Таксидермист
Николай Альбертович Воронцов
Самый настоящий нуар в мрачных декорациях середины нулевых. Медбрат – так прозвали в милиции неуловимого «охотника» за одинокими прохожими и их кошельками. Укол сильнодействующего вещества, жертва обездвижена, забрав ценности и деньги, грабитель исчезает – таков его почерк. Адвокат Николай Вострецов тоже не избежал встречи с «охотником». У грабителя редкая и страшноватая профессия – таксидермист, то есть мастер по изготовлению чучел. Теперь дело за малым – арестовать чучельника-рецидивиста. Но в городе вспыхивает криминальная война, в которую против воли втягивается Николай.
Часть I
Он
Глава 1
Ты это я
Вечер еще только начинался, а Тофель уже был пьян до такой степени, что еле-еле ворочал языком и, судя по всему, останавливаться на достигнутом не собирался. Словно в подтверждение этого он упорно сжимал в руке рюмку водки и все время жестикулировал, отчего его рубашка, галстук и брюки очень скоро покрылись мокрыми пятнами.
Вообще-то разговор с этим наклюкавшимся гражданином мне не доставлял совершенно никакого удовольствия, но виновником вечера был я и в соответствии с правилами и приличиями обижать гостя никак не мог.
О существовании традиции под названием «проставляться за новое место работы» я узнал совсем недавно, когда после длительной стажировки сдал квалификационный экзамен и получил удостоверение адвоката.
Вот и пришлось в срочном порядке заказывать в кафешке стол на двадцать персон, организовывать эту самую закрытую корпоративную вечеринку и приглашать на нее всех моих новых коллег из юридической конторы, в которой я теперь имел честь вести адвокатскую практику.
Из динамиков проигрывателя какой-то дерзкий парень читал свой новомодный, звучавший теперь практически из каждого утюга хит «Черный бумер», от которого голова моя уже просто-таки трещала и раскалывалась на части.
– Ну так что? – охрипшим голосом снова спросил Тофель, – я все еще жду ответа. Ты мне так и не рассказал, какого черта тебя занесло в адвокаты?
В полной растерянности я оглянулся по сторонам, и мой собеседник, видимо решив, что я собираюсь улизнуть, тут же цепко схватил меня за рукав.
– Я очень внимательно слушаю, – промычал он пристально глядя в глаза, после чего засопел как бык на красную тряпку и даже предупредительно поводил перед моим носом указательным пальцем.
После такой манипуляции в рюмке Тофеля снова случился шторм, и водка в очередной раз начала плескаться в разные стороны.
Надо сказать, что за время стажировки я почувствовал от этого человека по отношению к себе какую-то откровенную недоброжелательность. Так, к примеру, он мог зайти в кабинет и, поручкавшись со всеми присутствующими, вроде как по рассеянности проигнорировать меня своим приветствием. Еще Тофель мог запросто вклиниться в беседу и, оборвав меня на полуслове, перевести разговор на совершенно другую тему. Мог он и достаточно жестко потребовать освободить телефонную линию, так как ему, видите ли, срочно нужно куда-то звонить.
Конечно, если бы я пожаловался, рассказал кому-нибудь обо всех этих случаях, на меня сразу же замахали бы руками и сказали, что я мнителен, что все это мне только кажется и вообще Олег Николаевич отличный мужик, но факты были упрямы в своем желании заставить меня задуматься над вопросом – в чем же моя вина, и в итоге по окончании стажировки я сделал неутешительный вывод: в адвокатской среде тоже есть самая банальная дедовщина.
Не сказать, что этот вывод меня очень сильно опечалил, но и радоваться жизни в полной мере при таких обстоятельствах было как-то не с руки. Я очень долго пытался понять причину такого отношения ко мне.
При этом напрашиваться в друзья к Тофелю я вовсе не собирался, но, как мне подсказывал мой внутренний голос, безвозвратно рвать всякие отношения с этим снобом вроде как тоже не следовало – все-таки коллега.
Было и еще одно обстоятельство, заставлявшее меня вести себя тише воды ниже травы: по злой иронии судьбы, за неимением свободных мест на первых порах меня (естественно, временно, как это всегда и бывает) определили в кабинет Олега Николаевича.
Именно поэтому Тофель в числе прочих был приглашен мною в кафе и, что меня крайне удивило, на приглашение откликнулся. Хотя, как мне кажется, он согласился прийти на вечер только из-за того, что собралась веселая компания, а вовсе не из желания искренне порадоваться за нового человека, влившегося в коллектив.
В глубине души прекрасно понимая, что разговор с пьяным трезвому человеку категорически противопоказан, я, хотя я и немного дерзко, все-таки ответил на поставленный ребром вопрос:
– Какого черта меня занесло в адвокатуру? С этим выбором я определился еще на первом курсе университета. Всегда мечтал работать на этом поприще.
– Отстой! – сквасил кислую физиономию Тофель. – Ты еще, как говорится, пороха не нюхал, а уже говоришь про какую-то там ме-е-ечту.
