Затемнения. Сборник миниатюр и рассказов

Затемнения. Сборник миниатюр и рассказов
Никита Глазунов

Сборник рассказов и миниатюр начинающего писателя. В небольших по объему текстах поднимаются вопросы духовной смерти, разграничения реальности и сновидений, взаимодействия людей в сетевом обществе.

Затемнения

Сборник миниатюр и рассказов

Никита Глазунов

© Никита Глазунов, 2019

ISBN 978-5-4496-8915-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Призраки

Берег

Чего он хотел от жизни?

Родившись в маленьком рыбацком захолустье, что в степи на берегу большой реки, он только и думал о том, чтобы вырваться оттуда. Порвать цепь поколений, лежащих теперь на кладбище на берегу большой реки. Еще мальчиком, не вполне осознавая себя, он смотрел на противоположный берег и знал, что «жизнь там» ничем не отличается от «жизни здесь». И, будь он «там», не изменилось бы ничего. Еще мальчиком, глядя на противоположный берег, он не хотел быть похороненным на берегу большой реки.

Это детство, непременно детские мечты и только.

Это юность, непременно юношеские грезы.

Это молодость, непременно «просто молод и ничего не понимает в жизни, только и воображает постоянно».

Это сорок лет, «семью бы уж хоть завел».

Это старик, выживший из ума, который бредит морем.

Это море. И его там нет. И никогда не было.

Каждую ночь он выходил за границу вязкой, надоедливой, бесцельной жизни и видел берег. И все… Никаких границ. Ничего не было на противоположном берегу! Понимаете?! «Того берега» не было!

Он хотел дергать за руку мать и кричать, протягивая пальцы в необозримое «вперед»: «Мама, смотри! Там нет берега! Мама, смотри…»

Но мамы не было рядом. Он всегда стоял один. В этом сне, что сводил его с ума.

Как можно представить море, если никогда его не видел?

– Мама! Мне снилось море!

– Сынок, ты же никогда не видел его. Как оно могло тебе присниться?

– Мама, но я видел! Я видел! Видел!

– Не говори глупостей. Нельзя представить море, если никогда его не видел.

– Но я видел! Старики рассказывали мне: большое, без другого берега и границ, край света… Мама, я видел это!

– Сынок, помоги отцу почистить сети.

Когда море приснилось ему в первый раз, он испугался. Над черной, беспокойной водой висела яркая и большая Луна, что рисовала путь в неведомое «туда», куда звал идти ветер. Сон не менялся, и он вскоре привык к ветру, что тянет тебя в волны, отливающие сталью лунного света. Ветер на море, не просто ветер. Он не холодный… не теплый… он живой. Он говорит с тобой и вечно зовет «туда». И стоит хоть на мгновение остаться на месте, не послушать ветер, как тысячелетняя тоска уже жжет тебя в самое сердце. И ты видишь древние корабли, что шли за красным диском Солнца в поисках неведомой земли. Краснолицых морских людей, что видели настоящую жизнь. Жизнь, после которой они лежали героями в неведомых их предкам землях, увенчанные славой подвигов. Он видел их всех, но не мог сдвинуться с места. И ветер вечно звал «туда»…

Он так и не полюбил никого. Да и не был любим. Потому что настоящих чудаков не любят. Любят тех, про кого можно говорить «мой чудак», «мой мечтатель!» или пошлое «мой лев!» Главное – «мой». Главное, чтобы чудаковатость была для всех, а для одного человека – только «мой». Чтобы дать этому человеку обмануться в своей особенности, избранности. Но это не так. «Одно» только море. А «человека-море» он так и не встретил.

Годы летели, сменялись поколения и морщины разрезали его лицо. Но сон не менялся. Сон не менялся! Он и не знал уже, чего хотел больше всего: забыться, избавиться от моря в своей голове или сотворить его в своей жизни. И со временем грань стерлась. Берега не стало. И он уже не знал, спит или просыпается, слыша зов морского ветра.

Когда он умер, его похоронили на берегу большой реки, поставив у надгробья маленький макет корабля, который он мастерил десятилетиями. Вечно улучшая, добавляя, убирая детали в надежде отправиться в бесконечное плавание под полным парусом. Но его похоронили на берегу большой реки.

И после смерти он решился и сделал шаг в воду. Волны подхватили его… и, мощными руками загребая воду и оставляя единственный берег позади, он отправился навстречу неведомой тоскливой дали. И плыл вечно.

Незачем, некому, некогда

Мир

Сидит человек. Человек мертв. Он держит пальцами сигарету, и пальцы, как по метроному, мерно стряхивают пепел.

Человек молод. Человек стар. Волосы его седы настолько, что, падая вниз, они сливаются с пеплом. Одежды порваны, и материи сильно истрепаны, и странный их цвет близок к седине.

Сухие ступни твердо уперлись в большой камень. Вокруг ничего. Нет стен, домов, строений. Бесконечная земля и каменная платформа, на которой сидит Он.

Небо круглое и кружится вокруг Него с малой скоростью. Цвет его всегда неизменен. Всегда, как только после заката, когда уже нет солнца и оранжевых отблесков. Серый, но не облачный цвет. Не такой теплый, как днем, но и не холодный, как ночью. Сухой цвет.

На земле трава не зеленого, земляного цвета. И куда ни посмотрел бы он, всюду видел землю и траву. Больше не было ни одного камня.

Если бы были еще камни, то Он ходил бы от одного к другому раз в день. И каждый новый камень отличался бы от предыдущего только тем, что на нем сидит Он.

Но ходить было некуда. Незачем. Некогда. Некому.

С той стороны, где должно было садиться солнце всегда дул ветер, не несущий ни холода, ни тепла. Ветер нес с собой пыль и мелкий сор вроде сухих листьев и маленьких веток.

В месте, где был камень, никогда не становилось теплее или холоднее. Всегда было немного прохладно.

Там никогда не шли дожди, там никогда не было воды.

Воздух был прозрачен и немного густ. И, если прорезать его рукой, покажется, что рука режет воду.

Камень был тверд. Никакой ветер не мог заставить его рассыпаться. Вечность представляла собой этот камень, который единственный был жив в мире и потому не мог умереть.

Он

Тот человек сам погубил мир вокруг.

Раньше были цветы, дети, любовь, смена времен, движение, цель, мечты, радость, стержень внутри.