Вновь: ложный мессия

– Самое время рассказать, что это за место. – Оскар звучал угрожающе, все время оглядываясь вокруг себя, воспринимая этот туман достаточно враждебно, дабы заметно оживиться.

– Думаю, мы на восточной стороне острова. – Алви старался быть спокойней, пусть и разделял недоверие к внезапной перемене погоды. Не сбавляя шага, Оскар бросил на него понятный взгляд недоверия. – Я много лет не был здесь.

– Но тебе было приказано привезти нас сюда.

– Во-первых, не совсем сюда. Та подводная станция, где вы почему-то числились генетическими донорами, и этот остров – не одно и то же. Во-вторых, эта ваша Люба, которая оставила меня за главного, могла стереть и воспоминания о том, каким это место стало. Возможно, я был здесь недавно, но я не помню этого! Люба навязала мне быть вашей нянькой против моей воли.

– Не будь так в этом уверен.

– Я понимаю, доверие ко мне далеко, здесь я с вами тремя делю единое сомнение в этом странном союзе. Но ты должен понять вот что. Колыбель – место мира и добродетели, и я совершенно не узнаю его.

– Скажи-ка, – Оскар перегородил Алви дорогу, туман все больше обнимал, – почему твой пистолет оказался пуст? – Алви нахмурился от непонимания. – Ты сказал, что получил приказ забрать нас, когда колония пала и мы с небольшим запозданием эвакуировались. Лететь до столицы три месяца, Опус выслал своих для встречи и сопровождения. Ты выполнил приказ, пока мы были в криосне, забрал нас и привез сюда. Пистолет, по твоим словам, был для защиты от чужаков с Комы. Ты сделал один выстрел в тот, кто в итоге уничтожил корабль. Я, в свою очередь, пытался нейтрализовать тот аппарат, который приблизился и детонировал. Патронов не было. Как так вышло, что там был всего один?

– Я не знаю. – Дождавшись окончания напора Оскара, Алви ответил емко и быстро, глядя прямо в его мрачные глаза. Оскар внимательно вглядывался в глаза Алви, то ли ища там доказательство некоей своей правоты в вопросе недоверия к этому человеку, то ли провоцируя того на излишнюю волнительность для большей разговорчивости. Но только Алви оказался крепче на характер, доказав это следующими словами:

– Ища врага во мне, Оскар, ты теряешь самых близких, нуждающихся в тебе не меньше, чем ты в них. Отстранение приносит лишь всеобщий вред, убивающий надежду ненасытной злобой. Идем, если еще хочешь спасти Настю.

Алви обогнул его, смело идя вперед к храму. Оскар же спасся от густых чувств лишь благодаря ужасному предчувствию жертвы наблюдения неких спрятанных за туманом глаз. Ускорив шаг, он уже собрался обогнать Алви, ведомый бегством от внутренних терзаний не меньше, чем от возможного противника, как внезапно в мгновение с Алви разделил удивление от услышанного голоса, доносившегося со стороны внезапно поврежденного храма. Туман немного рассеялся, предоставив им небольшую площадку перед входом в строение, служившее местом преклонения трехметровой каменной фигуре женщины, чье немного грубое оформление ныне валялось кусками внизу. Площадка же была круглой, широкой, сюда явно могло уместиться человек пятьдесят, дабы склониться в молитве скульптуре, ранее занимавшей постамент в углублении трехстороннего строения из ровного камня, чья крыша переходила в колокольню со шпиком. Внутри же все было просто: слева и справа стены, впереди открытое до самого верха пространство, дабы лицезреть фигуру женщины издалека. Стена за ее спиной имела простую деревянную дверь ближе к левой стене.

Все это было окружено ныне мрачными деревьями, связанными в данный момент туманом, придавая еще больше тесноты, сталкивая Оскара со знакомым чувством охоты, где он, скорее, все же выступает добычей, нежели хищником. Но это ощущалось вторичным, ведь тот голос исходил от мужчины, чьи руки тянулись к образу женщины в немощной, жалостливой мольбе.

– Матерь Кассандра… спаси мою душу… прости мое предательство твоей добродетели… был я слеп и наивен… обманут ложным богом… обманут пришедшим из внешнего мира лжецом… сеет он лишь разрушения… ведет его лишь одиночество. Я оказался слаб перед его силой… перед его мудростью. Затмила она мою веру в твою любовь и заботу. О Матерь Кассандра, да прости детей своих за глупую наивность.

