Мадина

Выхожу из операционной и бросаю взгляд на часы: уже полдвенадцатого. Да, мои планы провести вечер с любимой в расслабляющей обстановке, поговорить обо всем на свете, с треском провалились. А для меня это было очень важно. Кто знает, что Мадина себе надумала после вполне невинного поцелуя! Хотя, наверно, это для меня он невинный, а для нее – целое событие.

Беру в руки телефон – ни одного пропущенного. Сердце в страхе сжимается, я переодеваюсь впопыхах и спешу на стоянку. Только бы она не наделала глупостей и не сбежала от меня!

Единственный плюс во всей этой ситуации – ночные дороги города пусты, и я, нарушив всевозможные правила, буквально долетаю до дома за пятнадцать минут. В кои-то веки не рад, что мои окна выходят на парк, потому что сейчас не могу узнать, дома ли моя девочка.

Я буквально врываюсь в квартиру, и тишина меня оглушает сильнее пронзительного крика. Сердце бьется в страхе, как сумасшедшее. Впервые меня накрывает паника, и мой мозг отказывается соображать. Я прямо в обуви, не обращая внимания ни на что, врываюсь в гостиную, окидывая ее взглядом. Пусто.

Поворачиваюсь к кухонной зоне и замираю, выдыхая с облегчением. Мне предстала милейшая картина: Мадина спит прямо за столом, подложив руки по голову. Она настолько прекрасна в своей беззащитности и открытости в этот момент, что я мог бы любоваться ею бесконечно.

Моя девочка так сладко спит, что даже будить жалко. И тут я начинаю замечать детали: блюда, приборы, бокалы. Она накрыла стол на двоих. Ждала меня к ужину. Ей удается делать меня как никогда счастливым, просто находясь рядом и проявляя заботу обо мне.

Я хотел перенести ее в постель, но потом подумал, что, скорее всего, Мадина ничего не ела, ждала меня. Да, я в курсе, что на ночь наедаться вредно, но легкий ужин в ее случае все же необходим. Поэтому, хоть и с сожалением, но аккуратно трясу ее за плечо.

– Проснись, красавица…– Мадина распахивает глаза и по-детски протирает их, странно на меня уставившись.

– Лев? Ты пришел? – с осторожностью интересуется малышка. – Который час?

– Около полуночи. Ты почему не в постели?

– Я…волновалась за тебя…

– А почему тогда не позвонила? – недоумевая, спрашиваю я.

– Я не знаю, – тихо отвечает, обнимая себя за плечи и отводя взгляд. – Не хотела тебя беспокоить.

– Глупости! Звони в любое время, я для тебя всегда свободен.

Несколько мгновений Мадина внимательно смотрит мне в глаза, словно собираясь с духом, чтобы сказать важные слова. Тяжело вздыхает и шепчет:

– Лев…

– Да, моя хорошая, – также тихо отвечаю я, присаживаясь на корточки.

– Я хотела с тобой серьезно поговорить.

На этих словах я напрягаюсь. Да и любой бы на моем месте испугался, потому что когда произносят эту фразу, как правило, не стоит ждать ничего хорошего.

– Да, конечно, говори.

Смущается и резко встает из-за стола, начиная суетиться.

– Нет, давай сначала поешь, наверно, ты голодный, как обычно, не ел весь день…

Откровенно говоря, Мадина была права. Сегодня у меня не нашлось ни одной свободной минутки, чтобы нормально пообедать.

– Хорошо. Но только если ты составишь мне компанию.

Мадина ничего не отвечает, лишь нервно кивает и разогревает еду. Ужин проходит в тишине, но я чувствую, что Мадина пристально за мной наблюдает. Поднимаю глаза и ловлю ее на разглядывании.

– Почему ты ничего не ешь? – спрашиваю я, заметив, что моя девочка так и не притронулась к еде.

– Я…только недавно поужинала, не дождалась тебя, – говорит и, смущаясь, отводит глаза. Врет. Ложь Мадины я научился распознавать на раз-два, потому что моя девочка не умеет врать от слова «вообще». Замечаю, как она нервно теребит край своей футболки. Малышка явно волнуется.

Откладываю приборы в сторону.

– О чем ты хотела со мной поговорить? – задаю вопрос, внимательно разглядывая девочку.

Лучше бы я не спрашивал…

Мадина сцепила пальцы, но потом передумала и сложила руки на коленях, как примерная девочка. Она смотрит куда угодно: на свои руки, в сторону, на стол, но не на меня. Я молчу, давая ей возможность собраться с мыслями.

Она решительно поднимает голову и проникновенно смотрит мне глаза. А я тону, тону в этих невероятно огромных карих омутах. И меня не нужно спасать, потому что я добровольно сдаюсь в плен.

– Лев…я…хотела попросить тебя, – заикаясь, произносит Мадина.

Я вижу, как она нервничает, и, решив ее приободрить, встаю со своего места, присаживаюсь на корточки и беру ее за руку, слегка ее сжимая. Она глубоко вздыхает и сбивчиво выпаливает:

– Я понимаю, что сейчас буду выглядеть в твоих глазах падшей женщиной…Наверно, так оно и есть. И я пойму, если ты не захочешь меня больше видеть и выгонишь из своего дома, – по мере того, как она говорит, ее глаза наполняются слезами. Мне дико хочется обнять ее и заставить перестать плакать, но я этого не делаю, потому что ее решимость угаснет, и вряд ли она решится поговорить со мной на эту тему еще раз. Судя по тому, как она нервничает, тема разговора весьма щепетильна. – Но…Мне не к кому больше пойти с такой просьбой, да и я хочу, чтобы это был именно ты. Только ты. Я только сейчас понимаю, что в своей жизни никогда не была счастлива. А мне так хочется попробовать…быть счастливой…хотя бы на короткие мгновения, – несколько слезинок все же срываются с ее ресниц, и я тут же стираю их. Мадина сама прижимается щекой к моей ладони и накрывает мою руку. И шепотом произносит следующие слова, которые точным выстрелом попадают в мое сердце – Я хочу, чтобы ты стал моим первым мужчиной, Лев.

А я замираю на месте, пораженный ее словами. Насколько велико ее отчаяние, если девочка, которая до сих пор краснеет, когда заговаривает со мной, которая дико смущается, когда я одетый (!) сплю с ней на одной кровати под разными одеялами, которая стесняется, когда я обрабатываю ее раны, предлагает мне заняться с ней любовью. И насколько велика ее сила духа, если девушка, воспитанная в строгости и по этическим нормам ислама, решилась предложить себя мне, практически незнакомому мужчине. То, что мы знали друг друга шестнадцать лет назад, не в счет – мы были детьми и не общались с ней.

– Что? – против воли вырвалось у меня.

Мадина резко встает со стула и отходит в сторону двери, пробормотав, не глядя на меня:

– Прости, прости, пожалуйста. Забудь, что я сейчас сказала. Я…глупости придумала. Я завтра съеду, ладно? – и с этими словами она попыталась проскользнуть к выходу.

Но я успеваю схватить ее за руку и резко притягиваю к себе, обняв за талию.

– Во-первых, никто никуда не съедет, – строго произношу я, заправляя выбившуюся из хвоста прядку за ухо. – Во-вторых, поверь мне, я бы тоже очень хотел, чтобы ты стала моей. Потому что…ты мне нравишься, Мадина. В моей жизни никогда не было такой девушки, как ты. А я повидал их немало, поверь, – горько усмехаюсь. – Ты – особенная, Мадина. Но я не хочу, чтобы твой первый раз был вот таким: под давлением обстоятельств, вынужденным. Я не хочу, чтобы ты потом жалела о своем поступке.

Мадина трясет головой и, захлебываясь слезами, говорит:

– Ты не понимаешь, Лев! Я – вещь в руках отца. Я нужна ему, чтобы меня выдать замуж с выгодой для него! Я знаю, какая мне уготована судьба – такая же, как у моей матери! У меня нет выбора! Но я хочу хотя бы узнать…чтобы потом каждый день своей жизни вспоминать…каково это…быть в объятиях любимого человека.

При ее последних словах мое сердце замирает, пропуская удар. Я понимаю, что оно вырвалось не случайно, что это не наиграно и не придумано – Мадина не умеет врать. И в этот миг я – самый счастливый человек на свете, потому что мои чувства к этой девушке взаимны.

Я беру ее лицо в свои ладони и делаю то, о чем мечтал весь день – прижимаюсь к ее таким манящим и желанным губам в невинном поцелуе. Да, наш поцелуй со вкусом ее горьких слез, но это поцелуй надежды. Надежды на то, что у нас все будет, что два человека, по которым катком прошлась судьба, будут счастливы.

– Успокойся, малышка. У нас все будет, но позже. Поверь мне.

– Но…мой отец…– пытается мне возразить.

Я прикладываю палец к ее губам, тем самым попросив не продолжать.

– Тшшш. Я смогу защитить тебя от него. Я все сделаю для этого. Помнишь, что я тебе сказал? Я буду тебя беречь.

Глава 11