Море в глубине вселенной

Он, улыбаясь, протянул мне карандаш. Я невольно согласился, но от мысли, что мне придется рисовать этого жирного урода Диму, стало еще хуже. Выйдя к доске, я спросил:

– Опять в академизме?

– Правила устанавливаю не я, – произнес он, осклабившись.

Хороший мужик, не докапывается, наверное, самый адекватный член этого института.

Я заканчивал очертания лица, когда почувствовал, что меня мутит, качает; вдруг рука скользнула вбок, и я упал в обморок. Очнулся спустя пару минут. Все стояли вокруг меня. Михаил Семеныч хотел вызвать скорую, но я попросил не делать этого, сославшись на стресс – конец сессии как-никак. Он кивнул мне, и я пошел умыться, после остался на занятиях. Голова раскалывалась на части. Выпил несколько таблеток – не помогло. Видимо, недосып, похмелье и удар отца плохо на мне отразились. Но главное – мучение прекратится через три часа.

Два.

Один.

Наконец свобода! Я выбежал, вдыхая запах свежескошенного газона. Закурил сигарету и направился куда подальше, в «Неизвестные земли», нажрался там, как последняя свинья, вернулся домой и отрубился.

Следующие полтора месяца пролетели достаточно быстро: я гулял по паркам, читал книги, прогуливался по пляжам Ферского залива, представляя, что я на море, наслаждался жарким летом и теплой водой, ярким солнцем и ветерком. Но к двадцатому июня все стало не так блаженно. Я гулял на пустыре, как вдруг послышался оглушающий щелчок – и меня не стало. Свет сошелся в единую точку, и наступила тьма. Расплывчатый силуэт врача ласковым голосом спрашивал меня:

– Вы помните, что было до того, как вы сюда попали?

Еле открыв глаза и окинув взглядом палату, я прохрипел:

– Я гулял на своем любимом пустыре, читал книгу, а… Кажется, это был Марсель Жуандо, книга называлась «Три ритуальных убийства». Было жарко, солнце распоясалось, я взмок, но продолжал читать…

– Вы упали в обморок, Марк, – эхом шептал он, проводя ладонью у меня перед глазами, – мы пробовали дозвониться до вашего отца, но он не брал трубку.

– Да, он вечно занят, – улыбнулся я. – Извините, я могу одеться и уйти?

– Вы потеряли сознание, Марк, – сказал он, вскинув бровь, – вас нашла какая-то женщина. Вы думаете, в этом ничего такого нет?

– Я сидел на жаре около трех часов, прошлой ночью не спал. Может, это и повлияло.

– Даже если так, надо провериться, чтобы исключить негативные эффекты, – настаивал он. – Вы раньше проверялись у врача?

– Да, иногда меня мучают мигрени, выписали триптаны.

– Я считаю, надо провериться, Марк. Скажите, вас с утра не тошнит?

– Было пару раз, но в основном меня просто подташнивает. Так что вы предлагаете?

– Ну, для начала МРТ, у нас одни из лучших магнитных резонансных томографов в городе, имеют напряженность магнитного поля три тесла, что позволяет нам видеть любые деформации, – взволнованно выдал он, будто это имело значение.

– И это не бесплатно, так ведь? – отрезал я.

– Да, это будет стоить около семи тысяч.

– Ладно, – согласился я, лишь бы побыстрее закончить с этим цирком.

У меня так болела голова, что я даже не хотел спорить: сделаю что они хотят и свалю отсюда. Меня посадили на коляску и отвезли на третий этаж. Оранжевый темный свет от лампочек, белая маленькая плитка, отражающая этот свет, – от этого голова болела еще сильнее. Меня завели в кабинет, и медсестра роботизированно произнесла: «Уберите все металлические предметы, разденьтесь, наденьте халат и ложитесь». Двадцать минут ада, ужасный звук, который давил мне на голову, я уже хотел паниковать, но процедура закончилась, и меня отвели в приемную. Я купил кофе в автомате, вышел покурить во внутренний двор больницы. Стоял у крохотного декоративного дерева, затягивался дымом, затем пил кофе и только после выдыхал дым. Маленькое деревце что-то шептало ветками деревьев. Мой покой прервала медсестра.

– Пройдемте, все готово. Доктор ждет вас.

Я зашел в кабинет 33. Врач был какой-то дерганый, не знал, где ему встать, ходил туда-сюда и смотрел на меня, пока вдруг не выдавил из себя:

– Мне очень неприятно сообщать вам такие новости, Марк, но у вас злокачественная опухоль в левой лобной доле, большая. Вам… вам осталось пара месяцев, может, три, не больше.

ПИЗДЕЦ. Я смотрел ему в глаза и молчал.