Все руки несчастного старика были покрыты глубокими ранами, чье нанесение стало приемлемой ценой в момент спасения своей жизни от нападения некоего врага. Оскар быстро составил общую картину: один или несколько нападавших не справились с покушением, после чего по неизвестной причине позволили жертве убежать. И вот он сидит на коленях, трясущимися руками то тянется к остаткам памятника, то кладет ладони на состоящий из круглых каменных пластин пол, чья поверхность потрескалась в местах падения тяжелой скульптуры. Повреждения растянулись уродливой паутинкой во все стороны, разрушив когда-то красивую плоскую площадку.

– Посмотрю, что есть в покоях священника. Будь начеку, все это… – Алви в изумлении оглядывался вокруг, указывая на разрушенный памятник, – все это неправильно.

Алви побежал к двери покоев в храме, внаглую наступая на разрушенный памятник, реакцию на что старик отметил кратким: «Богохульники…»

Оскар достаточно быстро понял бессмысленность самой попытки выйти на разговор с теряющим связь с реальностью стариком. Тот уже не замечал ничего вокруг, глаза его горели болью, тело умирало, мысли же извергали жажду понимания богини, чей лик лежит разбитым почти у него ног. Чуждое Оскару поклонение шокировало столь сильно, сколь с неприличным опозданием удивился он одному инородному наблюдению: кровь этого немощного была бледной. Она вытекала из ран старика, охватив достаточно много места вокруг, дабы испугаться уже не только неестественного цвета, но и неизвестного состава. Искреннее изумление Оскара отбило страх перед спрятанным в тумане гипотетическим противником. Оказалось, что эта бледная кровь тянется откуда-то слева, если смотреть на храм. Чем больше он вглядывался в сменяющийся туманом страшный лес, тем меньше разум искал объяснения, уступая место злости, выступающей ответной реакцией на глубочайшее непонимание. Старик все молил о понимании, дабы Матерь Кассандра одарила его временем для заслуги прощения… он все молил и молил, повторяя одно и то же громче и громче, хватая воздух из последних сил… И только Алви выскочил из покоев с небольшим тряпичным мешком, как полные изумления глаза Оскара отвлекли его от радостной находки медикаментов – раны на руках и теле старика стали заживать… исцеление поврежденных тканей и органов происходило столь быстро, сколь неестественно. Порезы затягивались, кожа немного омолаживалась, ссадины и прочее исчезали так, как будто бы их замазывали невидимыми красками. Старик выдохнул с глубочайшим облегчением, слезы радости благодарили ее за бесценные дары.

– Не слова – лишь поступки отблагодарят дар твой душе моей. И не будет покоя моим рукам и ногам, моим мыслям и чувствам, покуда вера наполняет сердце мое. Ведет на защиту твоей воли от тех… от тех, кто слишком молод. Они принесли смуту из глубин темных мыслей, навязанной обманом хрупкой верой ложного мессии. Злоба их соткана из беспорядочных, искривленных внезапным одиночеством сомнений в самой ткани жизни. Матерь Кассандра – пойми мою веру в детей твоих, чье помутнение ошибочно считается предательством. Доброта твоя равна лишь мудрости твоей.

Шок не сходил с лица Алви даже после того, как самолично он прикоснулся к рукам старца, проверяя целостность визуально и тактильно. Старец же все смотрел на расколотое лицо статуи светлыми глазами благодарности. Алви взглянул на Оскара, после чего уже хотел что-то сказать, но внезапно потерял дар речи. Словно испуганный мальчишка, Алви, в отличие от недоверчивого Оскара, просто побежал вперед, обратно к Насте. Старик сел на колени и стал собирать фрагменты статуи, что дало понять Оскару бессмысленность какого-либо диалога. Тот даже не обратил внимания на них.

– И что это такое было?! – Оскар закричал в момент, как догнал Алви, украдкой поглядывая вокруг.

– Обычная молитва. – Брошенный испуганным тоном ответ лишь подтверждал смятение Алви. – У вас же на Коме была церковь, неужели…

– Церковь была, да только, видимо, не такая! Молитва Матери и Отцу, следуя оставленному ими Наставлению, – ничего больше! Даже статуй толком не было. Да и не верующий я был, знаешь ли! Я человек науки!

– Похоже, придется это менять, – проронил Алви пугливым тоном.

