– Тогда, вероятно, ты задержалась здесь по другой причине. Может, ты – кривая пуговка.
– Кривая пуговка?
– Да, слишком упрямая, чтобы полностью перейти на другую сторону. Вообще-то довольно частый случай в этой возрастной группе.
Она бросила сердитый взгляд на автобус, рявкнула «ТИХО!» в ответ на ожесточённый спор, разгоревшийся на верхнем этаже (там спорили, чья очередь сидеть у окна), и сверкнула на меня глазами.
– Всё это есть в слайд-шоу, – сказала она с надеждой.
– Неа.
В её глазах отразилось безграничное страдание.
– Да, точно пуговка.
– Пуговка? – переспросила я.
– Представь, что жизнь – рубашка, а отверстия для пуговиц – смерть.
– Гм.
– Обычно, когда пуговица, то есть человек, умирает, он довольно легко проходит через отверстие для пуговиц, проскальзывает без проблем и выходит на другой стороне, то есть умирает по-настоящему. Или, как мы говорим между собой, он «мертвее мёртвого». Всё исчезает: сознание, дух, душа, – весь набор. Его хоронят, устраивают поминки, плачут, затем угощаются сандвичами, да? Вот так должно быть. По правилам.
– Ясно.
– Но если ты кривая пуговка, ты не пролезаешь в отверстие. Ты застреваешь посередине – одной ногой в смерти, другой в жизни, создавая административную проблему. В общем, обычно именно упрямые, твердолобые, проблематичные личности… – она многозначительно посмотрела на меня, что мне совершенно не понравилось, – не умирают как все нормальные люди. Они не покоряются смерти. Другими словами…
На мгновение я вспомнила, как убеждала себя, что волна отступит, что она не снесёт прибрежный мол. Даже когда вода вырвала мамину руку из моей, внутренний голос не сдавался: «Этого не происходит, этого не…»
– … они сопротивляются. В самый важный момент кривые пуговки не признают смерть, и их сознание каким-то образом втягивает их в это промежуточное состояние. Существование, лишённое настоящей жизни, – Джилл покачала головой. – Поэтому они и застревают в отверстии для пуговиц. Чему вас только в школах учат, непонятно.
– Так кто же я? Из-за чего я осталась? Из-за хвоста? Или я кривая пуговка?
Джилл покосилась на свой планшет, затем перевела взгляд на меня.
– Пока неясно. Может, и то и другое. Между нами говоря, эти отчёты из управления не стоят даже бумаги, на которой написаны. Уверена, скоро всё выяснится. А пока тебе нужно сесть в автобус. Ты несовершеннолетний ребёнок без сопровождения, а значит, тебе нельзя быть мёртвой в одиночку. Тебе нужен опекун, и это я, а ещё тебе нужно новое местожительство, и это автобус.
– Мне нельзя быть мёртвой в одиночку? Кто так решил?
– Тот, кто главный, – сказала она сухо, но твёрдо. – Мы должны строго соблюдать процедуры, правила и инструкции. Может, ты и мертва, Френсис, но безрассудство ещё никому не приносило пользы.
У меня появилась ещё одна тревожная мысль.
– Так значит, вы… Бог? Или… – я сглотнула, – тот, другой?
На мгновение мне показалось, что её зрачки как-то странно пожелтели, точь-в-точь как фары автобуса. Но улыбка оставалась доброй и мудрой. Или это лунный свет отражался на её лице?
В моей голове вспыхнули тревожные безумные мысли, будто я листаю чужой дневник, сую нос не в своё дело, и мне стало страшно. Она смотрела на меня с минуту, затем кашлянула. Сейчас она снова выглядела как самая обычная женщина средних лет в бесформенном костюме, и я даже удивилась, какое облегчение это мне принесло.
– Успокойся. Я Джилл. Опекун в загробной жизни. Не начальство, а рядовой работник. Тридцать три года на службе, между прочим, с тех пор, как меня доконал рак лёгких. Сигареты… – она бросила на меня тоскливый взгляд, – действительно убивают, как оказалось.
– А… куда идёт этот автобус?
– Куда хочешь, – сказала Джилл просто. – По крайней мере туда, где есть детские развлечения. С этим автобусом ты объездишь весь мир, хотя и без шика, как видишь. – Она бросила печальный взгляд на свой транспорт. – Но работу свою он выполняет. У нас запланировано множество остановок на пути, то есть ты сможешь выйти и размять ноги и, конечно, совершенно бесплатно покататься на аттракционах. Тематические парки, водные горки, ну и съёмочный кинопавильон Гарри Поттера, он пользуется огромной популярностью…
– А ехать долго?
– Это может занять всего несколько месяцев, если ты выполнишь своё незавершённое дело, или значительно дольше, если ты кривая пуговка и не можешь покориться смерти. Бывает, что дух разлагается намного дольше, чем тело. Тот, кто создал человеческий род, плохо продумал этот момент, и я уверена, что этот производственный брак до сих пор вызывает у него глубочайшие сожаления. А теперь, может, сядешь в автобус, птенчик мой?
Я поглядела на искорёженный автобус. Затем всмотрелась вдаль, туда, где лунный свет освещал развалины деревни. Если моя сестра не в автобусе, значит, она может быть только в одном месте.
– Нет.
Джилл устало посмотрела на меня. Глянула в свой планшет. Поправила очки на носу и смерила меня своим устрашающим взглядом.
– Знаешь что, Френсис, искренне надеюсь, что ты не была такой при жизни. Это слишком утомительно.
17
Ноги и другие проблемы
– Ну, хватит, – сказала Джилл. – Не усугубляй своё положение. Я тебе не враг, а опекун, и моя работа – проследить за тем, чтобы ты провела дни своей смерти под присмотром ответственного взрослого. Живо в автобус!
– Нет, – сказала я снова.
Несколько ребят одобрительно закричали.
Джилл напряглась.
– Слушай, детям младше двенадцати лет запрещено бродить по загробной жизни в одиночестве. Я делаю это для тебя, Френсис. Для твоего же блага.
– Я не могу просто взять и уйти, ездить по свету в каком-то непонятном автобусе и никогда больше не увидеть свою семью, – сказала я упрямо. – Они рядом, я точно знаю, и мне нужно дождаться их возвращения.
Лицо Джилл чуточку смягчилось, но она покачала головой.
– Сомневаюсь, дорогая. Если они не вернулись до сих пор, то, по всей видимости, они ушли навсегда. В любом случае я не могу оставить тебя в доме без сопровождения, ты ведь будешь совсем одна.
– Мне всё равно, – сказала я громко. – Не сяду я в ваш автобус.
Одобрительные возгласы стали громче.
Несколько детей заныли:
– Мисс, мисс, мы тоже больше не хотим сидеть в автобусе!
– Точно, выпустите нас!
Джилл тоскливо поглядела на свои пальцы с пятнами от никотина. Затем она принялась дрожащей рукой рыться в кармане пиджака. Она выудила оттуда заплесневелую упаковку жевательной резинки, развернула одну и стала жевать, бормоча себе под нос: