Я посадил дерево

Сон не удался, но и надежд на него не было. В 11 утра я уже стоял на кухне и заваривал себе очередную порцию травяного чая. На телефон пришло сообщение от моей подруги: "Хэй, Вист. К тебе сегодня заскочит мой друг, если ты не против. У меня жуткая рвота последние 2 дня и мне нужны твои травы:) Можешь передать их ему, в ином случае встретимся на моих похоронах, я буду в облёванном гробу, ты меня узнаешь:3". Я уточнил у неё, во сколько он приедет. Около часа.

В двенадцать часов раздался звонок в дверь. У порога стояло два человека: слева, чуть подальше, стоял молодой парень в шапке, он немного отстранённо и смущённо оглядывал подъезд; ближе к порогу – кто и звонил в дверь – стоял второй с неприбранными почти седыми дредами и лёгкой светлой растительностью на лице. Я открыл дверь.

“А Вистенан здесь живёт?”. Практически не отвечая им, я отошёл к столу за приготовленными травами для подруги, вернулся и вручил их, собираясь закрыть дверь и отправиться в ванную. “Вы же врач, верно?”, – мои собеседники не собирались так быстро заканчивать разговор. Оказалось, что другу того, с дредами, нужна была помощь врача. Я не занимался живыми, о чём им доходчиво объяснил, но тот парень был без паспорта и отправиться в больницу не мог. Внутри накапливалось лёгкое раздражение от их наглой настойчивости. “Мы не займём много времени”, “Мы ненадолго”, “Мы быстро, правда” – повторял дредастый раз за разом, пока молчаливый в шапке продолжал тупиться то в меня, то в пол. Я не хотел ни оставаться с ними наедине, ни впускать в свою квартиру, ни тратить на них времени. Но парень позади и правда выглядел достаточно болезненно, настолько, что в нём я уже начинал видеть сходство со своими пациентами с холодного металлического стола. Я всё-таки разрешил им пройти.

Я прошёл внутрь и велел им разуваться. Холодный чай ждал меня на столе, я хлебнул и развернулся к ним. Выдохнув сладковато-ягодное послевкусие, я предложил ему начать рассказывать свои симптомы. “У меня кашель, температура, и сначала я думал, что простудился, но потом у меня появились судороги”. Во-первых, он не выглядел просто простуженным. Во-вторых, с обычной простудой в таком состоянии по квартирам не ходят. Я продолжил его расспрашивать. “Да, точно, голова тоже болит”. Оба участника этого диалога не желали в нём находиться, но каждый зачем-то согласился. Было ещё одно сомнение. После моего вопроса, он посмотрел на своего седого друга, потом на меня и уверенно ответил: “Нет, я полгода чистый”. Я был бы рад услышать этот ответ, будь я его отцом, но я уже чувствовал, что всё ведёт к самому неутешительному выводу. Но сперва он должен был ответить положительно на последний вопрос. “Да, в глазах и правда появилась какая-то мутность, но я думал, это… не знаю, просто от усталости”. Он умрёт через дней 5-7. Не умер бы, получи он доступ в больницу, но никто не примет его без документов, а паспорт он так быстро получить не успеет. Да и сил не хватит.

Последние 3-4 дня из телевизора и интернета визжат медики, политики, особо инициативные блогеры, предостерегая людей от неправильного поведения во время начинающейся эпидемии. Люди в мире умирают чуть с меньшей частотой, чем вслух озвучиваются симптомы этой болезни, но два идиота передо мной сидят, испуганно хлопают глазами и ждут от меня какого-то чуда.

Я взял паузу на размышление. “Оставь мне немного своей крови”, видимо, я тоже ждал от себя чуда. “Я постараюсь что-нибудь сделать”. Он не очень хотел соглашаться на эту процедуру, но выбора у него не оставалось. Скальпелем я проткнул ему палец и выдавил немного густой крови в вымытую пробирку. Отдельно ему я вручил пару высушенных измельчённых корней, что могли немного развеселить его, смягчить боль и облегчить симптомы болезни.

Больной встал, но встреча не была завершена. Парень с дредами попрощался с другом, извиняюще прося меня обсудить с ним “личное дело”. Его друг покинул нас, а назойливый парниша остался меня о чём-то расспрашивать.

Он начал неуверенно: “Слушай. Мне.. Арника, в общем, сказала, что… у тебя есть прикольная трава на продажу. Ну, особенная”. Арника – ходячее подтверждение действенности моих методов, описанных в книге. Уже седьмой год почти каждую её болезнь удаётся купировать/вылечить/смягчить подобранными мною травами, но язык её не в первый раз мешает мне жить без вмешательств. Не уличите меня в нелогичности, я написал книгу с целью вместить в неё мой накопленный опыт, дать конъюнктурному врачебному сообществу немного свежей пищи для размышлений и катализировать яркие споры разделённых лагерей. Но лечить людей должны продолжать врачи, не я. И в книге, и в больнице я работал со всем человечеством, меня никогда не интересовал конкретный организм, меня интересовали фундаментальные процессы, касающиеся всех – на протяжении всей истории. Но теперь у меня есть: восьмидесятилетняя старушка, у которой анус не держит содержимое её кишечника и она, как по подписке, еженедельно таскается ко мне за крепкими мышечными стимуляторами. Умрёт она из-за износа сердца быстрее, но проведёт последние годы жизни с незапачканной репутацией. Она выбрала этот путь сама. Также я являюсь консультантом центра ботанической хирургии – цирковая идиотия, рассчитанная на мозгом слабых ценителей древних традиционных методов лечения. Моё нахождение там немного смягчает последствия их работы и я даже получаю некоторую выгоду от нашего сотрудничества – они в оптовых объёмах могут закупать нужные травы. Есть у меня и один апатичный юноша, в 16 лет лишившийся возможности управлять левой рукой. Мои травы не вернут ему руку, но хорошо стимулируют работу мозга, купируя распространение редкой болезни моторики. Он борется, он молодец. Каждый из моих незваных пациентов – дело языка Арники, которая, вдохновлённая моим лечением, рассказывала об этом всем, кто соглашался её слушать. Не все решались обратиться ко мне, и не всем я соглашался помочь. Но здесь дело другое – передо мной стоит наркоман в самом стереотипном образе бывалого растамана и просит продать ему Верену Колючую – качественный антидепрессант, спасший когда-то Арнику от суицидальных мыслей. Мне предлагают быть втянутым в непреступную, но крайне вязкую, противную и постыдную цепочку взаимодействий. Что-то внутри меня было согласно на эту инициативу. Интуиция. неприязнь к этой ситуации и желание скорее избавиться от гостей, лёгкое наплевательство – я не знаю. Я несколько раз отказал ему, но он пытался быть тактичным, но настойчивым, сетовал на то, что рынок “загасился”, “времена для индустрии тяжёлые”, “в городе голяк”.

Я отдал ему пакет с несколькими стеблями для Арники, вручил Верену с наказом подсушить её пару дней на солнце и поручил отвезти пробирку с кровью в третью поликлинику. Денег я, естественно, не взял. У входа в поликлинику его встретит мой хороший знакомый, они сделают анализ и мой дредастый “чувак” притащит мне результаты обратно через несколько дней. Он полез обниматься.

Пообещав никому не говорить, он ушёл, и я закрыл за ним дверь.

Теперь у меня появилось время увалиться в ванную и спокойно провести начало дня с самим собой. А потом снова за работу.

В ванной было слишком тепло и слишком хорошо. Я расслабился, курил, вспоминал свой кабинет и некоторых пациентов, думал о тех восточных цветах и их реакциях, размышлял о болезни и предполагаемом лечении. Возможно, я использую данные его анализов и хотя бы прикину травы для профилактики – люди вокруг меня да и сам я скоро окажемся более уязвимы. Болезнь уже буквально стучалась ко мне в дверь. Может, эта встреча была и к лучшему. Грёбаные наркоманы.

Я закрыл глаза и продолжал мечтать. Мягко сползая ниже в воду, я незаметно для себя уснул.

Проснулся я где-то через час. Обрадовался, что не захлебнулся, вытерся, привёл себя в порядок. Вышел из ванной и собирался после сигареты вернуться за работу, но меня отвлёк громкий смех из коридора. Я вышел.

На холодном подъездном полу сидел “чувак” – именно так он изредка меня звал, жонглируя ещё несколькими “брат”, “друг”, “мужик”. В подъезд через круглое окно, которое мне невероятно нравилось, лился дневной свет, делая зелёный подъезд чуть белее. Блаженная улыбка на лице “чувака” указывала на его неспособность дотерпеть до дома с наркотиком в кармане. Злости у меня к нему не было, хоть его поведение и сквозило инфантилизмом и безответственностью. Я решил присесть рядом и покурить, я не так часто вижусь с людьми и ещё реже разговариваю. Не особо разговаривал и в этот раз. “Здесь всегда так светло было? Это окно…”, – он указал на круглую застеклённую подъездную дыру, “оно… такое смешное. Оно своей формой будто заявляет: "Смотрите, круг – самый смешной образ во вселенной"”. Забавный наркотический бред. Неожиданно он заинтересовался, о чём написанная мною книга – о ней ему, естественно, поведала Арника. Мы немного обсудили мой труд. “Странная у тебя трава. Что-то внутри меня будто меняется. Пока не пойму, что, но что-то… “, он не договорил. “Растения… Растения – это круто, друг, тут ты прав. У меня дома прям целый грёбанный сад, прикинь”, он опять замолчал на несколько секунд. “А эта.. Лион, Линн – ну дерево это, чё, реально существует?”. Мне пришлось объяснить ему, что Лиян – лишь придуманный мною миф для создания более интересной и более читабельной книги. Он заметно расстроился, уставился в одну точку и меланхолично сидел секунд тридцать. “Я умру?”, он серьёзными и слегка испуганными глазами посмотрел на меня. Я был в лёгком замешательстве и сообщил ему, что умереть придётся нам всем. “Да не, я не про это. Я умру от этой болезни, как думаешь?”. Я ответил, что не знаю, он снова замолчал. Внутри него бурлили какие-то неведомые мне и ему процессы, что-то волновало его, не давало ему спокойно жить, но не портило настроение.

“Крутой ты чувак. Умный такой, бля, я так не умею. Че-то пробирки какие-то, книги пишешь… Круто”, он забавно, будто с пьяной головой, искренне мне льстил. Я затушил сигарету и напомнил ему о пробирке с кровью и нашей договорённости. Он попрощался. Я взялся за ручку двери, немного притормозил и спросил его имя. “Друзья зовут меня Вилли. Так что и ты называй”. “Ладно, Вилли, до встречи. Кровь не забудь занести”, я открыл дверь и вернулся к себе домой.

Глава 4.

На улице было светло и бело. Слегка прохладно – зима только успела отступить, а весна ещё не расцвела во всю силу. Образовавшийся между временами года лим был белым, пустым, промозглым и неприятным для человека. Спрятавшись в горловину куртки, я шагал, бесприветственно к редким прохожим, в дырку городского метрополитена. Встав на ступень эскалатора, я достал телефон и принялся отвечать беспокойному заместителю Академии Альтернативной Истории. Уже еду.

Вокруг было пусто – и даже несмотря на то, что город наш мал, а ненужное метро построили в подарок – людей было всегда достаточно, чтобы меня раздражать: и на тротуарах, и под землёй. Но в этот раз ощущалось давление растущей эпидемии – в освободившемся городе висела тревожность, вяло текущая из открытых окон заболевших, спрятавшихся, умерших, кашляющих, трясущихся.

Состав подкатил быстро. Осторожно, двери закрываются, и я внутри, один. Жизнь в городе едва перевалила за обед, и вряд ли кто-то даже успел доесть свой белый хлеб к супу, но привычной суетливости не было и дышалось легко, даже в шахтах метро. Надеясь, что никто больше не зайдёт, я доехал до нужной мне станции.

Дом культуры с модным названием "Аргус-Холл" был недалеко. Внутри было множество зеркал по стенам, высокие потолки, а по бордовому ковролину можно было ходить в ботинках. Оттого он, наверное, и такой лысый. Уже в гардеробе привычная уличная тишина сменилась массовым шипением – интеллигенты пытались, никому не мешая, обсуждать текущую ситуацию. “Слыхал, карантин могут ввести. Из дома никого выпускать не будут, а еду будут приносить порционно, на каждого члена семьи”. “А я в это не верю. Из моего окружения не заболел никто, лишь один знакомый простудился, но то несерьёзно”. В стенах этого храма скепсиса уже сгоняли богов, заменяя новыми, рассказывали про незамеченные вторжения инопланетян, раскрывали отравление президента тридцатилетней давности. Лекции здесь иногда были насыщены маловероятными событиями и сомнительными трактовками, но мягкие кресла и сцену зачастую посещали профессора, заслуженные в своей области учёные и признанные историки – чтобы услышать или поделиться новым взглядом на малоизученные факты. Минимум два подтверждённых открытия были озвучены со сцены этого дома культуры.