Последнее слово он проблеял, видимо, специально для того, чтобы в полной мере выразить свое отрицательное отношение ко всему мною сказанному.
– Вот представь: один человек убил другого, и ты защищаешь этого душегуба; как думаешь, будут в такой ситуации родственники убитого с тобой, с защитником убийцы, любезничать?
– Думаю, нет, – ответил я. – Но если посмотреть на это вопрос шире, то и родственники человека, невиновно обвиняемого в совершении преступления, тоже не станут расшаркиваться перед следователем или прокурором.
Тофель на это как-то нехорошо улыбнулся и, пристально глядя мне в глаза, спросил:
– А вот, не дай бог, случится с тобой какое несчастье, куда ты побежишь за помощью? К адвокату или все-таки к следователю?
Спросив это, Тофель резко опрокинул рюмку с остатками водки в рот, после чего втянул ноздрями воздух и сверху вниз как индюк на жука презрительно посмотрел на меня.
– Естественно, ты побежишь в милицию, – не став дожидаться моего ответа, тут же сказал он. – Вот и делай теперь вывод, кто обществу нужнее: адвокат или следователь. Один преступников ищет, другой палки в колеса правосудию вставляет и всячески следствию мешает. Вот тебе и вся правда жизни!
– Странное у вас отношение к своей профессии, – заметил я.
Тофель достаточно холодно посмотрел на меня и хотел было что-то сказать, но в этот момент рядом с ним возникла Римма Иосифовна и, обращаясь ко мне, сладким голосом запела:
– Николай Альбертович, какой же вы молодец! Организовали такой чудесный вечер! Все-таки за постоянной работой мы очень редко стали собираться вместе таким вот неформальным образом. По этому поводу у меня появился тост. Приглашаю всех за стол.
Тофель после этих слов с удивлением уставился в свою пустую рюмку и, с трудом отделившись от стены, решительно направился к столу.
А Римма Иосифовна тут же схватила меня за руку и зашептала:
– Николай, надо срочно вызвать такси и отправить Олега Николаевича домой, иначе он скоро окончательно наклюкается, а потом хоть вешайся – совсем невменяемым станет, начнет ко всем вязаться с разными противными разговорами и, не дай бог, еще и драться вздумает. От него всего чего хочешь можно ожидать. Абсолютно непредсказуемый человек!
После того как все расселись по своим местам и застолье продолжилось, Риммой Иосифовной был провозглашен новый, чрезвычайно длинный и скучный (адвокаты тосты говорить, как оказалось, очень даже любили) тост за мои будущие успехи на адвокатском поприще, а потом добрые тетушки как-то так все очень ловко организовали и устроили, что Тофель уже через полчаса после возвращения за стол стоял возле дверей кафе одетый и вяло прощался с оставшимися.
В соответствии с нормами и приличиями я (хотя и не очень-то желал этого) тут же вызвался проводить хмельного гостя до проезжей части, чтобы усадить его в какой-нибудь попутный транспорт, для чего накинул пальто и вышел за дверь.
Когда мы с Олегом Николаевичем оказались на улице, я хотел было уже кинуться к стоявшему на обочине автомобилю с черными шашечками на боку, но Тофель цепко схватил меня за рукав, остановил и сказал:
– Такси не надо. Я живу здесь недалеко. Пятнадцать минут ходьбы. Давай прогуляемся, подышим свежим воздухом.
Ожидая продолжения уже порядком наскучившего мне разговора о вреде и пользе (нет, скорее вреде) адвокатской деятельности, я с тоской (будто прощаясь и видя кафе в последний раз) посмотрел в сторону покинутого мною заведения и, засунув руки в карманы, поплелся по тротуару за наклюкавшимся коллегой.
Мы прошли до поворота, пересекли проезжую часть, завернули в какой-то огороженный бетонным забором довольно-таки грязный, дико заросший кустами и деревьями и оттого унылый и темный парк, и направились по одной из дорожек в сторону видневшихся вдали кирпичных многоэтажек.
– Ты куда-то спешишь? – немного отстав, спросил Тофель.
– Да нет, – обернувшись, ответил я и остановился.
Олег Николаевич подошел ближе, огляделся и плюхнулся на расположенную неподалеку скамейку. Я вздохнул, с тоской посмотрел на часы и сел рядом.
– Люблю позднюю очень, – сказал Тофель. – Голые деревья, туман и холод. Во всем этом есть какой-то жуткий нуар, умиротворение и в то же время предельное откровение. Такое ощущение, что ты уже помер и теперь вроде как со стороны наблюдаешь за тем, что стало после тебя.
Слово «нуар» я слышал впервые и хотел было уже спросить, что оно означает, но не стал этого делать. Вообще был не намерен общаться с пьяным, а желал только одного – побыстрее вернуться обратно.
При этом я заметил, что Олег Николаевич на свежем воздухе немного протрезвел. Во всяком случае, взгляд его перестал быть осоловело мутным и приобрел какое-то похмельно-лирическое выражение.
– Обиделся на меня? – вдруг спросил Тофель.