– Ваша утренняя тошнота, вероятно, вызвана этим, как и головная боль: когда лежишь в горизонтальном положении, затрудняется отток ликворы и крови из черепа, а при наличии опухоли он затрудняется вдвойне.

Он говорил что-то еще, но я его уже не слышал. Я встал и отправился на выход. Вслед врач кричал: «Марк, вам нужен покой, лекарства, вернитесь!!!» Я не повел ухом, звуки вокруг заглушались, сливаясь в один бесконечный звон, я выбежал из больницы во внутренний двор, дыхание участилось, руки тряслись. Сел на лавочку и закурил, смотрел в никуда, и на меня нахлынула волна мыслей…

Блядь! Сука… Блядь! Блядь… И зачем все это? Просто копим деньги, чтобы жить в бетонных сваинах, и этому будем учить детей, заражать их своими неврозами, чтобы они так же, как и мы, ходили в универ, жили во лжи, просрали свою жизнь, – чтобы что? Чтобы выкинуть диплом и стать удобрением для растений. Я так хотел стать художником, а что теперь?

Мне ПИЗДА, я ТРУП, я НИКТО, я УМИРАЮ, люди живут и угасают… А я парился из-за зачетов и того, бросать курить или нет.

Слезы накатывают, в груди все сжимается. Кажется, смерть – это то, что случается с другими, но вот скоро меня не станет. Как же это смешно. Разве не все мы умираем, разве не все мы выходим на свет заранее мертвыми, моя радость и скорбь в том, что я знаю примерно, когда это произойдет, все мы просрали свой потенциал в начале пути, никто себя не реализует, только если умрет. Живи так, будто уже умер, и ничего не бойся. Я выкинул сигарету и трясущимися руками позвонил маме, захотел услышать ее голос.

– Как дела, мам? – произношу я, пытаясь победить ком, камнем давящий мне на глотку.

– Хорошо. Ты в курсе, что уже полночь? Я спать собралась. Что-то случилось? Почему голос грустный?

– Нет. Устал просто, целый день гулял под солнцем, пару дней назад с отцом поругался.

– Из-за чего на этот раз?

– Да он опять начал говорить о том, какие надежды на меня возлагает, и прочие бредни.

– Как он достал. Надо терпеть, сынок, или искать работу и съезжать.

– Да… – промычал я, осознавая, что терпеть его осталось недолго. – Как сестра?

– Тоже хорошо, сегодня решила пойти на танцы, сейчас собирается в клуб.

– Да? Чего это вдруг?

– Не знаю, в последнее время она зачастила, у тебя точно все нормально? Как-то голос дрожит.

– Да все хорошо, мам, не переживай, – говорю я, прикусывая кулак, – просто устал. Ладно, пойду я отдыхать домой, передавай Кристине привет.

– Давай, сынок, хорошего вечера, люблю.

– Я тоже люблю тебя, мам…

И что теперь? Я умру раньше мамы, сестры и даже раньше дедушки; они такого не выдержат… Слезы стекают по опустошенному лицу, я закуриваю и затягиваюсь сигаретой, голова идет кругом, мысли в тумане, я чувствую, как растворяюсь… Я умру, и это бессмысленно. Исчезну в пучине мрака. Ни звука, ни цвета, ни мысли, ни атома, ни молекулы, только неизведанное ничто. Умру. Я это не просто понимаю, я это осознаю, а значит, это проявится не только в голове, но и в действии. Мысли перетекают в физическую форму, понимать не значит осознавать, те кто понимает, лишь говорят и думают, такой свободы им достаточно.

Но я хочу полнейшей свободы – раз теперь я знаю жестокую правду мира и знаю его истину, то осознание этого должно подарить мне свободу. Надо задать вопрос: чего я хочу?

Я задумался, словно провалился на миг в пустоту, затем резко встал и начал ходить туда-сюда, нервно куря сигарету за сигаретой, и думал, чего я хочу. И когда я понял, я наконец испытал спокойствие, которое не испытывал на протяжении всего времени, что жил. Я не сдержался и упал на колени перед декоративным деревом. У меня полились слезы, я засмеялся, подполз к маленькому дереву и, обняв его, плакал, взрываясь смехом. Я осознал, что хочу к морю! К великому всемогущему морю! В момент этого осознания я словно вылетел из тьмы к свету. Я умираю, уже ничто не имеет значения, так почему бы и нет? Я принял и тот факт, что страх – главный враг, и с ним покончено. Я умру, но до тех пор я решаю, что будет с моей жизнью! Все будет на моих условиях! Ведь теперь у меня есть выбор – настоящий, не фальшивый, а истинный выбор! И я поеду на море, чтобы окунуться в свободу.