Ювенилия Дюбуа

Ювенилия Дюбуа
Николай Александрович Гиливеря

«Ювенилия Дюбуа» – сборник ранних произведений, куда вошли романы, рассказы, сценарии, пьесы, поэзия, новеллы и дневники.

Николай Гиливеря

Ювенилия Дюбуа

Путанное предисловие к безбородым сочинениям под штампом deluxe edition, где самоуничижение, как ни крути, раскрывается в форме гордыни, а представленный сборник переквалифицировался в орудие по закрытию литературного гештальта

Один великий человек однажды написал: «В углу стоял круглый стол овальной формы». Казалось бы, хрестоматийный пример писательского «ляпа», который наглядно демонстрирует фактическую невозможность корректуры произведения самим автором. Чтобы случайный читатель понимал, я заранее готовлю его к своему «авторскому (невежественному) почерку» с кучей ошибок, ведь даже сейчас, спустя много лет, я остаюсь не самым грамотным человеком, да и ресурсов на редактора для такого объёма текста у меня просто нет.

Сумбурное начало предисловия, но что взять с самоучки?

К слову, обличая миф про ошибки Достоевского, добавлю, что, в отличие от меня, Фёдор Михайлович знал о данном моменте в романе и специально его оставил, ведь в те времена действительно продавались круглые (овальные) столы, умеющие раздвигаться при необходимости.

Теперь, когда честь безусловного эталона русской литературы была восстановлена, а своя безграмотность особо подчёркнута, можно вернуться к началу начал.

Ещё в двенадцать-тринадцать лет, после просмотра фильма «Тайное окно», я загорелся идеей стать писателем. Тогда мною двигала тяга к самолюбованию, где на пьедестал почёта вскарабкались такие поверхностные аспекты творческой деградации, как слава, деньги и общий душок успешно организованного быта.

Первый в жизни роман был написан за год. В нём ребёнок умудрился сосредоточить всевозможные штампы, которые неумело черпались из потребительской культуры тех лет, поэтому роман вышел не романом, а чем-то соответствующим слову «нелепость». Первая работа! Да, и первое откровение, которое в дальнейшем расставило точки может и не в правильных местах, но умудрилось донести главную мысль: писатель и писатель в промышленном значении – абсолютно полярные аборигены.

Встал серьёзный вопрос: кем же я хочу стать? Знаменитым и успешным (но тогда придётся подстраиваться под рынок) или никому не нужным, но писать то, к чему тяготеет ум и сердце? Второй вариант возобладал. Романтическая и наивная натура вышла на первый план, сформировав в голове некий культурный конструкт «вопреки».

Разумеется, с опытом стало ясно, что выбранный путь оказался неповторимым только на 1\3 часть, оставив 2\3 вещам, которые невозможно изменить:

1. Влияние «не такой культуры» (заменившая собою попсу, что привело только к смене деталей или, если говорить проще, иной вкусовщине).

2. Общая скудность тем и обозначенного конструкта, заложенные культурным кодом человека и непосредственным его прогрессом (ли?)

Став заложником контркультурных настроений, я тренировался писать дерзкие, хохмачные и социально мерзкие вещи, веселившие и впечатляющие тогдашнего меня, но ставшие в итоге изгоями в контексте продукта, как интеллектуальной собственности в перспективе. Некоторые рассказы и пьесы публиковались в журналах, романы же выкладывались на свободные поля, но, так и не найдя своего зрителя, канули в Лету.

«Ювенилия дюбуа» – своеобразная попытка закрыть литературный гештальт, утрамбовав черновые произведения юности в одну твёрдую форму, где они смогли бы обрести покой. Этот сборник создан не столько для зрителя, сколько для меня самого. Но если вдруг найдутся любопытные умы, то не обижайтесь и не принимайте написанное близко к сердцу. У всего этого оформленного непотребства есть одна важная черта, показывающая сложный и неизведанный путь по достижению фактически неосуществимой цели: стать художником без видимых на то задатков.