4

К Насте и Роде они возвращались бегом, словно скрываясь от чего-то пугающе-неестественного к привычно-нормальному, что в целом не сильно было далеко от правды. Факт регенерации неизвестного старика с бледной кровью от какой-то молитвы ощущался Оскаром слишком знакомым своей ненормальностью, коснувшимся его мировоззрения еще в Монолите, когда Бэккер учинил временную петлю, запустившую процесс гибели его родного города. Тогда размеренная жизнь вывернулась наизнанку из-за столкновения с чуждой человеческой мысли наукой, обуздать которую Техгруппа во главе с отцом Роды и Настей пыталась с незавидными неудачами. Так что были те, кто все же способен противостоять учиненному Бэккером хаосу, среди которых находился и его отец – Игорь Козырев, протекторат Монолита. Те великие люди сражались с ужасным врагом за спасение своего народа… Больше нет ни тех людей, ни того народа… Оскар почти один несет столь же почетное, сколь тяжелое наследие своего отца… несет все глубже и глубже сквозь череду неконтролируемых событий. И на подступе к площади с кривыми деревьями, где он оставил раненую Настю под присмотром Роды, случилось еще одно необъяснимое событие.

Раздражающей туман будто бы танцевал, следуя лишь ему известной мелодии непринужденно и легко, заигрывая с ними в прятки, раскрывая истину за мгновение до точки невозврата. Казалось, сам звук исчез, а течение времени замедлилось, разрешив лишь принимать запоздалые выводы. Оскар не заметил сдерживающего его рукой Алви, вцепившегося в его плечо, дабы удержать от поспешного порыва вступить в неравную схватку. Оттого он внимательно и рассматривал все и вся, прячась за крупным деревом, выжигая в памяти ненормальные события. Первым делом, прячась не без помощи тумана за скрюченным деревом, Оскар подметил отсутствие какого-либо огнестрельного оружия и брони у пятнадцати человек. На них не было никакой одежды, совсем, лишь голые, немного полненькие, но все же крепкие на мускулатуру тела с заметным волосяным покровом. Они казались и вовсе некими первобытными дикарями, если бы не организованность, осмысленность в действиях и вполне светлое, чистое, даже красивое лицо без бороды. Волос на голове почти не было, лишь какой-то миллиметр-другой покрывал их идеально ровные черепа. На лица и фигуры они были слишком похожи, отчего считать их одной семьей не составляет затруднений. Даже более того, отсутствие каких-либо слов или звуков с сохранением понимания действий друг друга лишь добавляет уверенности в их развитой коллективности. Молча, без лишних движений, без намека на споры или недоверие, они стояли кругом вокруг того домика, откуда Оскар прибыл с остальными.

Не было видно ни Роды, ни Насти, и уже начали возникать самые страшные мысли на их счет: ведь окружили они этот домик своими спинами явно по какой-то причине. К счастью, слегка расступившийся туман раскрыл происходящее. Из дома вышли двое, неся на носилках их палок прикрытое большой тряпкой шевелящееся тело. Прямо за ними появилась Рода, которую вывел третий. Он держал руку на ее плече, ведя вперед пугающе безвольное тело Роды, чьи руки закованы в толстые цепи кандалами, как и горло с ногами. Злобный, бесстрашный взгляд Оскара перескакивал с одного врага на другого, пока те плавно двигались направо, видимо, туда, откуда пришли. Сколько бы он ни прокручивал в голове сценарии нападения, ни один не мог приблизить его хоть к какому-то удобоваримому успеху в спасении Роды и Насти. Он ничего не может им противопоставить, ничего! Его убьют в мгновение, как пусть и малую, но все же опасность, ведь от женщин им есть что получить, а вот от него… Если бы не все еще сдерживающая яростную ненависть рука Алви, то, вероятно, он бы все же слепо ринулся в бой, ибо уже не хочет думать о причинах и следствиях, строить теории и заниматься адаптивной стратегией, держа в уме новую пачку противоречивых точек зрения на происходящее. Он так от всего этого устал, что хочет простоты… Может быть, из-за этого он готов был принять гибель Насти? Вновь ответ он так и не нашел, как и ничего не предпринял по причинам столь же неожиданным, сколь удачным: появился старик, чьи молитвы Матери Кассандры вернули ему здоровье. Старик игнорировал Алви и Оскара, сразу же идя к ним, начав кричать обвинения, чтобы моментально привлечь их внимание. Остановившись, они молча смотрели на него. Те, кто несли носилки и вели Роду, так и остались в центре, просто зафиксировав свои положения.

