Мадина

– Не говори глупостей, Мадина. Я- взрослый мальчик и, если бы меня что-то не устраивало, поверь, я нашел бы сто и один способ вернуть себе комфорт. Решив тогда, на улице, помочь тебе, я взял всю ответственность на себя за твою дальнейшую судьбу. Не потому, чтобы тебя чем-то обязать, а потому, что я так захотел. И я отдавал себе отчет, что могут возникнуть какие-то трудности, но это все – херня. Гораздо больше меня волнует твое душевное состояние.

Я не знала, что ему ответить на такое честное признание, но когда хотела возразить что-то, пропищала микроволновка. Лев подал мне стакан со словами:

– Пей, это должно помочь тебе успокоиться.

Я беру кружку двумя руками, грея об нее ладони, и осторожно делаю первый глоток. Лев открывает окно и прикуривает сигарету. Так мы и проводим время посреди ночи: я, укутанная в одеяло, пью молоко с медом, Лев, нахмурившись, курит, задумавшись о чем-то своем.

И неожиданно он начинает говорить и, чем дольше он говорит, тем сложнее мне понять: он рассказывает все это для меня или для себя.

– Мы расстались резко и очень давно. Я совсем тебя не знаю и не помню, потому что мы были тогда детьми, да и у нас довольно внушительная разница в возрасте. Но меня тянет к тебе. Тянет в эту квартиру, которую я никогда не считал домом. Тянет, потому что тут стало уютно, каждый вечер пахнет домашней едой, заботливо тобой приготовленной, несмотря на все мои запреты. И потому что тут ты. Такая чистая, добрая, доверчивая и беззащитная. Ты создана для того, чтобы тебя защищали, Мадина, – на этих словах безумно смущаюсь и краснею. Не знаю, куда себя деть, поэтому делаю большой глоток молока, чтобы мне не пришлось что-либо говорить. А Лев не видит и не чувствует моего замешательства, он словно ушел в себя, в свои воспоминания, и, судя по его напряженным плечам и глубоким затяжкам, это совсем не радужные мысли.

– Шестнадцать лет назад я жил в обычной семье. Хорошо, обычной для того района, где мы с тобой жили. Ты наверно, помнишь моих родных, – киваю, позабыв о том, что Лев сейчас меня не видит. Пусть. В данный момент я даже дышала через раз, боясь спугнуть момент его откровения. Потому что все предыдущие разы, когда мы заговаривали о нашем прошлом, он закрывался от меня, возводил каменную стену, а в глазах поселялась тоска. Но он быстро брал себя в руки, надевал маску серьезности или безразличия, и мы делали вид, что ничего не произошло. Сейчас же он заговорил сам. Лев хотел показать мне, что доверяет. Что открывает душу. А я не могла оттолкнуть его в такой момент, потому что мне было очень важно знать, что творится в его голове.

– Тот день, когда ты подарила мне этот медальон, – по движениям другой руки я понимаю, что он сжимает его в ладони, – стал для меня последним беззаботным днем. Тогда мое детство закончилось. На следующее утро машина с моими родителями и Ирочкой, направлявшимися на дачу, попала под КАМАЗ. Только знаешь, что странно: оказалось, что отец якобы был мертвецки пьян. В восемь утра. С учетом того, что он не пил ни грамма вот уже много лет. У него была страшнейшая язва и строжайшая диета. Да и дача наша была в другой стороне. А я…я остался дома, потому что играл за школьную команду по футболу, как раз должен был состояться матч с другой школой. Я уверен, что их убили, но только понять не могу, кому это понадобилось, и, главное, за что. Несмотря на то, что за последние годы работы в клинике я обзавелся связями, даже они не смогли мне помочь узнать заказчика и исполнителя. Он очень ловко замел все следы. Ты как-то спрашивала, как я жил все эти годы? Херово жил, Мадина. Спасибо дяде – он забрал меня к себе, терпел мои выходки и несносный характер. Я пошел по стопам родителей – выбрал медицину. После окончания ординатуры и работы в больнице я решил, что пора бы пробиться в этой жизни – горько усмехается. – Денег у меня не было, и я решил продать дом, в котором мы жили, я все равно так и не смог вернуться туда, переступить порог. Слишком больно, слишком тяжело. Я открыл свою клинику, казалось бы, вот оно счастье. Но кто-то там наверху, если он там есть, решил, что испытаний на мою голову выпало очень мало: фирма шла ко дну. Но в один момент на меня неожиданно вышел мой нынешний партнер, ты его видела в тот день в клинике, Арсений. Он предложил инвестировать в мое детище, но взамен попросил об одном «одолжении». Моя жизнь ничего не значила для меня тогда, мне нечего было терять. И я подписался на добровольное рабство. Меня все устраивало до определенного момента. До того самого, когда я встретил тебя.

