Владимир Набоков. Русский писатель за границей. Маленькие рассказы о большом успехе

6. Сестра Лена

В 1905 году гувернантку из Англии сменила швейцарская гувернантка Сесиль Миотон, которая вплотную занялась французским мальчиков. Эту женщину, уроженку Лозанны, братья Набоковы поначалу невзлюбили. Но потом отношения между ними изменились. Достоинство, с которым она себя вела, доброта, скрываемая за непроницаемостью женщины сделали своё дело. Она оставалась с братьями до 1912 года. И Володя с Сергеем платили ей искренней привязанностью. Об этой женщине – «мадемуазель О» – Набоков напишет в 1954 году в автобиографической книге «Другие берега»…

А в следующем 1906 году в семействе Набоковых появилось пополнение – родилась младшая дочь Лена, названная так в честь матушки Елены Ивановны.

В эти годы матушка Елена на всё лето выезжала с детьми и гувернанткой в имение дяди Руки под Гатчиной – в Рождествено, располагавшееся по соседству с селом Батово (здесь был загородный дом самих Набоковых) и Вырой, поместьем родителей Елены Ивановны. И Рождествено, и Батово, и в особенности Выра в памяти Набокова остались тем миром детства, который он пронёс в своём сердце через всю жизнь. Именно дом в Выре, принадлежавший дедушке Ивану Васильевичу Рукавишникову, и особняк в Батово (как, заметим, и дом номер 47, по Большой Морской в Петербурге) Владимир Владимирович считал своими настоящими домами. Прожив последние 17 лет жизни в швейцарском отеле, никогда после выезда из России не имевший собственного угла, Набоков на вопрос – почему он не купит себе дом (а он мог позволить себе любой дом или квартиру) – отвечал: «Зачем? У меня уже есть дом. И не один. В России…».

7. Знакомство с… бабочками

Лето 1907 года Володя, Серёжа, Оля и Лена провели в Выре. Здесь же бы и приехавший из Франции дядя Рука. В подарок племяннику Володе дядя привёз роскошную книгу о бабочках. Богато иллюстрированная, подробная, она вряд ли могла заинтересовать восьмилетнего ребёнка, если бы… этим ребёнком не был бы Володя Набоков. Он настолько увлёкся этой изумительной книгой, что несколько ночей спал вполглаза – не мог оторваться от этой волшебной книжки о бабочках…

Так началось второе главное увлечение всей жизни – после литературы, конечно – увлечение бабочками. На счастье Володи, дядя Рука и сам был любителем энтомологии. Он-то и преподал племяннику первые уроки коллекционирования этих прекрасных насекомых. Научил видеть и ценить их прелесть, научил осторожности и бережливому отношению к природе.

С 1907 года Володя регулярно, каждое лето, бродил с сачком по окрестностям Выры и Рождествено, пополняя свою коллекцию насекомых. И хотя это первое собрание большей частью было утеряно, во взрослой жизни, уже в своей бесконечной эмиграции, он собирал и собирал бабочек, попутно систематизируя их и даже открыв новый вид.

Вообще, следует заметить, что Набоков считал энтомологию своей второй профессией и относился к ней не как к необязательному увлечению, а как ко вполне серьёзной научной работе. И он имел на то все основания. Придёт время, и в 1942 году Владимир Владимирович станет профессиональным исследователем-зоологом Гарвардского университета.

8. 90 дней тюрьмы

В 1906 году Владимир Дмитриевич Набоков стал депутатом Первой Государственной Думы, возглавив в ней партию Кадетов – самую, между прочим, многочисленную. Но в 1908 году царь Николай II Думу распустил. И Владимир Дмитриевич вместе с другими депутатами обратился к населению России с «Выборгским воззванием», призывая оказать сопротивление правительству. Наказание последовало незамедлительно. Владимир Дмитриевич был лишён права баллотироваться в Думу и осуждён на три месяца тюремного заключения.

Начало отбывания тюремного срока осуждённые (а Набоков был не единственным, кто подвергся наказанию) выбирали сами. До этого они были на воле, дав честное слово, что добровольно явятся в тюрьму (сравните, кстати, с «профессиональными революционерами»). И Набоков своё слово сдержал – явился в тюрьму и отбыл в ней ровно 90 дней.

Ещё один любопытный факт. Именно в доме Набокова на Большой Морской, 47, в 1905 году прошло заключительное заседание первого Всероссийского земского съезда, результатом которого стала резолюция с призывом принять конституцию России. Это событие и положило начало революции 1905 года. Набоков сам предложил свой дом для проведения заседания. Он всегда был в самой гуще политических событий России. Человек прогрессивный, настоящий патриот, он был ещё и человеком смелым, никогда не отступавшим от собственных принципов.

9. Тенишевское училище

Но не политикой единой жил Владимир Дмитриевич Набоков, отец Владимира и Сергея Набоковых. В 1910-е годы он был председателем Литературного фонда. В доме Набоковых часто бывали певец Фёдор Шаляпин и пианист Сергей Кусевицкий. Художника Мстислава Добужинского Владимир Дмитриевич пригласил быть учителем рисования старшего сына Володи. А Александр Бенуа бывал на Большой Морской чаще других – как личный друг Владимира Дмитриевича и в целом семейства Набоковых.

В 1914 году на Большую Морскую 47 приехал английский писатель Герберт Уэллс. Книги классика фантастического жанра оказали на Володю Набокова очень большое впечатление. Всю жизнь он называл Уэллса не иначе как великим писателем современности…

Такая атмосфера не могла не сказаться на становлении детей Набоковых. А когда пришла пора продолжить обучение вне стен дома, выбор был сделан моментально – Тенишевское училище, то самое, которое незадолго до Володи окончил поэт Осип Мандельштам. Это училище предназначалось для мальчиков и давало объём знаний, соответствующий шести классам средней школы, плюс первым двум курсам университета. Обучение длилось шестнадцать семестров, то есть восемь полных лет.

Это училище считалось одним из лучших средних учебных заведений России и весьма высоко оценивалось за границей. Аттестат училища Тенишева был прямым пропуском в любой университет мира.

10. Первые стихи

В 1911 году семейство Набоковых пополнилось последним, пятым ребенком. Им стал младший брат Владимира и Сергея – Кирилл. Двенадцать лет разницы в возрасте, конечно, не могли не сказаться на взаимоотношениях старшего и младшего братьев. Можно сказать, что между Владимиром и Кириллом полного взаимопонимания, как между Владимиром и Сергеем, так и не возникло. Владимир Владимирович пережил младшего брата – Кирилл Владимирович умер в 1964 году в возрасте всего 53 лет…

Знаменитые гости дома Набоковых, принадлежащие к миру искусства, выдающиеся музыканты, литераторы, общественные и политические деятели, роскошная библиотека, общий культ литературы, царящий в семье… Рано или поздно, но Володя должен был попробовать свои силы в литературе. Это произошло в 1914 году.

Эта тетрадка стихов стала первой книжкой Владимира Набокова, которая так и не получила названия. Она была издана совсем небольшим тиражом (в несколько экземпляров) на деньги семейства Набоковых. Таким образом родители попытались поддержать поэтические упражнения старшего сына. И ни одного экземпляра этой книги не сохранилось (последний был вручён Набокову гостями из советской России в семидесятые годы и писатель эту раритетную книжку… тут же выбросил).

Вторая книга – поэтический сборник «Стихи» был выпущен тиражом в 500 экземпляров петербургским издательством «Унион». И тоже на деньги родителей Владимира Набокова.

11. Валя Шульгина

Если внимательно вчитаться в романы Владимира Набокова, то улавливаешь удивительное сходство его героинь – словно он писал об одной и той же девушке. И это действительно так – прообразом всех героинь Набокова (добавим – в той или иной степени) стала Валя Шульгина, первая любовь будущего писателя. Своей Лолите, нимфетке, которая свела с ума Гумберта, Набоков придал черты юной Вали…

Они познакомились летом 1915 года, когда Володя с семьёй отдыхал в Выре, а дачу дяди Руки в Рождествено снимало семейство Шульгиных. Впервые он увидел Валю июльским жарким днём, прогуливаясь по парку. В «Других берегах» Набоков напишет: «Она была небольшого роста, с легкой склонностью к полноте, что, благодаря гибкости стана да тонким щиколоткам, не только не нарушало, но, напротив, подчеркивало ее живость и грацию…»

Влюблённость оказалась настолько сильной, что вскоре Володя стал открыто говорить, что женится на Вале, как только она закончит учёбу. Это говорил шестнадцатилетний мальчик, возлюбленной которого было всего пятнадцать лет.

Конечно, из этого ничего не получилось. Отношения были сугубо платоническими и почти детскими. Всё, что они себе позволяли – невинные объятия и юношеские поцелуи.

А потом наступило охлаждение. Набоков уверял, что не помнит, из-за чего они рассорились. После возвращения в Петербург они повздорили. Потом об этой размолвке забыли. Съехались в Рождествено на следующее лето и… там уже расстались окончательно.

12. Февральская революция

И грянула февральская революция, которую Владимир Дмитриевич, как большинство демократов того времени, принял с восторгом. Он развил бурную деятельность и даже вошёл в состав правительства Керенского – как министр без портфеля. Потом занимался продовольственным обеспечением, выполняя обязанности министра продовольствия.

Надежды на обновлённую, демократическую Россию растаяли с октябрьским переворотом большевиков. Очень скоро Владимир Дмитриевич понял, что над его семьёй и им самим нависла угроза ареста и, возможно, уничтожения. Набоков не был арестован большевиками, как другие министры правительства Керенского. Но испытывать судьбу не стал.

2 ноября 1917 года Владимир и Сергей отправились поездом в Ялту – формально погостить у друзей семьи Набоковых, у которых под Ялтой был домик. 15 ноября следом за сыновьями в путь отправилась и Елена Ивановна с дочерями и младшим сыном Кириллом. Последним в Ялту приехал Владимир Дмитриевич.

