Затемнения. Сборник миниатюр и рассказов

Вновь бросил все фанатик и свернул на новый путь. И побрел. Время и силы уходили, но ему было нечего терять кроме своей фанатичной, нерушимой веры в то, что он идет единственно правильным и возможным путем к истине.

Шел он годы огненной пустыней. Стирал до крови и сжигал до костей босые ноги, но не останавливался. Едва не умирал от мучительной жажды, но не сворачивал к манящим обманчивым оазисам. Верил он, что любовь даст ему все, чего не имел. Полз раскаленными песками и увидел образ девы, что струился кристально чистой водой из источника посреди необъятной пустыни. Понял тогда фанатик, что нашел любовь.

Приблизился к ней, протянул руки и произнес:

– Я видел весь мир, но шел только к тебе с другого конца света. Я слышал все, но слушал только о тебе. Я всю жизнь держал глаза свои закрытыми, чтобы только однажды поднять веки и увидеть тебя. Я отринул все смыслы и правды, зная лишь, что ты есть. Я был рожден и не умер, чтобы быть с тобой. Любовь, я пришел к тебе…

И сказала ему любовь:

– Уходи.

Мертвая душа

Я услышал последние слова, и все смешалось. Слились краски в бензиновый рисунок, закружившийся перед глазами. Закружились вокруг водовороты звуков. Я в прострации. Но это было ожидаемо. Я чувствую, как никогда, что это несет перемены. Стоп. Захлебнулось движение, споткнулось и полетело вперед по инерции. Голос… со мной говорит одиночество. Усталым голосом. Оно говорит, что устало, что у него слишком тяжела голова… Чувствуешь перемены? Знаешь ли ты, что потерял? Знаешь ли, когда я пришло? Знаешь ли, кто я? Знаешь ли, что я буду делать? Одиночество всегда задает много вопросов. Я предвещаю перемены. Плачет душа твоя и боится. Мечтает о прошлом и ищет собеседника. Находит меня. Пришло время. Пришло время сменить все порядки и перетасовать колоду. Знаешь ли ты, что потерял? Знаешь ли, когда я пришло? Знаешь ли, кто я? Знаешь ли, что я буду делать? В этом есть дуновение обреченности. Но мы не знаем будущего, и наверно потому не боимся его. Жизнь уже не будет такой.

У меня было время, чтобы попрощаться. День, чтобы показать мне весь мир. Пролетая в ночном небе, я вновь видел мир, в котором жил. Время уходило, и поэтому реальность иногда начинала искажаться. Но я имел день на то, чтобы попрощаться с миром. Такого волшебства я не чувствовал никогда… так легко, так просто… под таинственной луной… огибая искажения реальности… Дайте мне еще такой свободы, отпустите мои крылья… Время уходит, я не замечаю. Пытаюсь поймать, оно ускользает. Все больше искажений. Но это мой день. Я так не хочу отпускать эту свободу… сердце бьется… мое… это мое… не отбирайте это у меня… еще чуть-чуть… еще совсем немного времени… Все.

Я перехожу в другое пространство. Странные звуки, словно чей-то писк. Я бы хотел понять, что происходит, но не нахожу никого. Это так, будто открываюсь сам в себе. Распахиваю двери своей души и вижу там себя, снова и снова. Мне страшно. Я не знаю, что буду делать без себя. Страшно видеть со стороны свою душу, поющую грустную песню. Все ломается. Это словно безумие. Безумие мировых основ, это странно, но еще не дико.

– Душа моя, не покидай меня.

– Кто это сказал?

– Это сказала моя душа.

– Стоп. Душа – это я. Кто спросил?

– Душа.

– Это я. Кто это?

У меня больше не было шанса узнать правду, потому что для нее нужна истина, логика, закономерность, обусловленность… но их нет в хаосе. Это безумие искать их в хаосе. Безумие – искать в безумии разум. Я запутан совершенно. Есть ли мир? Есть ли я?

Стоп. Хватит рассуждать, это бесполезно. Чувствую прохладу, легкую печаль… мир… я буду скучать… я спел бы песню, перебирая пальцами струны гитары, сидя на холме, на краю света… это угнетение… словно теряешь кровь, и сознание покидает тебя… какие-то картины и образы… голубое небо… зеленая трава… белые лошади… все ускоряется. Я уже не успеваю подобрать мысли для того, чтобы назвать эти виды. Любовь… Все сливается в одну белую линию. Все звуки и мелодии связываются в одно ненавязчивое гудение.

Все. Все начинает рушиться. Весь мир рассыпается, словно кирпичная стена. Болезненные звуки начинают оглушать меня. Кажется, в них есть какой-то порядок. Это словно отработанный способ убить душу. Тревожно. Непонятные, абсурдные всполохи и взрывы света. Молнии? Нет. Не молнии. Молнии на небе. Неба нет. Нет земли. Я боюсь смотреть вперед. Смотреть куда? Вперед? Что такое вперед? Впервые появляется неуправляемая энергия. Душа издает первый стон.

Началось. Разряды. Энергия… та, которая лежала в основе мира, та, которая была еще до времени, бьет с умеренной холодной рассчитанной жестокостью. Разряд за разрядом. Кругом это дикое электричество. Палач всего в мире. Оно не тратит себя сразу. И пульс души начинает постепенно сбиваться. Оно добилось своего, но Оно не радуется, Оно бездушнее самой пустоты.

Начались галлюцинации… этого никогда не было, и душа знает это. Какие-то глупые, веселые, простые песни. Радужные мягкие образы. Мальчик, пускающий кораблик в лужице… теплый деревянный дом… неродное, незнакомое, но простое, притягивающее видение…

Приговор. Лучше бы душа не приходила в себя. Удары… боль, вся, что можно собрать по свету… если бы ангелы были и видели это, они непременно плакали бы и молили о ее пощаде. Нарастает напряжение… удары удары удары…. если бы бог был, он бы встал на колени и стал просить Это о пощаде. Энергия, кроме нее ничего не осталось. Все – лишь электричество приносящее боль, не описываемую, не оправданную… мир погибает, потому что погибает душа. Для Оно «жестокость» – подходящее слово, но бесконечно слабое. Помножь его на бесконечность, чтобы понять, почему Оно убивает мир. Не с чем сравнить, никак не описать… Все – ядерный ад, где мгновения хватит, чтобы кожа и плоть слезли с костей, а те испарились в движении кричащих челюстей. Это нужно для того, чтобы убить душу, это нужно помножить на бесконечность по силе своей, чтобы подобраться к пониманию как можно ближе. Но его не будет никогда, потому что это хаос, убивающий мир. Это бесполезно. Мы не знаем такой силы, мы не знаем такой жестокости, мы не знаем такого отсутствия надежды, мы не знаем такого отсутствия будущего, настоящего и прошлого, отсутствия пространства, величин всего… мы не знаем такого отсутствия. Только душа попадает туда, где Оно убивает мир. Где Ничто ничтожит. Это не ад и не рай. Это там, где рождается и погибает мир… бесконечно сильные постоянные разряды рождают абсолютный свет. Глупо говорить о том, что можно увидеть, ведь есть только Ничто, убивающее мир.

Мир умер. Мы никогда не видели этих слов вместе. То, что убило мир, исчезло. Мертвый мир поет… Конец. Хаос… хаос во всем. Мир сжимается и расширяется в бесконечно малые мгновения. Дикое безумие, первозданный хаос… Помножь абсурд, отсутствие закономерности на бесконечность большую или меньшую, и получи звуки, всполохи света и тьмы… мир сжимается, а то, что внутри него, не замечает этого, вместе с миром сжимаются все значения, миллионы световых лет становятся миллиметрами… миллиард лет секундой… и наоборот. Все теперь в этом Ничто, без законов, без оснований и мер.

Стоп. Отсчитай все назад. Была другая душа. Была родная душа той, что умерла. Она чувствует потерю. Слово «потеря» самое подходящее, но слишком слабое. Помножь его на бесконечность, и ты поймешь, что чувствует одна душа, когда другая родная ей умирает. Никогда. Никогда ее больше не будет. Никогда. Это слово не нужно умножать. Как ни пытайся изменить реальность, как ни пытайся исказить мир. Никогда. Ее больше никогда не будет. Это то, что изменит весь мир и сделает его бессмысленным и приносящим ей боль. Эта одинокая душа рада бы убить этот мир, убить себя, пройти через Это, но она будет парить в мире безвременья, в мире живом и наполненном, но пустом для нее. Вечно. Слезы боли, слезы потери – это самые подходящие слова, но слишком слабые. Помножь их на бесконечность и растяни в вечности, тогда ты сможешь приблизиться, чтобы понять эту одинокую душу, но никогда не поймешь. Это бессмысленно. Хаос невозможно понять. Зачем она теперь? Навсегда…

А та душа умерла. Это мертвый мир. Это мир, который мертвым кровяным телом плывет по реке безвременья. Это темное пятно неба. Небо? Что такое небо? В этом мире нет ничего. Тьма и отсутствие – есть этот мир. Этот мир никогда не родится вновь. Душа умерла. Больше жизни нет. Тьма и скорбное гудение спутники этого мира в реке безвременья. Этот мертвый мир – страх. Страх – самое подходящее слово, но слишком слабое. Помножь его на бесконечность, и тогда ты сможешь приблизиться к его пониманию, но никогда не поймешь. Это бессмысленно. Хаос невозможно понять.

В легкой дымке

Он уже не помнит, сколько ему было лет, когда встретил ее.

Она… Она была непохожей на других, странной, часто замыкавшейся в себе девочкой. Выразительные, грубо говоря, породистые черты лица резко оттеняли ее от остальных девочек, чьи волосы имели неестественный отблеск, а лица были собраны из обрывков журнальных листков и держались на одной лишь косметике. Маленький, аккуратный, точеный нос, большие и прежде всего глубокие глаза, скромных размеров губки и миниатюрные, смешные, эльфийские уши. Она была как лед, как вода, как воздух, как ветер… что-то эфемерное, неощутимое, непонятное и вместе с тем недоступное.

– Если бы можно было, потерев ладонь о ладонь, получить воздушную нить, – говорил Он, – я бы сплел из нее холст. Если бы я умел рисовать, то на том воздушном холсте я изобразил бы тебя. – говорил Он, глядя в ее глаза на фотографии.

Вскоре Она узнала о его любви.

Встречи их были редкими, лишь урывками, что, в конечном счете, удовлетворяло обоих: Он за время копил ласку и нежность, изнывая в ожидании, и говорил, что абсолютно счастлив, видя ее совсем рядом с собой; Она же не хотела тратить лишнее время на обязательные встречи и находила около двух часов для него раз в неделю. Но Она не была плохой или злой – просто не любила его.

Он уже не помнит, когда они расстались.

Она, сидя на кровати, пела песню, Он плакал. Ему было стыдно, Он ненавидел себя за это. Пару раз Он сказал: «Не уходи!», когда удалось обнять ее. Она ответила, что еще есть время и пообещала, что возможно вернется к нему. Он шмыгал носом в ответ, улыбался и странные счастливо-горестные слезы быстро скатывались по щекам, падая ей на шею.

Потом было что-то еще. Но уже в легкой дымке, да и так давно, что Он почти ничего не помнит.

Он начал искать себя. Через год стоило выбрать профессию и учебное заведение, могущее помочь в ее получении.

Пробовал журналистику. Хотя в итоге, оказалось, она попробовала его – на крепость намерений. Он понял, что это стремление – блажь. Отказался.

Попробовал область международной политики. Остановился. Долго готовился, глотал нужные книги и в лето успешно поступил.

Он имел право на отдых. Внезапно нахлынувшее свободное время дало о себе знать – Он вновь вспомнил ее. Уже не так, уже по-новому – с легким осадком времени, в легкой дымке. Спустя неделю новый поток дыма подавил воспоминания.

Через год удалось поехать в Венгрию по обмену, где громко заявил о себе своим проектом. В европейских новостных программах об этом прошло по одной сводке. Ему же казалось, что земля вокруг трясется, вертится вокруг него.

К концу его обучения в университете проект был частично реализован. Едва получив диплом о высшем образовании, Он сел на поезд. Было время поразмыслить о новом прожитом жизненном отрезке.

«…университет, Будапешт, проект… Она!»

Ее черты лица уже не так явно представали перед ним. Словно статуя, исполненная во льду, таяла с годами память о ней, все сильнее скрывалась в легкой дымке.