Я молчу и, не отрываясь, смотрю в кружку с остывшим молоком. Я чувствовала, что прошлое для Льва – больная тема. Но он переступил через себя, через свою боль и доверился мне. Не какой-то другой женщине, которые у него наверняка есть, я более чем уверена, не психологу или кому-то еще, а мне. Девочке из его прошлого. И это понимание подтолкнуло меня сделать то, чего я боялась: рассказать о своих страхах и кошмарах. Потому что только после откровенного монолога Льва я поняла – доверие дорого стоит. И я начинаю говорить, глядя лишь в кружку с молоком, как Гарри Поттер смотрел в омут памяти, воскрешая воспоминания:

– Мой отец – лицемер и тиран. И так было всегда. Конечно, ни за что не поверишь, что он такой: он же так высоко ценит ислам, не пропускает ни один пятничный намаз. Но это только игра для окружающих, на публику. Театр, а мы в нем марионетки, которыми он ловко управляет. Моя мать поседела, когда ей не было и тридцати. Потому что она столько всего натерпелась от этого тирана: он убил мою сестренку, пусть и не прямо, но косвенно этому поспособствовал, он поднимал на нее руку, да так, что довел дело до внутренних травм и кровотечения, и моя мамочка лишилась возможности иметь детей, в чем он в последующем ее и обвинял. Я видела все это собственными глазами. Он не хранил верность моей матери и не потрудился даже этого скрывать, хотя он клялся моему деду уважать его дочь. Мурат Алиев – хозяин своему слову: захотел – дал, захотел – забрал обратно, – горько усмехаюсь, вытирая набежавшие слезы. – А когда я подросла, он добрался и до меня. Все эти травмы, Лев, его рук дело. А все потому, что я впервые в жизни сказала против слова отца. Я отказалась выходить замуж за человека вдвое старше меня. Отец договорился о браке, потому что, породнившись с Амирханом, он получит выгоду в бизнесе. Я всего лишь разменная монета в жизни собственного отца. Инструмент для достижения цели. А моя мать просто для статуса. Я могла бы согласиться на его условия в другой ситуации, чтобы сбежать от гнета и тирании в отцовском доме, но я слышала, что творит Амирхан с молодыми девушками. Я не знакома с ним лично, но просто так слухи среди прислуги не появятся. А я не хочу повторить судьбу своей матери. Ты спрашивал, кого я боюсь до ужаса, Лев? Кто живет в моих кошмарах, избивая меня или мою маму? Это мой отец. Я боюсь мужчину, который должен беречь и любить меня. Говорят, так ведут себя настоящие отцы по отношению к дочерям.

Я настолько ушла в собственные мысли, пока изливала душу мужчине, что не заметила, как он оказался напротив меня, присев на корточки. Я поднимаю на него растерянный взгляд, а он обхватывает мои ладони, которые все еще держат кружку, слегка сжимает их и тихо произносит, глядя своим гипнотизирующим взглядом прямо мне в душу:

– Ничего не бойся, Мадина. Я буду тебя беречь.

И я снова не могу сдержать слез. Потому что слова «Я буду тебя беречь» важнее пресловутых «Я тебя люблю». Любить можно все, что угодно: хорошую музыку, кино, свою собаку или что-то еще, тут список ничем не ограничен. А берегут обычно самое дорогое сердцу.

– Спасибо, Лев. Я…не знаю, как словами выразить все, что сейчас творится у меня на душе. И спасибо за доверие. Я очень ценю.

– И тебе спасибо, малышка. Но надо что-то делать с твоими кошмарами, так ты загонишь себя. У меня есть хороший психолог, она считается одним из лучших в городе, я могу договориться, и она будет приходить домой, когда меня нет.

Отчаянно мотаю головой. Доверять, Лев негласно просил довериться ему…

– Лев, могу я попросить тебя?

– Да, конечно.

– У тебя же есть связи…ты говорил, что благодаря работе ты завел полезные знакомства…Пожалуйста, ты не мог бы что-то узнать о моей маме? Я очень волнуюсь за нее, она осталась один на один с этим чудовищем. И если я узнаю, что с ней все в порядке, я, возможно, немного смогу успокоиться.

Он, не сводя с меня глаз, подносит мою руку к губам и аккуратно целует тыльную сторону ладони. Я снова смущаюсь, чувствую, как краснею до корней волос, но взгляда так и не отвожу.

– Я все сделаю, малышка, не беспокойся. А сейчас пойдем, тебе надо отдыхать, попробуй уснуть.

Глава 9

Лев

Я привык сдерживать свои обещания. Именно поэтому я, с утра отпросившись у Арсения и предупредив, что меня не будет сегодня первую половину дня, еду туда, где прошло мое детство и юношество. Где будут душить воспоминания. Но я справлюсь. Ради моей девочки я смогу договориться с демонами прошлого.

Она просила все узнать через мои связи. И я действительно мог бы, есть у меня среди бывших пациентов парочка, к кому я бы мог обратиться с таким щепетильным вопросом. Мне бы это ничего не стоило. А вот для Мадины такой интерес к ее семье с моей стороны грозит огромными проблемами. В частности, встает вопрос ее безопасности. Несложно будет выяснить, что она попала в мою клинику с моей же подачи, а на следующий день бесследно оттуда исчезла. И обязательно найдутся те, кто что-то видел и слышал. А эти слухи в конечном итоге приведут к тому, что ее отец узнает о том, где она скрывается. Именно поэтому, чтобы не подвергать такому риску свою девочку, я лично попробую узнать о ее матери.