Так начался их исход. В Петербург из них не вернётся никто. Первым будет сын Владимира Набокова Дмитрий – человек, который никогда в детстве России не видел. Но был воспитан, как русский, как патриот своей далёкой родины, выбросившей семью Набоковых на чужие берега…

В тревогах и волнениях прошёл 1918 год. Выезжая из Петербурга, Набоковы вывезли часть своих драгоценностей, на которые жили в Ялте, а потом и за границей. И это было движение вниз. Владимир Дмитриевич, человек волевой, властный, к подобному положению вещей не привык.

13. Ялта

Здесь, в Ялте, Владимир получил письмо из Петербурга – привет из оставленного родного города, образ которого в памяти Набокова будет всплывать постоянно. Это было письмо от Вали Шульгиной. Володя на него не ответил. А потом Валя появилась в Ялте – как и Набоковы, Шульгины бежали от большевиков в Крым. Но эта встреча не оставила в сердцах молодых людей большого следа. Юношеское увлечение прошло. И осталось лишь послевкусие – то мимолётное очарование смуглой улыбки молоденькой девочки, которое потом, десятилетия спустя, возродиться в образе ветреной и беспечной нимфетки Лолиты. Любовь прошла, память о любви – осталась…

Тот 1918 год был для Набоковых тяжким испытанием. Люди богатые, успешные, они лишились всего. Из Питера приходили известия – арестован и расстрелян такой-то знакомый Владимира Дмитриевича, реквизирован дом на Большой Морской, реквизирована дача. Им было очень, очень тревожно. Старшим ребятам надо было продолжать обучение, а будущее рисовалось более чем туманным.

У них оставались ещё кое-какие деньги. А Володя получил богатое наследство от дяди Руки. Правда, получил лишь гипотетически – все капиталы дяди, дома и поместья остались в России. Этим наследством Владимиру Набокову воспользоваться так и не удалось…

К весне 1919 года, когда гражданская война подкатилась к Крыму, стало понятно – надо двигаться дальше.

14. Бегство из России

Это был пароход «Надежда», курсирующий между Севастополем и Константинополем. Из Турции он приходил совершенно пустым, а из Севастополя отчаливал настолько переполненным, что едва ни черпал бортами воду.

В марте 1919 года семейство Набоковых погрузилось на «Надежду» и в последний раз взглянуло на русские берега. Никто из них, в том числе и мудрый Владимир Дмитриевич, не предполагал, что это было последнее прости родине. Последний взгляд на Россию, которая прокляла и изгнала лучших своих сынов. Печальный, очень печальный исход. И в высшей степени несправедливый…

Они прибыли в Константинополь, и сразу стало ясно – делать здесь совершенно нечего. Переполненный беженцами из России огромный город. Совершенно другая культура, другая ментальность. Безработица зашкаливала за все разумные рамки. В русских ресторанах, которых в Константинополе в те годы были десятки, швейцарами стояли полковники и генералы. Русские боевые офицеры устраивались шоферами, садовниками, полотёрами…

В апреле 1919 года Набоковы выехали в Лондон – тоже пароходом. Политическое прошлое Набокова-старшего давало семье шанс зацепиться и прижиться в столице Англии. Деньги у них ещё не закончились. А языкового барьера не существовало вообще – дети Набоковых (как и сами родители) не просто говорили, думали на английском, как на родном языке.

Их лондонская квартира была не тем трёхэтажным домом на Большой Морской, где детям отводился целый этаж (третий, второй занимали родители), а на первом был зал заседаний, бильярдная и огромная библиотека.

15. Кембридж

В начале осени Владимир и Сергей поступили в Кембриджский университет – Сергей в Крист Колледж, а Владимир в Тринити Колледж. Поначалу будущий писатель поступил на зоологический факультет, намереваясь изучать энтомологию. Но потом перешёл на филологический, сосредоточившись на изучении русской и французской литературы.

Обучение продлилось три года – с 1919 по 1922 годы. Когда это стало возможным, Набоковы покинули Англию, а сыновья продолжили обучение, оставшись в Англии. Оба, к слову, успешно защитились и получили дипломы.

В Кембридже Владимир отличался от других студентов некоторой отстранённостью и замкнутостью, которые многие воспринимали, как признак заносчивости. Этот стиль поведения присущ Набокову. И в молодости, и в зрелые годы он слыл снобом и человеком малообщительным. Так отчасти и было на самом деле. Получив блестящее воспитание, привыкнув к достатку и к роскоши, как к норме, Владимир Владимирович вёл себя, как человек богатый, даже тогда, когда у него не было денег на трамвай. Он никогда и ничего не просил. Не унижался просьбами о помощи. Этому его научили отец и матушка. Кстати, через несколько лет Елена Ивановна умрёт в Праге в полной нищете. И не опустится до просьб о помощи, хотя, наверное, имела на то прав больше, чем кто-либо иной. Но… не попросила. И даже никому не сказала, что находится в крайней нужде и элементарно голодает.