Если бы меня спросили, как выглядит мечта? Я бы показал именно этот сборник, где собрались мыслимые и немыслимые ошибки, темы и откровенные пробы, ведь именно собственные неудачи и безответная любовь к литературе заставляют идти на ощупь, зная, что скорее всего мне предначертано упасть в пропасть, панически смеясь над собственным полётом.

Дисклеймер

Представленные работы подверглись минимальной редактуре и более серьёзной цензуре в контексте Российского законодательства. Так что фрагменты с пометкой [ЦЕНЗУРА] придётся додумывать самостоятельно (контекст в помощь).

В работах присутствует ненормативная лексика, употребление запрещённых веществ, аморальное поведение с полным набором деконструктива.

ПОЭТОМУ, ПРЕДУПРЕЖДАЮ (!)

Все имена, герои и ситуации – вымышленные. Данный сборник произведений ни в коем случае не занимается пропагандой аморального поведения, употребления запрещённых законом веществ и прочего набора непотребств, которые могут пагубно повлиять на психологическое и физическое здоровье.

Произведения создавались исключительно в творческих целях. В них рассматривается маргинальная изнанка общества, как акт нездоровой тяги к саморазрушению.

Строго для читателей 18+

Контркультурная дилогия

Заводной механизм эпохи декаDANCа

0.Пролог

Иногда, как сейчас помню, я лежал в постели под беспокойным покровом ночи, когда внешний, окружающий меня мир погружался в беспокойную власть стихии. С окна, через малую щель задувал настойчивый ветер, а мелкий град аккомпанировал ему шумным ритмом по карнизу.

В такие минуты, а бывало и часы, в голову лезли разные мысли. Но неизменно, на тот период жизни, меня особо интересовало две темы: женщины и смерть. Смерть и её формы были куда интереснее мыслей о женщинах, учитывая, что все фантазии эротического подтекста заканчивались беспощадной мастурбацией. А вот смерть – её тайна, частая её нелепость, её трагизм… Эти рассуждения приводили меня в полнейший страх и безумие, иногда доводя изнеженный дух до полной апатии.

Я часто пытался представить себя в чужой шкуре, желая ощутить это последнее чувство потери самого дорогого, что есть – себя. Когда ситуация выходит из-под контроля; когда уже не в твоей власти изменить весь ход ситуации; когда последнее, что остаётся – наблюдать. А тело, его разрывает жар. Сердце стучит так сильно, что ещё немного и потеряешь сознание, но этого не происходит. Когда до последнего уверен, что случится чудо, что ты останешься жив и невредим; когда, будучи всю жизнь был закоренелым атеистом, а тут вдруг вспоминаешь никогда не слышанную молитву, которая направлена к богу, которого ты никогда не любил и не ставил ни во что.

Мерзкое чувство жалости к самому себе. Загнанный зверь, протканный острыми копьями безжалостных браконьеров. Вот кожа твоя горит, внутренности твои горят, и ты безумен, безумен! И не быть тебе больше. А затем, под общий шум – ты засыпаешь, не заметив своей последней фразы, своей последней мысли. Ты засыпаешь, и это похоже на смерть, на инсценировку. Репетируешь собственный уход, привыкая к чувству забвения. Но все равно никогда не получится разгадать, а тем более свыкнуться с мыслью о своём несуществовании.

Сейчас декабрь. Воздух здесь совсем стал ледяным. Он смешивается с северным ветром. Он пронзительный и беспощадный. Ему ничего не стоит проникнуть в крошечные щелки толстой куртки, кусая тонкую кожу хрупкого человеческого тела. Природа медленно, но верно переходит в стадию анабиоза, окрашиваясь в серые тона бессолнечного неба.

Каждый год, вот уже на протяжении многих столетий, люди погружаются в темноту, ожидая далёкую весну с её многочисленными температурными плюсами и минусами неизвестных событий. Каждый год кажется, что холод никогда не закончится, что тело каждый день нужно прятать за многочисленным тряпьем, дрожа на улице имеющимся нутром с утра на пути от дома до работы, где глаза будут видеть сплошную темноту.

Когда твоя жизнь висит на волоске – всё меняется. Под этим «всё» я имею в виду отношение к вещам, мыслям, настроению. Уходит присущая дерзость и уверенность. Она заменяется сначала на страх, затем плавно перетекая в глубину и лирику. Из лексикона уходят бранные слова-паразиты, разве только blyat` может проскользнуть по языку вибрацией в критический момент; на секунду, в последнее мгновение существования деятельности мозга.

Боюсь, что и меня постигнет подобная участь, учитывая положение, в котором я нахожусь.

Спокойствие, которое мне ранее было не присуще, вдруг окутало тело и мысли. Ни это ли называется смирением? Или же, просветлением? Боль грядущего притупилась. Я чувствую себя гордым капитаном тонущего корабля без права на позорное бегство.

Воздух холодный. Очень быстро сбивается дыхание, приходится дышать через рот. Ноги наполнились свинцом. Колени пару раз задевают острые ветки, продирая себе дорогу кровью. Ступни балансируют на замёрзшей почве, усеянной камнями и мусором неблагодарных людей. Хочется упасть, но нельзя. Несмотря на то, что я ушел в самую глушь, ещё есть пара жилых домов.

Немного проковылять, уйти чуть дальше, а затем тело моё пробьет сильнейшая боль. Я получу ответ на свой главный вопрос и унесу его с собой в место, куда не добраться даже перелетным птицам.

Господи, как жаль, что ты фантазия наша. Человеческий великий вымысел – надежда. Я бы все отдал, чтобы в трудный час ты был со мною духом, а я, в свою очередь, отдал бы тело свое. Но сказки на то и сказки…

В голове каша. Я пытаюсь уцепиться за счастливые фрагменты своей маленькой жизни, стараясь сосредоточенно отыскать их в хаотичном потоке. Но понимаю, что на пороге своего несуществования, абсолютно каждая секунда стала в равной степени дорога мне вне зависимости от контекста. Вся моя жизнь преобразилась в дорогой, цельный изумруд, который я умудрился так скоротечно proebat`. До мерзкого последнего звоночка остаётся минут пять, может шесть. Я больше не смотрю на время, дабы увековечить мгновение своего осознания.

Без сил, весь в поту, продутый ветром до дрожи, я падаю навзничь на этом вонючем пустыре, чтобы вспомнить главное; понять: как я умудрился дойти до такого pizdeca?

Не каждый день случается носить на себе пояс с взрывчаткой и ждать собственной смерти.

1.Каникулы, бошки и рвота

Недели две-три назад Б. гонял в лес с какой-то малолеткой. Не знаю уж чем они там занимались, но по итогу Б. набрёл на поляну, усеянную дичкой.

На следующий день он пригнал с корешем на тачке, прихватив немного пластмассы. И да, Б., мать его, наполнил доверху два этих пакета. Неплохой улов. А где улов, там и всеобщее мракобесие.

Вчера мой контакт обновился долгожданным сообщением от Б. о завтрашней движухе. Замётано брат. У меня нет дел ни сегодня, ни завтра. Я за любой кипиш, так и знайте.

Утро в полдень застаёт меня неожиданно. Солнечные лучи превратили тело в сплошной пот. Я ворочаюсь на спине. Кряхтя, пытаюсь прийти в себя, напоминая себе беспомощного жука. Во рту пересохло. Нужно начать чистить зубы на ночь.

Сегодня вечер веселья. С кухни доносится треск раскалённой сковородки, на которой раскинулись две яичницы. Это мама готовит мне завтрак. Вяло желаю ей доброго утра, направляясь в ванную комнату. Какое все-таки блаженство в жаркую погоду принять холодный душ. Прохлада погружает грязное тело в сладкую истому, вдыхая в него жизнь и бодрость. Мои подмышки и гениталии заросли густыми волосами. В ближайшее время нужно бы подбриться, но пока нет особой нужды и мотивации.

После съедаю свою законную двойную яичницу с кофе. «Спасибо мам, было вкусно, посуду помою вечером». Через час она помоет её сама, понадобится мойка для готовки обеда. Интересно: сегодня будет курица с макаронами или говядина с гречкой? Одно из двух.