Прошло шестнадцать лет, а на улице, где я вырос, ничего не изменилось, за исключением нашего дома. Вернее, уже давно не нашего. Судя по тому, что мне удалось увидеть за забором, а именно: заброшенный сад, грязные и мрачные окна, разбитый фонарь над верандой, здесь давно никто не жил. Такое ощущение, что счастье ушло из этого дома вместе со смертью моих родителей.

Я постоял еще какое-то время, предаваясь счастливым воспоминаниям, но все же я приехал сюда не за этим. Оборачиваюсь и внимательно смотрю на дом напротив. Странно, живя здесь столько лет, никто и предположить не мог, что в нем творятся такие ужасы, о которых говорила Мадина. Однако сейчас, глядя на этот строгий стиль во всем, начиная от забора, заканчивая лужайкой у дома, хочется скорее уйти отсюда, не возникает никакого желания зайти на чай и поболтать по душам. Но я не могу отступить. Я обещал.

Собираюсь с духом и с силой жму звонок. Долгое время никто не отвечает, но, когда я уже расстроился, что дома никого нет, и хотел уйти, неожиданно дверь приоткрыла невысокая женщина, вся в черном.

– Добрый день! Вам кого? – тихо интересуется она, не глядя на меня. И только я хотел рассказать заранее придуманную легенду моего появления, как позади раздался громкий грозный голос:

– Дина, кто там? – на лице женщины промелькнул испуг, она вся сжалась и как будто стала меньше ростом.

– Тут…мужчина…я не знаю..,– бормочет она, заметно побледнев. Она определенно боится своего хозяина. А в том, что этот голос принадлежит Мурату Алиеву, сомневаться не приходилось.

– Кто вы и что вам нужно? – властно и строго спрашивает отец Мадины. Я не ошибся, это определенно был он: черты лица моей девочки похожи на отцовские. А вот глаза, видимо, ей достались от матери: несмотря на ясный голубой цвет, глаза этого мужчины источали холод и злость. Даже мне, привыкшему к такому властному, снисходительному взгляду со стороны авторитетов, захотелось поскорее распрощаться с этим мужчиной. Но я не могу. Моя девочка дома ждет новостей, ее мучают кошмары, и я в силах помочь ей от них избавиться.

– Здравствуйте! Я – Лев, я жил в том доме напротив, – кивком головы указываю на наш коттедж, – давно, правда, вы наверно меня уже не помните. Был проездом по делам в поселке, ностальгия замучила, решил заехать, вспомнить детские годы. Все же больше пятнадцати лет прошло. В свое время моя сестренка дружила с девочкой напротив, вашей дочерью, кажется, ее…Мадина зовут. Я не ошибся? – и смотрю в упор на Алиева.

Он же в свою очередь внимательно, с подозрением меня осматривает с ног до головы, прищурив глаза, сканирует своим взглядом, словно рентгеном, и лишь потом соизволил со мной заговорить:

– Помню, помню. Лев, кажется, да? – киваю. Надо же, какая хорошая память у мужика, запомнил имя пацана, с которым здоровался-то от силы пару раз. – Да, много времени прошло, – уже более расслабленно заговаривает, но глаз с меня не сводит, как будто пытается считать мою реакцию. Но благодаря врачебной практике и практически каждодневному общению с бандитами, я научился сохранять хладнокровное выражение лица. – Я помню вашу семью: спокойная, интеллигентная. Твои родители, кажется, были врачами?

– Да, верно. И я тоже пошел по их стопам, – зачем-то добавляю я.

А Мурат Алиев лишь усмехается.

– Молодец, Лев, врач – очень достойная профессия, но тяжелая и опасная, – загадочно сообщает мне Алиев. И этот обмен фразами, словно мы ходим по минному полю, проверяя реакцию друг друга, начинает меня напрягать.

– Согласен, но я уже привык. Как Мадина? Она наверно выросла такой красавицей, – прощупываю я почву.

А лицо ее отца вмиг стало злым и раздраженным, он весь напрягся, видно было, что это больной вопрос для него.

– У нее все хорошо. Замуж собирается, скоро свадьба, – отстраненно произносит Алиев.

– Я рад за нее. Счастья девочке, – также равнодушно отвечаю. Ага, как же выйдет она замуж, если живет у меня?

– Извини, в дом не приглашаю, у нас большой траур, не до гостей сейчас.

Я напрягся, моля высшие силы, чтобы это было не то, о чем я только что подумал. Но я не был услышан.

– Моя супруга, Далия, скоропостижно скончалась. Вчера похоронили.

Я окаменел от услышанного. Какого черта?.. Как? Как мне теперь сказать об этом Мадине?! Как переживет это событие моя девочка?!

– Мои соболезнования. Извините, что побеспокоил, я не знал, – только и смог пробормотать я.

– Спасибо. Аллах уберег ее от долгих страданий: она упала с лестницы, получила травмы, несовместимые с жизнью и скончалась на месте. Не мучилась бедняжка.

Стою в ступоре, не зная, что и ответить.

– Всего тебе хорошего, Лев.