– Вы осквернили Скрюченное кладбище. Изуродовали себя. – Потом он умолк, вглядываясь в них с завидным сочувствием, наполненным прекрасной памятью об этих людях. – Но вы живы, как жив и я. Какие доказательства еще вам нужны? Какие еще жертвы должны случиться? Хватит разрушений. Пожалуйста. Сомнительная честь спасителя света методами тьмы.

Из-за тумана было не видно, но как минимум у того, к кому подошел старец, в ладони лежал топор с длинной деревянной ручкой. Лицо этого Другого окрасилось гневом за мгновение, как одним размашистым ударом жизнь старика оборвалась вместе с упавшей головой. Это было личное, оправданное в глазах Других настолько, насколько непросто было им успокоиться от того, что некогда этот старик был жив. Не трудно было Оскару с Алви догадаться, что ранние раны были нанесены ими же. Настя все так же крутилась под одеялом, Рода стояла безвольно, роняя взгляд куда-то вниз с опущенной головой, немного начав качаться в тот момент, когда они все вновь двинулись вперед.

– Будем следить, – Оскар процедил это сквозь зубы, шепотом, чуть ли не для самого себя, как фиксатор спасительной мысли. – Пойдем по их следам. Мы и не с таким сталкивались и до сих пор живы. Это твой остров. Куда они идут?

– Но я не знаю этих мест. – Алви проронил это в страхе от своей беспомощности. Пока Другие скрывались в тумане, Алви успел посмотреть по сторонам, безуспешно выстраивая в голове некую карту местности.

– Соберись! В жопу твои оправдания, я уже их наслушался до конца жизни.

– Мне жаль Роду и… Я честно не знаю, кто они… что они… Извини, но я…

– Эй! – Оскар схватил того за затылок, концентрируя внимание на своих словах. – Время уходит! Либо ты идешь со мной, либо оставайся тут!

Оскар бросил эти слова яростно, после чего вышел из-за дерева с упрямым стремлением догнать похитителей, потому что стоит ему лишь подумать о том, что он упустит их, так окончательная безысходность начинает мучить изнутри разрушительной болью. Алви поскорей пошел за ним, как вдруг прямо у домика материализовалась человеческая фигура. Появилась из пустоты так же внезапно, как непринужденно себя вела. Оскар и Алви обернулись в недоумении от знакомого события, нежели неожиданного прибытия немного иного известной форме чужака. Обычное телосложение мужчины, одетого в плотный черный комбинезон, с накинутым на голову большим капюшоном, который отлично скрывал лицо. Ранее они видели такого же, только без капюшона: как раз тот и стал причиной взрыва их звездолета, который стал отправной точкой этого нового дня, вынудившего идти через подводную станцию, приведшую их сюда. Лишь успел Алви сделать в его сторону пару шагов без намека на враждебность, как странник исчез, будто бы его и не было. Уже только Алви развернулся, увидев на лице Оскара раздражение, как на лежащий во внутреннем кармане обруч пришло сообщение, сигнализируя кратким писком с легкой вибрацией. Алви достал это тонкое металлический кольцо и продел в него левую руку, чтобы запустить.

– Что это такое? – спросил Оскар, подойдя к Алви.

– Обычный коммуникатор. – Ответ Алви был с неменьшим удивлением от вопроса. – У вас таких на Коме не было, что ли?

Оскар не ответил.

– Я убрал его, потому что он не работал, когда мы были на звездолете. – После этих слов Алви соединил указательный и большой палец, открыв маленький виртуальный экран, занявший размер ладони. Там было одно видеосообщение без указания отправителя или даты.

