Декорации

– Но по?другому не может быть, да? – Он встретился с ней взглядом, – я читал твою статью, она хорошая, нестандартная для тебя. Как вижу, твоя популярность сильно возросла со сменой направления. Жаль, ты не воспользовалась моим видео?сообщением… Хотя, это была бы старая Ильза, та, что на стороне простых людей, а не системы.

– С тобой поступили несправедливо – это правда, и мне искренне жаль. Но произошло так много, чего ты не знаешь, чего никто не знает! Это сложно понять, и мне самой это не нравится, но все куда сложней, чем тебе кажется.

– Я это уже слышал.

– Сейчас нельзя обличать всех и каждого, иначе ничего и не останется. Мы должны думать о будущем, вопреки чувству справедливости, хотим мы этого или нет.

– Это я тоже слышал.

– Здесь нет ничего личного, но сейчас надо поступить именно так, – она отчаянно, но безрезультатно пыталась достучаться до него.

– И это слышал.

Они посмотрели друг на друга.

– Если ты пришла извиниться, то ты извинилась, можешь идти. Сомневаюсь, что мои надсмотрщики будут рады нашему общению без их контроля. Хотя, возможно, эта встреча уже санкционирована, откуда мне знать, – он говорил отрешенным голосом.

– Я работаю одна, и не причастна к тому, что на тебя повесили…

– Но все же ты скрыла обличающие их ложь улики.

– Что там произошло? – Резко спросила Ильза, – там, в Природных землях, на самом деле. Расскажи мне, пожалуйста…

– Официальная версия существует, если тебе нужна другая, то лучше задайся вопросом, зачем? – Она промолчала, – ты не будешь писать неугодное властям, иначе бы давно использовала мою запись. Я бы на твоем месте уничтожил её, для личного спокойствия. А еще перестал бы задавать вопросы, ответы на которые тебе нужны лишь для того, чтобы чувствовать боль, наличие которой доказывает тебе, что ты – не такая как они. И хоть твоя рука и исполняет необходимое для сохранения большой игры, но ум и сердце все так же преисполнены откровенностью и справедливостью, – Соломон говорил размеренно, аккуратно вкрапливая претензию в голос, что ей стало не по себе. Ильзе казалось, она смотрит на чужого, незнакомого ей человека, являющегося сейчас полной противоположность того, доброго и честного Соломона. Он скромно улыбнулся, чуть расслабился и вернулся к своему занятию: наблюдению за миром в статичной, расслабленной позе человека, который ничего и никого больше не боится, смерившийся со всем, что только может произойти. Он будто бы забыл про ее существование, не подавая виду, что рядом с ним кто?то сидит.

Ильза смотрела на него, чувствуя пустоту внутри себя, и, как ей казалось, он разделял это с ней. Она встала:

– Ты ошибаешься… и мне очень жаль Кристину, правда… – Ильза ушла, не оборачиваясь, глядя вперед.

Кристина… он думал о ней каждую секунду. Он обещал ее спасти, но подвел… теперь она мертва, а он жив, одинокий, разбитый, отравленный разочарованием в самом себе. Яд коснулся даже сна, хотя трудно назвать сном то, какой ужас ему приходилось видеть по ночам и переживать его снова и снова… но все же, если ночью он съедал себя сам, чуть ли ни радуясь заслуженным, мучающим кошмарам, то днем, воспоминания о ней грели и давали призрачное желание жить. Ее тело было найдено в одной из палаток, куда пытались вбежать люди, прячась от атак военных дронов… что бы погасить скопление, они взорвали ту саму палатку, убив его возлюбленную моментально, пока она… она… Соломон все пытался представить, чем она занималась последние минуты жизни, и никак не мог… но он точно знал, что она чувствовала, ведь сам был преисполнен той же болью и страданием от невозможности быть рядом друг с другом. Каждый раз, как он ощущал тот испытываемый ею страх и одиночество, вынуждающие искать его глазами… почти каждый раз он был на грани, чтобы не заплакать….

Он куда лучше перенес смерть Кристины, нежели ее мама, – еще один человек, которого он подвел… Она так и не нашла в себе силы вернуться к работе и пережить трагедию, – её отправили в санаторий с круглосуточным наблюдением и обязательными сеансами с психотерапевтом.

Соломон все так же сидел на скамейке, рассматривая деревья, пролетающих птиц, людей, проводящих приятные минуты с любимыми. Жизнь, которой его лишили… Он так и будет играть в игру тех, кто следит за ним, пока они не убедятся в полной лояльности. А все для того, чтобы с большим комфортом наблюдать изменения мира, грядущие и неподвластные никому. Те самые, которые уже вносит в мир открытие Кристины, о котором так никто и не узнает, а даже если его вдруг спросят, он со сто процентной уверенность даст отрицание всех подозрений о вопросе бесплодия… люди заслужили этого, и он будет наблюдать, со стороны, молча и не принужденно, как все человечество близится к закату.

