдет с рук и он останется безнаказанным. Никита высказал брату все, что о нем думает и, облегчив свою совесть, со спокойной душой, не оборачиваясь, направился к выходу. Матвеем овладел гнев из-за непокорности брата. Он не мог смириться с тем, что младший брат его ослушался. Схватив бердыш, он закричал:

– Стой!

Никита обернулся. Еще пару минут назад перед ним стоял совсем другой человек, а теперь… теперь он увидел в глазах Матвея злость и жестокость, которая, впрочем, была ему присуща с самого детства.

Подбежав к Никите, Матвей попытался бердышом ранить брата. Но Никита смог своевременно дать Матвею отпор, отнял у брата оружие, повалил его на землю и заявил, что с этого дня брат для него умер…

С тех пор они не виделись. Прошло более двадцати лет и наступил новый – восемнадцатый век. Матвей Фазилов скончался в 1702 году, находясь в полном одиночестве, а его брат Никита к тому времени связал себя узами брака с Феодосией Гапоновой. От этого союза у них родился сын Илья, который с самого раннего детства имел крепкое телосложение и богатырское здоровье. Мальчик также выбрал военную стезю. Илью Фазилова всегда интересовали корабли, море, пушки и все то, что было связано с морским флотом. Никита, как и любой отец, любящий своего сына, хотел дать мальчику все только самое лучшее. Он отправил свое чадо учиться в морское училище, которое совсем недавно основал в Москве царь Петр Алексеевич. Мальчик был вне себя от радости! Он каждый день благодарил Бога за то, что тот сподобил его родиться в такой прекрасной, благополучной, любящей семье.

В то время шла война со шведами, и Илья, полный энтузиазма, желал поучаствовать в ней. Мать, конечно, была против этого. Она говорила, что нет ничего хорошего в том, чтобы умереть молодым. Никита же считал, что его сын уже достаточно взрослый для того, чтобы самостоятельно принимать важные решения в своей жизни. Мечта Ильи сбылась. Шестнадцатилетний юноша, находясь под командованием Апраксина, принял участие в сражении у полуострова Гангут.

К началу 1714 года боевой состав русского Балтийского флота существенно вырос – он представлял собой уже достаточно мощную силу и мог оказывать активную помощь русским войскам в Финляндии. 18 июля Петр I, находясь на фрегате «Святой Павел», в сопровождении шести линейных кораблей и шнявы, отправился из Ревеля к противоположному берегу заливу, и 22 июля лично выполнил рекогносцировочный поход на галере к мысу Гангут – для осмотра места предстоящего сражения. Царь понял, что прорваться здесь можно будет, либо дав генеральное сражение, либо же придумав какую-то военную хитрость – противостоять в открытом бою шведскому флоту в составе трех десятков кораблей Петр Алексеевич не решался.

В итоге у русского командования возникла идея перетащить гребные суда волоком через самый узкий участок полуострова Гангут. 23 июля это место лично осмотрел Федор Апраксин – длина перешейка составляла два с половиной километра. В тот же день туда отправили около ста человек. Им надлежало строить бревенчатый помост, по которому предполагалось перетащить в залив Норрфьёрден часть галер. Этот маневр должен был заставить шведов отойти от Гангута или же разделить свои силы, после чего надлежало осуществить решительный прорыв основными силами флота.

Переправа должна была выглядеть следующим образом: в основании – четыре линии уложенных параллельно бревен, поперек которых укладывался бревенчатый настил – по нему на специальных «санях», рассчитанных на две галеры каждые, и предстояло тянуть корабли. Волок по всей протяженности был разделен на три участка – примерно по 850 метров каждый.

Работы намечалось вести скрытно, поэтому всех жителей деревни Тверминне переписали поименно и запретили им выходить из деревни, разместив вокруг нее караулы. Впрочем, уже 25 июля несколько местных жителей умудрились сообщить шведскому командованию, что русские собираются перетащить свои галеры через переволоку из залива к северу от Тверминне за полуостров Гангут. Причем, по их словам, переволока уже была полностью готова. Конечно, эта новость вызвала обеспокоенность у шведского адмирала Густава Ваттранга. Он решил опередить противника и отдал приказ двум отрядам кораблей направиться к концу этого маршрута транспортировки судов сухим путем, тем самым остановив неприятеля.

К тому месту, где должно было закончиться волочение, направился отряд шаутбенхата Нильса Эреншёльда в составе прама «Элефант», шести галер и трех шхерботов. Ему надлежало бомбардировать русские галеры, когда те будут спускаться на воду с переволоки. А к заливу у Тверминне был направлен отряд вице-адмирала Лиллье, включавший восемь линейных кораблей, которому предстояло атаковать главные силы русских войск. Остальные корабли оставались под командованием Ваттранга.

После полудня 25 июля отряды Эреншёльда и Лиллье отправились к своим целям. Первый в тот же день прибыл к месту назначения, но второму исполнить приказание помешал наступивший штиль. Услышав орудийные выстрелы, Петр I во главе небольшого отряда отправился к дозору, где увидел, что шведский флот разделился. Поняв, что отряд Лиллье будет наносить удар, царь созвал военный совет, на котором было решено при штиле прорываться, обогнув корабли Ваттранга, вне досягаемости артиллерийского огня противника. Утром 26 июля русский флот пошел на прорыв – первым двинулся отряд из двадцати галер, которые стремительно прорвались мимо шведских кораблей. Корабли шведского адмирала открыли огонь, но вражеские галеры были вне зоны досягаемости. Тогда Ваттранг попытался буксировать корабли при помощи шлюпок, но ничего хорошего из этого не вышло.

Следом за первым благополучно прорвался и второй русский отряд из пятнадцати галер. Ваттранг отозвал назад отряд Лиллье, предполагая, что остальные русские галеры будут прорываться тем же путем, и вечером 26 июля отдал приказ отбуксировать корабли.