“Вистенант, добрый день!”, в холле меня встретил невысокий старичок с козлиной бородкой. Он попросил меня выступить не четвёртым, а пятым, множество раз извинился и даже легонько поклонился в конце. Мне было не по себе: то ли я не считал, что достоин внимания, то ли считал, что внимание это должно исходить из других мест, не подобных этому.

Прозвучал третий звонок. В зале все расселись, приглушили голоса, свет погас. Сперва полностью, потом включились лампы над сценой. Нервно стуча по полу ногой, я съел корень (дерева для хорошего и мягкого успокоения) из вакуумного пакетика – лучше делать отвар, так эффект доходит мягче и действует дольше, но я сидел и перемалывал агрессивно горькие островатые волокна во рту.

На сцене за первым спикером, мужчиной в пиджаке и розовой рубашке, с прикрытой редкими волосами лысиной, без галстука, но с очень важным видом, выросло большое дерево. Оно напоминало мне Лиян. Спикер, сдвинувшись от центра сцены, продолжал рассказывать об эволюционной "ошибке" – именно так он называл наше самосознание и образное мышление. Корни постепенно выпячивались и переваливались к рядам кресел, вытесняя людей из вип-ложи. Те тихонько отходили, стараясь не спугнуть пухнущую кору и продолжали слушать человека на сцене. Мой выход близился, но листва, свисающая с толстых веток, и большие рыжие плоды на них занимали сцену всё больше. Тяжёлый пряный аромат заполнял балконы и, как собаки, люди в глянцевых костюмах принюхивались к запаху, пытаясь вспомнить, почему он им так близок и дорог. Кто-то спускался, чтобы посмотреть на зреющее дерево поближе. Второй рассказчик – опытный миколог – взялся делиться своей теорией о развитии мифов и верований наших предков на заре развития. Медленно корни стягивали стены, недорогая краска хрустела и опадала. Дверь – единственный выход отсюда – оказалась перекрыта и скрыта за деревянными червями растущих по ней корней. Пригибаясь от веток и плодов, со сцены, среднего возраста мужчина, но с морщинами и слегка седой бородой, рассказывал, что известные нам боги, духи, домовые и прочие существа – ничто иное, как ответ незрелого пьяного мозга на волнующие его стрессы – люди случайным образом съедали миллион единиц галлюциногенов по всему миру и общались с пугающе болтливыми невиданными силами. Еды с собой никто не взял, люди не хотели голодать и лезли на ветви дерева, чтобы схватить самый толстый фрукт. Никаких ссор, полная кооперация и любовь: женщины в коктейльных платьях и вечерних украшениях очищали сочные плоды от крепкой оболочки, нарезали их, выдавливали сок, делали варенье, мужчины же эти плоды приносили. А мне ещё выступать… Связи не было, мужчины делали из своих рубашек набедренные повязки, чтобы прикрыть гениталии, а кто-то умудрялся использовать для этого галстук. Женщины более не стеснялись открытой груди – родственные связи братьев и сестёр связывали всех присутствующих в зале. Третий лектор посреди зала, полуголый, но с книжечкой, раскрывал тайны неких математических теорий, в которых я абсолютно ничего не понимаю. Слушатели собрались вокруг него в обрядных одеждах и жадно внимали. Люди хотели где-то жить, так что из корней и веток они строили себе шалаши, и каждый человек в этом зале молился и благодарил то дерево, что дало им кров. Новорождённые дети быстро росли и заводили дружбу между собой, приятный звон голосов наполнял ароматный воздух, но тепла не хватало и люди повесили себе своё солнце – сделали из того, что лежало под ногами и покрасили, как смогли. Стало мягко и приятно в этом зале. Мы назвали наше солнце "Ис?ла" и я выступил под ним четвёртым, так как лектор до меня отправился на охоту к реке Види, что текла в углу зала. Дерево становилось малым божеством: оно кормило, давало кров, укрывало детей, обращалось к высшим богам, чтобы помочь нашему маленькому поселению. Его украсили рунами – мы выдумали их, чтобы оставлять записи нашим потомкам и тем, кто найдёт нас внутри этого дома культуры. Дерево целовали, вокруг него водили хороводы. Мы даже сделали ему свой праздник да так и назвали – "Цини Тиста". Костры мы не жгли – дым быстро забирался под потолок и неприятно колол глаза и нос. Дерево худело, но никогда не плакало – мы знали, что его любовь и заключается в том, чтобы умереть ради нас. Оно взрастило каждого в этом зале, научило жить и каждый здесь присутствующий состоит из него – в обратную же сторону мы могли дать лишь благодарность. Хоронили мы людей под корнями и постепенно задумывались о приходящей смерти, которая в скорые времена поджидала и нас. Но и времени более не было. Что-то текло вокруг нас вместе с нашими домами и семьями, а мы наслаждались лёгким бризом в наши лица, обнимая детей и думая о будущем. Так мы и умерли.