Агата

Агата провела последние два дня на планете, где ей было необходимо в срочном порядке отчитаться за все события, произошедшие с момент отправки космонавтов к Новому горизонту. В первый день она адаптировалась к гравитации, что, далось ей достаточно легко – все же на Кесслере были тренажеры, а современная медицина по просьбе вышестоящего начальства ускорила процесс. И вот, лишь сейчас, после всех отчетов, она впервые вышла в Мегаполис – разумеется, все еще находясь под присмотром врачей, которые наблюдали за ней из машины неподалеку, отслеживая ее состояние по сенсорам под одеждой.

Она была шокирована, оказавшись в самом центре Мегаполиса – вокруг были сотни людей и огромные небоскребы, возвышающиеся точно мосты между небом и землей. На Кесслере она знала всех и всё, начиная от имен всех сотрудников, заканчивая каждым углом в любой из комнат и коридоров. Там она никогда не чувствовала себя чужой. Там каждый имел свое место. А здесь, в эпицентре цивилизации, Агата была словно зрителем, но не частью этой системы. Иногда ее толкали плечом, иногда кто?то что?то кричал в след, провожая то сухим взглядом, то, что бывало реже, добрым. Помимо людей, Агата не могла привыкнуть к шуму, а в скупе с огромным количеством всего вокруг, она была близка к панической атаке. В космосе тихо, и даже на Кесслере не нужно было искать место, чтобы побыть в тишине и покое. Здесь же, хаос давил на нее со всех сторон. И никто из них не догадывался, что именно она – женщина, стоявшая посреди толпы – повинна в их знании о возможной смерти космонавтов. Они были так слепы… всего лишь марионетки. Теперь она поняла, почему министр Эобард, каких?то пару часов назад поинтересовался ее дальнейшей судьбой.

– Пока космонавты летят домой, я хочу знать, что же вы решили?

– Я не люблю принимать решения в спешке, не имея всех данных. Нужно дождаться из возвращения…

– Понимаю. Мы с вами кое?что лично не обсуждали… Гибель космонавтов, которая не потребовалась, так как безопасность была восстановлена. Ваше отношение к этому?

– Моя работа – это безопасность и работоспособность Кесслера и прилегающих проектов. Приказы свыше не моя ком… – Агата резко остановила себя, снова ощутив влияние дисциплины, не позволяющее высказываться против решений вышестоящего начальства. И сейчас это выводило ее из себя, как никогда ранее.

– Вам требуется мое личное или профессиональное мнение?

– Я объясню, – Эобард не скрывал приятного удивления такой реакции, – мне нужен человек, которому я могу доверять, и который будет принимать решения, основываясь на фактах и уж никак не на личных отношениях с людьми, как близким, так и не очень.

– Сейчас я подчиняюсь Бенджамину Хиллу, но мы расходимся во мнении…

– Возможно, это ненадолго. Будем честны, Бенджамин – важная фигура, я бы даже сказала, незаменимая… на ближайшее время. Мы с вами понимаем, что исполнительность его оставляет желать лучшего. Ему трудно работать в команде, он привык сам принимать решения и брать на себя всё, кроме ответственности. Он опрометчив и слишком самонадеян. Лишь видит некую цель, достижение которой стоит любых жертв. Скажите честно, вы, лично, согласны с его методами работы?

– Нет, – ответила она не сразу, – но не уверена, что и с вашими тоже.

– Это хорошо. Вы молодец, у вас впереди вся жизнь и карьера. И я могу с уверенность сказать, что подходить к задачам, особенно таким большим, как «Пилигрим», надо не в бегстве за открытиями, спотыкаясь на ходу, а крайне ответственно и не спеша. Вы уже поняли, чей пример я имею ввиду. Бенджамин плохой руководитель, мы оба это знаем.

– Я не понимаю, к чему вы клоните.

– То, что произошло за последнюю неделю – это позор. А ведь никто не заставлял его спешить, никто не требовал кидать все разработки в одну корзину, рискуя первым полетом, чтобы доказать свою гениальность и убедить всех вокруг в своих возможностях. Вы меня понимаете.

Слушая Эобарда, она осознала, на удивление, что во много согласна с ним. Необходим совершенно иной, более взрослый и профессиональный подход к будущим проектам. И она точно знала, что может быть лучшей кандидатурой, чем Бенджамин. Агата решилась поговорить откровенно:

– Я во многом не согласна с руководством Бенджамина, это так. Под моим началом не было бы тех проблем, с которыми мы столкнулись. Но Бенджамин, далеко не тот человек, который просто так уйдет. Раньше не мог, вряд ли сможет сейчас.

– Много изменилось, Агата, не спешите с выводами. Сейчас важно другое: согласны ли вы сделать всё необходимое, чтобы подобных ошибок больше не было?

– При всем уважении, я не хочу идти по головам. Повышение надо заслужить, и наш разговор… не уверена, что вы поступаете иначе, чем Бенджамин.

– Агата, вы меня удивляете. Неужели вы причисляете себя к тем, кто ходит по этим улицам? – Она молча наблюдала за его реакцией, сдерживая себя, чтобы не обвинить его в попытке убить космонавтов, – я понимаю, у вас ко мне есть претензия, из?за моих приказов, да. Но я хочу сказать вот что, прежде чем вы будете обдумывать мое предложение, разумеется: тот, кто готов принять порой немыслимые решения, всегда будет править теми, кто эти решения исполняет, а все потому, что люди не равны, и чем быстрей вы это поймете, Агата, тем скорее увидите общую картину.

Агата ничего не ответила.

– Смею более не задерживать, впереди много работы, вам еще предстоит объяснить десяти космонавтам, погрузившим себя в «саркофаги», почему они не оказались на Новом горизонте. И вот еще что: программа по освоению космоса не остановится, но ее необходимо реорганизовать. Вы уже поняли, что мне понадобится человек, который возьмет на себя полное руководство космическими программа за пределами Кесслера. Кто не приведет своего психотерапевта для липового отчета готовности, кто не будет ставить мечту выше человеческой жизни. Вы поняли меня.

– Что будет с ЦРТ? – С откровенным интересом спросила она.

– Вы боитесь, что кто?то будет мешать вам работать так, как вы считаете верным? – Агата не ответила, – ЦРТ будет существовать, но его ждут перемены. Советую не беспокоиться об этом, а делать ту работу, с которой не справляются мечтательные ученые, а в которой нужные умелые руководители.

– Смею полагать, вы знали, чем все закончится. Почему не вмешались в работу Бенджамина?

– Отличный вопрос, Кобэрн. Бенджамин – сам себе главный враг, а, значит, вопрос времени, когда он сам же себя и потопит. Сбой смог доказать многим, что ЦРТ делает то, что хочет, когда хочет и с кем хочет. Но у совета директоров, как и у Бенджамина, были слишком большие связи и слишком глубоко посаженные корни. Чтобы отнять у них монополию и власть, необходимо было что?то еще, дабы пошатнуть самопровозглашенных королей. Теперь, при благоприятном исходе, конфликт Бенджамина и совета директоров послужит переменам, на которые уже мы повлияем в нужный момент.

Но не спешите с выводами, Агата. Ни мои руки, ни чьи?либо еще, не причастны к трагическим событиям последних лет. Немного труда стоило, чтобы понять: в нынешнем виде, при руководстве Бенджамина – лишь вопрос времени, когда амбиции и ресурсы, нанесут вреда больше, чем кто?либо извне. Точка невозврата наступила, и нам необходимо взять все под контроль, дабы впредь делать все правильно.

Во время разговора с министром, она молча хотела оказаться там, где прямо сейчас работают куда?более близкие ей по уму люди, сбежать от неоднозначного диалога, навстречу не просто новому, а чему?то необъятному, тому, к чему лишь частично смог коснуться человек, которого она любит. Прошло время, пусть и малое, но ответ все не был найден, вплоть до этого момента. Те чувства, то отношение – это пример чистых и сильных чувств. Но это чувство имело свой побочный эффект: оно опустило ее на землю, до уровня простых людей, среди которых, что раньше, что сейчас, ей было невыносимо. В лицах, которые мелькали вокруг нее, она видела сходство с собой. Она, Агата, прямо сейчас, сквозь холодный пот и разочарование, чувствовала свою примитивность.

Как ни странно, но не встреть она Филиппа, то она бы и не узнала, что такое любовь. Так же, как и он, не встреть ее, вполне возможно, не спас бы космонавтов. Агата не сразу переварила факт, что именно из?за нее, как женщины, а не руководителя, капитан корабля не потерял окончательный контроль над полетом, приняв верное решение. И чем больше она думала об этом, тем больше понимала, что если кроме любви, человека ничто не держит в рамках разумного, то, возможно, и правда в космосе нет места людям.

Агата как раз подошла к мемориалу жертв атаки в Природных землях, где среди немногочисленных людей, отдающихся горю, были молодые, лет пятнадцати от силы, ребята. Держа в руках стопки бумажных газет, они предлагали взять их бесплатно.

– Читайте свежий выпуск, только на бумаге! Бумагу не подделать, ее не изменить! Написанное чернилами останется в истории! – Агата взяла одну, не став слушать никого, и сразу же прочла заголовок: «Мотивы определяют отношение к результату, а не наоборот».

Было много слов, в основном факты, но отдельный блок, занял ее любопытство.