Меня охраняют призраки. Часть 2

«О чём она говорит? – думала Габриэль, заворожённо глядя на напряжённое лицо Мелиссы и её забавно распахивающийся в каких-то словах рот. – Чего она хочет от меня? Я совсем её не понимаю. Кажется, ей нужно что-то по учёбе… Да когда она хотела большего? Я ничего не помню… ничего… какая теперь разница? Зачем она спрашивает меня, когда, можно подумать, эти жалкие, ничего не стоящие экзаменационные баллы – то, что меня по-настоящему волнует? Неужели она не может догадаться, почувствовать, что я волнуюсь? Она не понимает, что я сама в себе запуталась? И какое теперь тут может быть дело до экзаменов, до вопросов, заданий, утомительных вычислений, если я не могу разобраться в себе? Если мне кажется, будто подо мной проваливается мир, в котором я жила до сих пор, в который я верила… мир, где я надеялась на что-то лучшее, вечное и прекрасное… – Габриэль с ненавистью посмотрела в лицо Мелиссы, по-прежнему увлечённо о чём-то повествовавшее, и ей захотелось завыть от усталости и злобы на всех этих окружающих, которые знали только волнующие их вопросы, а от всего остального предпочитали открещиваться, представлять, будто они ничего не замечают. – Господи, когда она замолчит?!»

Габриэль безвольно уронила руки на колени.

– Так что? – деловито прострекотал голос Мелиссы над её головой. – Ты помнишь, я спросила у тебя, что ты ответила на шестнадцатый вопрос? Ты помнишь?

– Я ничего не помню, не помню, отстань от меня! – воскликнула Габриэль и взметнулась на ноги. – Мелисса, хватит!

Мелисса удивлённо смотрела на неё, широко распахнув глаза, в которых, несмотря на яркий солнечный свет, с изумлением и болью расширились узкие щели тёмных зрачков.

– Что с тобой такое? – обиженно спросила она. – Я всего лишь спросила твоего совета, Габриэль, неужели тебе так трудно было мне ответить?

– Экзамен окончился! – сварливо рявкнула Габриэль, топая ногой. – Никто не позволит тебе ничего изменить, так что лучше сядь – и расслабься!

Измотанный Стивен, изучавший её постепенно красневшие от злости и бессилия щёки, вдруг вытянул непропорционально длинные ноги ещё дальше и заметил ленивым голосом:

– По-моему, Габриэль, это тебе надо сесть и расслабиться. Но она действительно права, Мел, – миротворческим тоном обратился он к Мелиссе, чьи губы оскорблённо надулись, – теперь уже всё в любом случае кончено. Нам остаётся ждать и молиться, чтобы наши результаты оказались вменяемыми. Выйди это не так, мать снимет с меня голову, не успею я переступить порога.

– Не смешно, – сердито отозвалась Люсинда: она снова увлечённо копалась в своих справочниках, которых она, судя по её раздувшейся сумке, взяла с собой в немереном количестве. – Давайте лучше займёмся повторением. Нам сейчас придётся идти на экзамен по математике, Стивен! Возьми блокнот и реши мне вот эти простенькие примерчики, – она с непримиримым видом прибавила к блокноту свой справочник и провела кончиком ногтя вниз по странице. Глаза Стивена расширились от страха и возмущения, он оттолкнул от себя укоризненно зашелестевший справочник и решительно воскликнул:

– Нет! Нет, Люсинда, с меня этого хватит! Мне совсем скоро сдавать экзамен, а ты не даёшь мне даже минутки отдыха!

– Не надо меня обманывать, – с привычной холодностью ответила Люсинда, – ты уже двадцать пять минут отдыхаешь. Тебя никто не просит перенапрягаться, реши только вот это, – она отчертила ногтем половину примеров, – и ты свободен.

– Люсинда, ты издеваешься, – обречённо сказал Стивен, но и справочник, и блокнот взял и принялся усердно решать, сопя и облизывая губы кончиком блестящего языка.

Люсинда в молчании раздала по справочнику и блокноту каждому из компании, кому предстояло сдавать экзамен по математике после обеда, и так же молча указала, какие именно примеры они должны решить. Сама она взяла в руки учебник и начала перечитывать последние главы, впрочем, часто перелистывая множество страниц вперёд или назад, сосредоточенно хмурясь и кусая остро отточенный карандаш. На другой стороне крыльца Тэф и Кумм увлечённо разговаривали друг с другом о чём-то, привлекая к своей беседе Питера в качестве безмолвного и покорного слушателя (у Питера было отсутствующее лицо и пустые глаза), на ступеньках сидели Барбара и Джессика и, что было довольно удивительно для них, не пытались никого обозвать либо унизить. Напрягая зрение, Габриэль сумела увидеть на коленях у Барбары раскрытый справочник.

– Я так волновалась, – сказала Мелисса, – что дальше второй части просто не смогла продвинуться.

– Уверена, что ты переживала зря, – не поднимая взгляда от учебника, сказала Люсинда, – потому что я тебя готовила, и ты должна была сдать экзамен хорошо… даже если ты так и не решила ни одной задачи из третьей части, – в её голосе проскользнула лёгкая тень раздражения. – Верно, Джоанна?

– Верно, – кисло ответила Джоанна. – Мелисса, у тебя всё вышло чудесно, я чувствую! Чувствую, – с убеждением и отзвуком смущения повторила она, наклоняя утвердительно голову.

– А вот у меня нет никакой уверенности, – пробурчал Стивен, – потому что я физически не в силах выносить этот фирменный ядовитый взгляд мисс Гибсон. Мне начинает казаться, что она вот-вот выпрыгнет из-за своего стола, достанет до меня в один прыжок и разом заглотит.

– Это всё твои глупые фантазии, – отчитала его Люсинда и обратилась к хихикнувшему Патрику: – А тебе нечего смеяться! Ты тоже и не думал готовиться!

– Конечно, – расслабленно согласился Патрик, – я не такой упорный, как ты, Люсинда, меня не принудишь учиться в свободное время, особенно по выходным. Но, если прикинуть, то получится, что и сразу после уроков я тоже не совсем склонен к…

– Занимайся своим делом, – оборвала его Люсинда холодным начальственным тоном, – иначе рискуешь схватить ещё одну неудовлетворительную оценку в придачу к той, которую ты наверняка получил за английский!

– Люсинда, – Патрик сделал оскорблённое лицо, – но ведь ты сама себя принижаешь! Разве не ты гоняла меня, как собака – мячик, разве не ты заставляла меня садиться за учебники и повторять все эти глупые правила… не ты? Я не могу завалить экзамен после такой суровой дрессировки.

– Жаль, что мистер и миссис Дельсио не умеют держать тебя в ежовых рукавицах, – посетовала Люсинда, – тогда ты стал бы более дисциплинированным и не покраснел бы так от страха перед входом в кабинет, – она злорадно блеснула глазами, и Патрик покраснел с возмущённым видом.

– Кто это там у тебя покраснел, Кэчкарт? Я? Да быть такого не может, чтобы хоть какая-то вещь на свете вогнала меня в краску!

– Не дури, – спокойно сказала Люсинда, – и кстати, ты должен сейчас смотреть не на нас, а вот сюда, – она указала пальцем на белый лист блокнота, лишь до середины покрытый длинными рядами цифр и букв с лёгким наклоном влево. – И ещё, Патрик: краснеет даже Алекс. Раз он умеет, значит, все остальные тоже могут.

– Даже Питер? – впервые спросила Мелисса, приподняв голову от справочника по английскому языку, который она крепко сжимала во вспотевших ладонях.

– Даже он, – согласилась Люсинда с важным видом. – Не надо думать, что мальчишки – это инопланетяне, Мелисса. В сущности, они такие же люди, как и мы, стоит лишь немного – совсем капельку – сойти с ума, чтобы понять их ход мыслей.

– Началось, – вздохнул Стивен с огромной долей иронии в голосе, – даже Люсинда съехала на любимую тему Барбары и её компании – на парней и то, как к ним стоит относиться, чтобы они никуда не вздумали убежать, – он закатил глаза и состроил страшную рожу.

– Да, Люсинда, – засмеялся Блез, – ты меня удивляешь. У нас на носу экзамен, а ты рассуждаешь о мальчиках. Неужели тебе потребовалось так много времени, чтобы понять, кто мы такие?

– Скоро Люсинда встречаться с вами начнёт, – мечтательно прикрыв глаза, сказала Линда, – и вот тогда ей точно не будет времени ни на какие скучные учебники и зубодробительные посиделки с дядюшкой. Что можно делать так долго в гостях у этого человека, Люсинда?

– Вообще-то, – нахохлившись, ответила Люсинда, подобравшись на своём месте и сделавшись похожей на неуютный колючий шар, утыканный иголками, – дядя Себастьян – очень умный человек; вы его просто не знаете! – она неприветливо оглядела ребят, как будто каждый из них только что прямо заявил о неприязни к её дяде. – А во-вторых, – она сердито посмотрела на Линду, – я умею расставлять приоритеты. Учёба для меня важнее всего.

– Ну да, ну да, – вздохнула Линда с дружеской насмешкой, – но кто знает, как повернётся дело, когда ты встретишь того самого – единственного и…

– Решай девятнадцатый номер, – сухо приказала Люсинда, всем своим видом давая понять, что шутки окончились. – Иначе не успеешь даже отдохнуть перед экзаменом.

– Не будет ли тогда проще для них ничего не решать? – осмелилась подать голос Оона, остановившимися глазами глядевшая в раскрытый справочник, ни одной страницу которого она ещё не перевернула.

Люсинда злобно зыркнула на Оону, и та, дрогнув, опустила голову.

– Нет, не легче! Хочешь потакать им, чтобы они и дальше деградировали?

– Эй, мы вовсе не… – возмутился Блез, но Люсинда оборвала и его:

– Занимайся!

Больше никто не произнес ни слова. Здравый смысл не мучил Габриэль, поэтому ей удалось, как он и советовал, приступить к дотошному повторению биологии – предмета, который она тоже любила, но чувствовала, что, ходя вокруг его глубинной сути – той, что не изучают в школе, – не может до неё добраться. Это злило её, распаляло и заставляло упрямо ломиться вперёд, но она даже представить себе не могла, в каком направлении ей следует двигаться. Она натыкалась на свои старые следы или на следы своих предшественников и бесилась, что не может придумать ничего нового. Она испытывала омерзительное чувство обиды на то, что родилась именно в такое время, когда всё вроде бы уже открыто и исследовано и тайн от человечества не осталось практически никаких. Ни одну из тех загадок, над которыми учёные бились, она не могла решить. Тогда она обзывала себя ущербной и умственно недоразвитой, даже билась головой о стену, если была одна в своей комнате, а Оона находилась где-нибудь внизу. Она мечтала родиться на пару столетий раньше… но вдруг осознавала, что и тогда не сумела бы совершить никаких выдающихся открытий, и окончательно падала духом.

«В чём же моя судьба? – растерянно подумала она. – Так и пройдёт моя жизнь в этом скучном и глупом городе, я ничего выдающегося не совершу, умру, и меня все забудут? Неужели у меня нет никакого таланта, который я сумела бы развить так, чтобы удивить мир? Я умею рисовать? Ну и что, это многие умеют, и я уверена, что он… Эстелл… умеет это куда лучше меня. А что ещё я могу? Я не исследовательница и не великий математик, тогда кто я? И что мне надлежит совершить? Неужели же ничего? Как это… обидно! Почему другие люди получают свыше какой-то особенный дар и достигают небывалых высот, почему слава и признание, бессмертие на страницах учебников и интерес историков приходят к кому-то другому, а не ко мне? Чем же я хуже них?.. Тем, что у меня нет таланта, и я, как Тэф сказал, „не умею смотреть на мир под другим углом“. Я пробовала – и что у меня получилось? Я только единственный раз попробовала выйти из границ, которые установила общественная мораль, но из этого получилась какая-то несуразная нелепица… теперь я люблю Эстелла вопреки общественной морали, и вопреки ей же имею какой-то странный и чуждый голос в своей голове. Чем это мне помогло? Что это мне подсказало? Выходит, я либо так и не сменила угол зрения, либо этот угол у меня какой-то неправильный».

Габриэль с ненавистью смотрела на справочник, который ей осторожно подложила на колени Оона, словно именно этот справочник был повинен во всех неприятностях, приключившихся с нею, и именно этот справочник должен был предоставить ей прямой и чёткий ответ на все её вопросы. Но справочник молчал, и его молчание, и тишина на крыльце, изредка нарушаемая голосами Тэфа и Кумма да смехом компании Питера, погружали Габриэль в блаженное состояние безвременья. Она ничего не замечала и ничего не слышала, погрузившись в работу, она сумела забыть о том, что её так тревожило; а больше ей не требовалось совершенно ничего. Она хотела бы навсегда потерять память, чтобы суметь начать жизнь заново и не допускать больше никаких ошибок, которые, как она теперь понимала, отравляли её существование из-за того, что она сама гостеприимно распахнула перед ними двери своего сознания когда-то. Вообще-то, стремление сбежать из этого узкого и странного мира было для Габри далеко не новым. Когда она была маленькой, то загадывала желание, писала его старательными, хоть и корявыми, детскими буковками на небольшой полоске бумаги, потом скатывала полоску в калачик и прятала её под подушку. Желания Габриэль были абсурдны и неосуществимы. Она хотела изменить отца и мать, бабушек и дедушку, а ещё – очень сильно, в первые дни после того, как начала осознавать, сколь сильно подкосила миссис Дэвис потеря её любимой дочери, – она желала вернуть тётю Джинни к живым. Для себя Габриэль загадывала обрести крылья и улететь в сказочную страну эльфов, о которой так много слышала от матери (та читала ей и Ооне на ночь большую книгу, где были собраны истории об эльфах для самых маленьких). Только ни одно из этих желаний не исполнилось. Габриэль полюбила смотреть боевики и ужастики, а сказки об эльфах и собственные пылкие детские желания показались ей бредовыми. Но всё-таки Габриэль не могла сказать, что даже сейчас, когда она была уже такой взрослой и так хорошо понимала неприглядную несправедливость реального мира, её не тянуло назад в другой мир, детский, где всё было просто и правильно, и где ни эльфы, ни желания не виделись неосуществимой розовой дымкой.

«Нет никакого лучшего мира, – озлобленно подумала Габриэль и перевернула ещё страницу, – потому что, если бы это было так, ни одна школа мира не додумалась бы изобрести такую вещь, как экзамены».

Быстро промчалось время. Когда крыльцо начало очищаться от учеников, Патрик вынул из кармана руку и сверился с часами на запястье.

– Без двадцати час, – хмуро сказал он, – пора двигаться на экзамены, ребята.

Люсинда собрала свои справочники и не без усилий затолкала их в раздутую, как гриб-дождевик, сумку.

– Желаю удачи, – серьёзно сказала она девочкам. – А тебе, Стивен, – она уничтожающим взглядом испепелила Стивена, – и тебе, Линда, я готова отдать даже всю свою собственную удачу, лишь бы вы сдали.

– Ты нас готовила, – провыл трубой Блез, – неужели ты так в себе не уверена?

– Давай обсудим это в другой раз, – предложила Люсинда более миролюбивым тоном и продолжила: – Главное, ребята, не волнуйтесь. Уверена, что у нас всё получится, мы не зря так старались…

Мелисса посмотрела на Габриэль расширенными глазами, и Габриэль показалось, будто внутри зрачков Мелиссы она видит только страх, вздымающийся острыми пиками, словно волны во время яростного шторма. Габриэль пробормотала, отдавая всем команду:

– Ждать нас никто там не собирается… что ж, девочки, вперёд…