Воспоминание

Самое лучшее – начать с извинений. Закроем эту тему, иначе лишь время потратим. А время – ресурс в избытке. В каком-то бесконечно избытке. Так вот, что бы ни происходило, каким бы странным, неадекватным и противоречивым ни было то, что с тобой происходит, всегда помни, что я прошу прощения за это. Не то чтобы я напрямую в этом виноват, но часть моей руки в этом присутствует. Да и, что уж томить, более извинений ты ни от кого не дождешься. Как минимум в ближайшее время. Я буду говорить то, что необходимо в тот момент, когда ты это видишь и слышишь. Причина такой фрагментации сведений заключается в банальной безопасности. Нельзя, чтобы кто-то лишний узнал то, что должен узнать ты. Ну и те, кто в тот момент буду рядом с тобой. И то никогда нельзя быть уверенным, кто слышит и слушает, что в большом случае может нам только навредить. Возможно, ты уже думаешь, что слушать меня сейчас будет не самое рациональное решение. Но поверь, все нормально. Догнать Роду и Настю еще будет шанс. Но только через поле Судорожных Скульптур. Вот тут я нарисовал, куда идти на карте. Это сообщение одноразовое, так что уж постарайся запомнить маршрут получше, хорошо? Молодец. И знаю, вопросов возникло теперь еще больше. Правда, знаю по опыту. Но сейчас я прошу верить мне, пожалуйста, просто верить. Я не просто так прячу то, откуда записываю это сообщение. То, что сейчас у вас происходит, на самом деле куда важнее, чем это возможно описать. Мы с Любой прошли слишком большой путь, немыслимый путь, чтобы появился шанс! Один шанс! Возможно, последний, так что, придурок, постарайся как следует, чтобы не оказаться на моем месте! Я никому не доверяю так, как тебе и ей. И я знаю, что ты все сделаешь правильно. Но в этот раз надо постараться чуть лучше. Надеюсь, это будет единственное воспоминание, которое ты получишь.

5

Когда Бэккер и Изабелла предстали перед теми, кто остался в живых на пепелище Опуса, то возглавляемый этими людьми Грант все же взял первое слово, активно ища зрительный контакт с каждым.

– День назад мы с вами встретили утро в совершенно другом мире. Потерянные, мы доверились друг другу, потому что объединяет нас не только скорбь утраты, но и желание жить. Я уже рассказывал вам, откуда у меня прозвище «мама медведь». Порой бывает так, что самой сильной воли к жизни попросту не хватает. Тогда и нужна рука помощи. Для большинства ее протягивает семья. Но семья – это не только кровная связь. Мы с вами этому доказательство. Мы выжили. И чтобы выживать дальше, я доверю наш путь этим людям так же, как вы доверили свой мне. Я не самый лучший оратор, речи – не моя сильная стороны. Думаю, будет лучше, если за себя они скажут сами.

Самые активные заняли первые ряды, переглядываясь с Грантом, видя его кивки в стремлении отнестись к Изабелле и Бэккеру со спокойной и трезвой оценкой. В основном то были молодые мужчины и женщины. Несколько семей с детьми в возрасте пять, семь и десять лет. Пара пожилых мужа и жены, держащихся в стороне, все время тративших на помощь молодым семьям. Были еще несколько одиночек, лишенных желания вливаться в деятельность группы, но и не мешающих. У Гранта уже успели образоваться несколько самых приближенных, которые больше делали, чем думали, что и сделало его незаменимым для них взрослым наставником. Как минимум, им это было нужно, и они уцепились за это, что сам Грант считает своим отдельным достижением. Хотел бы он, чтобы его сын так же смотрел на него, как они.

Изабелла стояла чуть впереди Бэккера, который сам был рад понаблюдать за тем, как и что она будет говорить, смело веруя в необходимую ей ответственность за кого-то. Возможно, так она сможет оставить прошлое по-настоящему.

– Меня зовут Изабелла. – Внезапно она стала говорить не просто учтиво, а красиво, при этом с твердой позицией своей роли. Этим она и восхищала его, вопреки пережитому опыту, впечатления от ее лидерства оставались все те же. При возрасте в тридцать пять лет она выглядела значительно моложе, один ее направленный взгляд и слово – и вместо женщины с нежными чертами лица и большими добрыми глазами, которые подчеркивались рыжими пышными волосами, появлялся сосредоточенный мыслитель без намека на изящество или грацию. – Вы на корабле под названием «Лебедь». Мы плывем на станцию Колыбель. Это место является научной базой для изучения океанских глубин. Ввести его в полную работу не успели, а значит, эта работа ложится на нас. Там уже есть все необходимое для продолжительной командировки. В нашем положении этот ресурс окажет спасительную функцию.

– Откуда вы знаете, что эта Колыбель не разрушена, как весь Опус? – Вопрос этот задал с неким укором тот самый, один из ближнего круга Гранта, чей непростой характер особенно нуждался в усмирении.

Изабелла стрельнула на него каменным взглядом. Пересилив себя, она все же украдкой зацепила Гранта, подтолкнув того вмешаться.

– Если есть что сказать или спросить, сначала представься. – Грант был по-родительски строг.

– Павел, фермер в третьем поколении, – натужно выговорил этот крепкий парниша с мрачным, выглядывающим из-под прядей по плечо лицом пережитой трагедии. Все было ясно без слов – подавленный злостью, хороший человек теряет свое сердце.