Беверли села в постели, напряженно вглядываясь в темноту. На этот раз привычный сон-воспоминание был настолько ярким, словно она тоже падала – рука об руку с пиратом. И, как всегда, сердце громко стучало, дыхание сбивалось, а простыни были мокрыми от пота.
– Я не падаю, не падаю, – проговорила она несколько раз. Сердце никак не хотело успокаиваться, а дыхание восстанавливаться. Хотя ужас сна постепенно утихал, Беверли продолжала чувствовать себя потерянной. Мир казался ей чужим и непривычным. Она принялась рассматривать комнату, отдельные детали которой стали вырисовываться на фоне замысловатых теней. Сквозь тонкие шторы просвечивало белесое предрассветное небо. На полу – одежда, на прикроватной тумбочке – лампа и полупустой стакан. В другом конце комнаты виднелся комод с висящим рядом большим зеркалом. Постепенно реальность стала обретать черты.
– Сейчас утро. Я сижу в спальне дома, который только что сняла, мой шестилетний сын Томми спит в комнате напротив. Мы только-только приехали в этот город. Чтобы начать новую жизнь. Совершенно новую жизнь, – напомнила себе Беверли.
Она откинула одеяло и вылезла из кровати, ощутив приятную мягкость тонкого ковра под ногами. Дверь в спальню была закрыта, но перед ее мысленным взором встал небольшой коридор, ведущий к лестнице, а на нижнем этаже – гостиная и небольшая кухня со старым пластиковым столом и четырьмя обшарпанными стульями.
Беверли натянула джинсы и футболку, брошенные на пол, и задумалась, долго ли спала. Она не могла точно вспомнить время, когда легла спать, – точно, очень поздно. А что она делала до этого? Воспоминания о прошедшей ночи были словно подернуты дымкой – размытой по краям и черной в середине. Она не могла вспомнить, что ела на ужин, да и ела ли вообще. Впрочем, ничего страшного. Начинать жить заново не просто, в таких ситуациях сознание творит странные вещи.
Она тихонько вышла из спальни и заглянула к Томми, потом спустилась в кухню и, пока наливала воду из-под крана, вспоминала такую же ночь, совсем недавно: как она кралась из спальни, стараясь не шуметь, не включая свет… Только полностью одевшись, она разбудила Томми. Его небольшой рюкзак был заранее собран и спрятан под кроватью. Она помогла ему одеться, и они крадучись спустились по лестнице. Как и у Томми, у нее был только рюкзак. Ничего другого она не могла взять, иначе соседи запомнили бы женщину и ребенка, тащивших чемоданы посреди ночи. Беверли знала наверняка, что ее муж Гэри будет расспрашивать соседей и вытащит из них все, что сможет помочь ему найти их с Томми.
В рюкзаке мальчика лежали любимая фигурка Железного человека и книга «Вперед, Дружок!», которую они обычно читали перед сном. Еще Беверли уложила туда две футболки, запасную пару штанов, носки, нижнее белье, зубную щетку, пасту и пенку для волос – чтобы приглаживать непослушную челочку сына. В ее рюкзаке тоже ничего лишнего, плюс немного косметики, щетка, солнцезащитные очки, эластичный бандаж и парик. Она не стала тратить время на то, чтобы проверить, стоит ли напротив их дома черный внедорожник с тонированными стеклами. Она и так знала, что он припаркован где-то на их улице. Вместо этого она помогла Томми надеть курточку, и они выскользнули через заднюю дверь, прошли по влажной траве к деревянному забору на краю лужайки, и Беверли помогла Томми перелезть на соседский двор. Все это Томми проделал молча. Он так до конца и не проснулся, и его чуть пошатывало при ходьбе. Они вышли через калитку и, держась поближе к живой изгороди, дошли до параллельной улицы. Там она спряталась за припаркованным на улице автомобилем и проверила, нет ли поблизости черного джипа.
– Куда мы идем? – наконец спросил Томми.
– На поиски приключений, – прошептала Беверли.
– А папа с нами поедет?
– Он работает, – правдиво, хотя и уклончиво ответила она.
Стояла тишина, как бывает глубокой ночью. Хотя луна была не полной, улицы ярко освещались фонарями на перекрестках. Оставаться незамеченными помогали темнота и тени, поэтому им приходилось пересекать газоны и подъездные дорожки, держась поближе к домам. Изредка, услышав шум приближающейся машины, беглецы прятались в подвернувшийся рядом укромный уголок: за кустами и решетками, за старым фургоном. Иногда издали доносился лай собак. Они шли и шли; Томми не жаловался и не капризничал. Жилой квартал остался позади, за ним – коммерческая часть города, а через полтора часа они дошли до промышленного района, где располагались склады, свалка и автостоянки, огороженные цепями. Здесь им негде было бы спрятаться, но улицы были пустынны. Наконец они добрались до автовокзала, вход в который был отмечен густым запахом сигарет, жареной еды и мочи. В туалете Беверли заколола волосы шпильками и надела парик, превративший ее из длинноволосой блондинки в брюнетку с мальчишеской стрижкой. Она обмотала грудь эластичным бандажом, сделав ее визуально меньше, и затянула так сильно, что стало трудно дышать. Превращение завершили бейсбольная кепка и солнцезащитные очки, хотя было еще темно. Даже Томми не узнал ее. Он так и сидел на скамейке, где Беверли оставила его, велев никуда не уходить. Она подошла к сыну почти вплотную, и после того, как она сдвинула очки, его глаза округлились от удивления. Она отвела его в пустынную часть терминала: на скамейку в самом углу, вне поля зрения, и велела сидеть спокойно.
В это время на автостанции было всего несколько человек. Беверли заняла очередь за билетами, встав за пожилой женщиной в толстой коричневой кофте. Наконец она оказалась у окошка кассы, за которым сидел мужчина с мешками под глазами и длинной прядью из вьющихся седых волос на лысине. Она попросила два билета до Чикаго и как бы ненароком обронила, что они с сестрой едут навестить маму, – не хотела, чтобы билетер знал, что она едет с сыном. Впрочем, ему было все равно; казалось, он даже не видел, кому вручил билеты. Беверли заняла угловое место неподалеку от Томми: так, чтобы незаметно следить за ним, но при этом не бросалось в глаза то, что они вместе. Одновременно она наблюдала за входом: не появится ли за стеклом черный джип с тонированными стеклами. На ее счастье, никого. Она вглядывалась в лица всех, кто был в терминале: чтобы на всякий случай запомнить и удостовериться, что никто не обращает внимания на маленького мальчика, одиноко сидящего на скамейке. Похоже, всем было наплевать.
Наступил рассвет – яркий и солнечный, как обычно бывает поздней весной. В это время под металлическим навесом за зданием автовокзала раздалось урчание мотора подъехавшего автобуса. Волнуясь до спазмов в желудке, Беверли отправила Томми вперед, чтобы он сделал вид, будто путешествует вместе с мужчиной в военной куртке. Сама через окно наблюдала, как они проходят к местам в задней части автобуса. Она пропустила вперед еще нескольких пассажиров, прежде чем поднялась на борт, пройдя мимо худого темноволосого водителя. Заняла место в предпоследнем ряду; напротив, чуть впереди, сидела пожилая женщина и вязала крючком, двигая им, как дирижер – палочкой перед оркестром. Как они условились заранее, Томми оставался на своем месте до тех пор, пока автобус не начал двигаться, а когда они выехали на шоссе, он пересел и сразу же прижался к ней. Но Беверли продолжала наблюдать за пассажирами, запоминать каждого в лицо. Она надеялась, что все предусмотрела. Гэри находится за городом, выполняя очередное секретное задание правительства. Они уехали в субботу, а все предыдущие выходные она оставалась дома, не разрешая Томми выходить даже во двор. Так она хотела создать у наблюдателей за ними иллюзию привычного ритуала, нарушив который, она выиграет время. На деньги, тайно скопленные в течение полугода, она установила автоматические датчики, которые включали и выключали освещение в доме по вечерам. Если повезет, водитель черного внедорожника не заметит их отсутствия, пока в понедельник утром не приедет школьный автобус.