Отдав номерок в гардеробе, я взял свою куртку, надел её и вышел в холодный вечер. Я распинывал лежащую болезненную тишину ногами, в хорошем настроении бредя домой. Выступил я, кстати, хорошо.

Глава 5.

________________________________________________________________

День 3.

Решил вести дневник болезни, которая пришла в город. Сперва казалось, что ничего необычного – небольшая вспышка мутировавшей простуды, но нет, за рубежом, откуда притащили эту заразу, уже начинают бить тревогу и вводить карантин. Распространяется болезнь и правда крайне быстро – ещё позавчера прилетел самолёт, на борту которого был найден заражённый, а уже сегодня пресс-секретарь из администрации сообщил о необходимости быть аккуратным и напомнил о личной гигиене. Значит, наверху уже поняли, что скоро будут проблемы.

День 5.

Как и предполагалось, болезнь распространяется крайне быстро. Ничего не понимаю в вирусологии, так что мой дневник послужит, скорее, тем, кто хотел бы знать взгляд обычного наблюдателя. Симптомы: кашель, головная боль, температура, странная замутнённость в глазах. Думаю, переболеть придётся всем.

День 8.

Телевизор и газеты забиты новостями и советами в связи с пришедшей эпидемией – иначе её уже не назовёшь. Списывался с заграничными коллегами, они сообщают, что болезнь может оказаться крайне летальной. Надеюсь, до этого момента учёные уже успеют сделать что-то вроде вакцины. По крайней мере, движения в эту сторону уже начались.

День 12.

День был отвратительный, но не хотелось бы из этого справочника делать личный дневник, для этого есть отдельный блокнот. Город постепенно впадает в гигиеническую истерику: антисептики скупаются литрами, маски, антибиотики, даже активированный уголь сметаются с полок сразу после поступления. Совершенно неясно, как болезнь распространяется, но, видимо, по воздуху. Продуктами питания я закупился наперёд по совету одной моей знакомой – она работает в министерстве культуры и у неё есть связи в правительстве. Говорят, будет карантин.

День 14.

Панические новости распространяются также быстро, как болезнь – большая часть города скупила всё, что было возможно из магазинов и засела по домам. Экономика постепенно встаёт, мой ботанический сад вот уже больше недели не посетил ни один гость.

Примечание: Дописываю вечером новость: у моей внучки (у меня есть дочь в браке) обнаружилась температура и кашель. Надеемся, что простудилась.

День 15.

У внучки началась головная боль. В больницах уже не хватает коек, среди знакомых ходит слух, что суточная госпитализация уже выходит за пределы тысячи. Официально заявляют, что летальность не выше 10%, особо подверженной группы, кроме стариков, не выявлено. Сегодня съезжу к дочке, проведаю их. Надеюсь, что слухи о высокой летальности созданы в панике и не имеют ничего общего с реальностью.

Примечание: Пишу ночью, под светом лампы в моём саду – решил на ночь остаться здесь. Навещал сегодня родных: внучка болеет всё сильнее, к вечеру температура появилась и у дочки с её мужем. Видимо, они всё-таки заболели этой гадостью. В ежедневной суете последние два дня не успевал ухаживать за цветами. Сегодня заметил странные красные пятна на листьях. Нужно будет последить.

День 16. Утро.

У дочери температура, кашель, головная боль и мутность в глазах. В больнице сказали, что мест пока нет, но обещают сообщить, как появится. Внучке тоже стало хуже. Летальность явно выше той, о которой заявляют официально.

День.

С растениями тоже творится какая-то чушь, они тоже заболели.

На некоторых ветках появились органические вздутия под корой. Не понимаю, что это за болезнь, надо посоветоваться с одним моим знакомым ботаником.

Вечер.

почти нет сил писать, температура. смотреть сложно, пятна в глазах, боль в голове ужасная стараюсь держаться.

День Х.

Сложно читать то, что писал раньше, не помню, какой день. слабость невероятная, разговаривал по телефону с мужем дочери внучку увезли в тяжёлом состоянии. дневник вести больше не могу, оставлю его на столе.