Автобус двигался вперед, часы тикали, а Беверли думала: «Вот еще одна миля пролетела, и я все дальше от дома, из которого так мечтала сбежать». Томми спал рядом с ней, пока они ехали через Техас, Арканзас и, наконец, Миссури. Они проезжали мимо фермерских хозяйств, останавливались в городах и поселках, названия которых ни о чем ей не говорили. Одни люди выходили, другие садились, скрипели тормоза, автобус вновь устремлялся вперед – к следующему пункту назначения. Остановки и движение, день и ночь напролет, непрерывный гул мотора. К моменту, когда поменялись водители, все пассажиры рядом были незнакомыми. И даже тогда она старалась запомнить лица всех людей рядом. На месте женщины, вязавшей крючком, теперь сидел коротко стриженный молодой человек с вещевым мешком цвета хаки. Когда этот, скорее всего, простой солдат или морской пехотинец достал из кармана телефон, сердце Беверли бешено заколотилось. Она натянула бейсболку пониже и уставилась в окно, размышляя о том, не работает ли этот молодой человек с Гэри и не докладывает ли он ему, что нашел их с сыном. Ведь возможности Министерства национальной безопасности безграничны.
Спустя пару минут юноша с армейской стрижкой положил телефон обратно в карман, закрыл глаза и прислонился головой к окну. Он даже не взглянул в ее сторону, и постепенно Беверли успокоилась. Она чувствовала себя абсолютно вымотанной, но уснуть не смогла.
В Миссури автобус снова остановился. Еще одна станция, еще одно никому не известное место. Беверли отправила сына вперед к выходу из автобуса, подождала немного и только потом последовала за ним. На автостанции она привела мальчика в дамскую комнату, не обращая внимания на недовольное пыхтение грузной женщины в блузке с цветочным орнаментом. Томми было только шесть, но выглядел он старше. Хотя денег было катастрофически мало, мальчика требовалось покормить. Двух яблок и двух батончиков в рюкзаке явно было недостаточно. В магазине через дорогу Беверли купила молоко и два хот-дога для сына и ничего – чтобы успокоить свой урчащий желудок. Она решила, что через час съест одно из яблок, хотя знала, что ни яблоки, ни батончики не утолят ее голод. На кассе, где могла быть камера, она наклонила голову так, чтобы козырек кепки закрывал лицо.
Снова сели в автобус. Томми молча листал любимую книжку. Он уже умел читать, а эту книгу знал, кажется, наизусть. Интуитивно Беверли чувствовала, что Томми умнее большинства детей его возраста; он быстро все схватывал и понимал некоторые ситуации и проблемы совсем как взрослый. Глядя на сына, она видела, что глазами он похож на Гэри, нос напоминал ее, но вот улыбка была только его, особенная. Она помнила его разным: беззащитным крохой, младенцем-ползунком, малышом в садике – и все эти образы сливались воедино, делая Томми вечно знакомым и в то же время всегда новым и другим.
Через окно автобуса Беверли наблюдала, как мимо проносятся фермерские хозяйства, пасущиеся коровы, силосные башни, указатели и щиты с рекламой ресторанов быстрого питания, расположенных вдоль трассы. Беверли съела одно из яблок, стараясь жевать помедленнее, чтобы растянуть еду и насладиться вкусом. Большую часть сэкономленных денег она зашила в потайной карман куртки.
Где-то в Иллинойсе – достаточно далеко от Чикаго – они высадились из автобуса. Она отправила Томми вперед, понаблюдала за тем, как он уселся на одну из скамеек в терминале, а сама спустя несколько минут зашла в дамскую комнату и спряталась в кабинке. Десять минут, пятнадцать, двадцать… пока она не решила, что все, кто был с ними в автобусе, уже уехали с вокзала. Убедившись, что все спокойно, Беверли встала перед потрескавшимся и потускневшим зеркалом туалета и быстро сняла парик. Заколки трогать не стала, а бейсболку надела снова – теперь она была коротко стриженной блондинкой. Солнцезащитные очки убрала в рюкзак, густо накрасила ресницы и подвела глаза. Когда она вышла, на автовокзале никого, кроме Томми, не было. Беверли купила билеты на следующий автобус, не потрудившись узнать, куда тот идет, – чем более случайным будет выбор, тем труднее будет их найти. Она снова упомянула, что едет с сестрой, и, как всегда, они с сыном вошли в автобус не вместе и сели в разных местах.
После еще полутора дней пути на какой-то очередной станции они с Томми вышли из автовокзала и пошли к шоссе. Встав на обочине, она подняла руку, и вскоре их подобрала женщина за рулем микроавтобуса, которая спросила, куда они едут. Беверли ответила, что та может высадить их в любом месте. Женщина посмотрела внимательнее и больше не задавала вопросов. Они расстались в небольшом городке, откуда уехали вместе с мужчиной средних лет, от которого пахло одеколоном «Олд Спайс». Он занимался тем, что продавал ковры. Для него Беверли придумала историю о том, что у нее сломалась машина, а Томми был достаточно смышленым, чтобы просто помалкивать. В конце концов они приехали еще в один маленький городок, где Беверли и Томми подхватили свои рюкзаки и пошли в придорожную закусочную. Беверли попросила чашку горячей воды и добавила туда кетчуп – получился томатный суп, а для Томми взяла бургер с сыром и картошку фри, кусок черничного пирога и два стакана молока.
На соседней улице она заметила недорогой мотель; денег хватало только на то, чтобы остановиться там на пару ночей. Нельзя было тратить лишнего, если они хотели снять жилье. Так что все пока шло по плану. Беверли устроила сына в скромной, но достаточно удобной комнате, а сама вернулась в закусочную и попросила у официантки ее мобильный телефон, чтобы сделать коротенький звонок, а также ручку и салфетку. Женщина, которая чем-то напомнила Беверли мать, не отказала в просьбе. Делая вид, что звонит, Беверли отвернулась и стала просматривать в интернете объявления о продаже недвижимости. Их оказалось не так много, но она записала адреса, а затем очистила историю и вернула телефон. После этого она отправилась по адресам, расспрашивая случайных прохожих. Сначала она попала в какую-то мрачную квартиру, которая никак им не подходила. С тем же результатом посмотрела она и унылый двухквартирный дом. Оставался только один адрес.
Утром, покормив Томми в закусочной, Беверли отвела его в мотель, а сама вновь отправилась на поиски. Если не считать двух яблок и батончиков, она не ела уже три дня и шла очень медленно, но и тогда ей приходилось каждые несколько минут останавливаться и отдыхать, поэтому на поиски дома ушло много времени.
Он находился на окраине города, уже в сельской местности, – величественный двухэтажный дом, окруженный старыми массивными дубами, чьи сучья тянулись во все стороны как шишковатые, пораженные артритом пальцы.
Перед входом в дом заросший газон заполонили одуванчики, подорожник и заросли клевера. Грунтовая дорожка вела к крытой веранде, на которой стояла пара ветхих кресел-качалок. Входная дверь была выкрашена в ярко-красный цвет, смотревшийся нелепо на фоне грязно-белой осыпающейся краски фасада, по бокам дом зарос азалиями и лилейником, чьи увядающие цветы были похожи на вспышки цвета в диком лесу. Дому было не менее пятидесяти или даже ста лет, он стоял особняком и не привлекал внимания. Беверли обошла его вокруг, пытаясь разглядеть через стекла, что там внутри. Оформление первого этажа удивляло: кухня была покрашена в оранжевый цвет, а стены гостиной – в бордовый. Повсюду разномастная мебель, на старом полу из сосновых досок в прихожей и гостиной лежали коврики, в кухне – линолеум. Подоконники были закрашены так густо, что окна вряд ли открывались.
Беверли вернулась в город, в ту же закусочную, где опять попросила у официантки телефон и, позвонив хозяйке дома, договорилась о просмотре. Свой звонок она на всякий случай удалила, а перед посещением дома нанесла на себя тот же грим, что и в ночь побега.
Осмотр дома показал, что там придется поработать. В раковине валялся кружок лайма, поверхность плиты покрывал жир, а в холодильнике нашлись продукты, которые пролежали там несколько недель, а то и месяцев. Наверху находились две спальни, две ванные комнаты и гардеробная. Порадовало отсутствие пятен от протечек на потолке, а также работающие туалеты и душевые кабины. На веранде позади дома стояли стиральная машина и сушилка – обе старые, но все еще исправные, а водонагреватель выглядел как новый. Рядом с техникой и над ней были прибиты полки, уставленные всякой всячиной, а также банками с малярной краски. Ее было столько, что хватило бы перекрасить в разные цвета весь дом. На полу в углу стояло грязное пластиковое ведро, наполненное валиками и кистями, рядом – кастрюля и куча старых тряпок. Все это разительно отличалось от дома, в котором она раньше жила с Гэри: с его строгим современным интерьером, с мебелью аккуратной и как будто по линейке вычерченной, и шкафами, где все лежало в безукоризненном порядке. Тот дом был похож на что-то из мира фантастики, такой же холодный и пустой, как космос, а этот – излучал тепло и уют.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера: