Гравитация как неизбежный феномен. Частный случай внезапной рефлексии

– Замолчи, Хамло! – раздался надрывный голос Нытика, – И прекрати этот идиотский смех! Тут ничего смешного, тут мысль!

– Хренисль! Ладно, не ной. Раз не хочешь, тогда я доскажу, точнее – напомню, все и так знают, чё там дальше было. Короче, вышел этот придурок из магазина с двумя хот-догами, с парой бутылок воды и сигаретами. А Наш, короче, уже типа уехал, но кореша его, которые проснулись, пока он бакланил   с дурачком, уговорили его тормознуть и взад метнуться. Ну чё, скука пацанов взяла, а тут такой крендель. 

– Прекрати, сволочь!

– Да нет, пусть уж продолжает, там интересно дальше, – заступился за Хамло Красавчик. 

– И я как-то подзабыл, пусть напомнит, – поддержал Сотона.

– Не желаю вас знать, уроды!

Раздался общий смех.

– В общем ребята сначала ему предложили пятихан за то, что он пять сигарет подряд скурит, – продолжил Хамло, – Скурил ведь, дебил, хоть и блевал потом под дружный перегарный ржачь. Потом предложили ему косарь, если он стакан водяры залпом накатит. А он – хоть базарил, что не пьёт – реально взял и накатил. Позеленел сразу, зашатался, хот-доги свои выронил, плюхнулся на жопу и прямо на себя давай блевать. Короче, базальга весёлая вышла, пацаны поржали, на телефоны всё сняли, забашляли этому оленю да уехали. А он так и остался сидеть потерянный, заблеванный, зато походу счастливый до жопы! Полторашку ни за хрен поднял!

Хохот возобновился, но быстро стих и ненадолго наступило молчание, прерываемое тихим всхлипыванием. 

– Да-с, спасибо господин-товарищ Хамло, насмешили. Хотя, как говорится, и смех здесь и грех. Ну-с, есть у кого ещё что добавить?

– Можно бы и добавить. 

– Прошу вас, мсье Сотона.

– Все эти сопли про счастье – чистый идеализм и пустословие. Все знают – счастье это результат электро-химических процессов в мозгу и в ЦНС, и побочного действия  известных гормонов, так что не надо тут романтизировать попусту. 

– У вас всё? Отлично-с. Ещё кто-нибудь?! Ну, нет, так нет. Ой, глядите! У нас тут, смотрите-ка, какие-то хулиганы по карманам шарят.

– Гопники вездессущие. 

– Сотона, зачем два эс?, – спросил было Красавчик, но осекся, – Хотя…

– Куда он драться? Их три штуки… – испуганно прощебетал Нытик.

Трое неизвестных неопределенного вида, с фотороботами полицейских ориентировок вместо лиц, которых, впрочем, было все равно не разглядеть во мраке ночи, действительно суетились возле почти бессознательного тела. Троица совершала обычный ночной моцион по району, возвращаясь по домам с очередного подъездного сборища, и кому-то из неё приспичило в туалет. Он, стало быть, в кусты, а там – здрасьте – почиет наш человек в самом невыгодном виде. Без сомнений, это настоящий подарок судьбы для лиц, ведущих асоциальный образ жизни.

В общем, часы сняли быстро, да и огромный золотой перстень подался легко, а вот когда полезли по карманам, тут бездыханное тело активно начало подавать признаки жизни. И ещё какие. Человек наш был не из маленьких, здоровый кабан, к тому же трусом никогда не считался, имел разряд по боксу, да и алкоголь делал из него просто само бесстрашие. Ещё не открыв глаз, человек, проснувшись, схватил мертвой хваткой ручонку, что лезла ему во внутренний карман пиджака, и с такой силой дёрнул её в сторону, что тщедушное тельце, из которого эта ручонка росла, снарядом онагра полетело в кусты.

Двое остальных сначала растерялись и стояли без движения, а человек, с трудом опершись на руки и еле подняв опухшие веки, глядя безумными глазами в ночь проревел:  «Вы что, суки, жахнуть меня…». Тут его вопрос прервался из-за внезапного удара ногой, что пришёлся вскользь по левой стороне лица. Человек, однако, обманув надежду нападавшего, не упал, а наоборот, встрепенувшись, начал подниматься на ноги. Да уж, даром, что мертвецки пьян, жадность и яростная готовность защищать своё вдохнули в него настоящие сверхспособности. Завязалась возня, отдаленно напоминающая драку, в которой трое неспортивного вида лиц старались набить лицо одному, но уж больно огромному для них человеку.

Казалось бы, пьяные вопли и нецензурные выкрики, сопровождавшие это ночное происшествие, должны были остаться никем не замеченными, но, ломая все стереотипы и портя статистику, из бледной тьмы возник вдруг полицейский патруль.

УАЗ с буквами «ППС» на бортах загадочно и неторопливо подкатил к обочине напротив забора, под которым в зарослях полыни происходила битва. Двое полицейских нехотя вышли из машины и направились к ней. Далее всё происходило очень скомкано и неопрятно.

Сперва, заметив подошедших патрульных, драчуны остановились и даже начали успокаиваться, готовясь бежать или придумывать невероятную историю о нападении на них наглого и агрессивного бугая. Но затем, после настойчивых уговоров пройти к машине, со всеми тремя неизвестными сделалось что-то странное. Наверное адреналин наломал дров в их пьяненьких организмах, потому как они вдруг накинулись на стражей порядка, пытаясь избежать неминуемого задержания.

Человек, меж тем, лежал в траве и лизал разбитую нижнюю губу. Боли он не чувствовал, а только понял вдруг, что случившийся стресс отрезвил его, и что надо бы снова выпить. Костюму его досталось не меньше чем ему самому, и пиджак теперь его напоминал тряпьё для пугала, ну или, на худой конец, очень модную вещь из немыслимо модной новейшей коллекции немыслимо модного, но не нового модельера. Человек приподнялся и увидел, как разъярённые полицейские в перепачканных мундирах, одержав уверенную победу, совсем бесцеремонно грузят троицу в машину. О нем они или забыли, или даже не успели заметить его вовсе, но так без него и уехали.

Человек встал на ноги, ощутив странный прилив сил и сильное желание употребить чего покрепче. Гравитация на этот раз уступила, не в силах ничего противопоставить этому могучему вызову начальника мира. Но, легко догадаться, что отступление неизбежного феномена было лишь хитрым боевым маневром.

Телефон и кошелёк человек нашёл быстро, но часы, которые, как он точно заметил, несмотря на темень, выпали из кармана у того, которого он швырнул, так найдены и не были. А равно и перстень. Жаль, хороший был, друзья дарили. Ну да чего уж поделать.

А это что? Человек увидел в траве, на границе тьмы и полоски слабого света от фонаря, странный предмет очень интересных очертаний. В темноте разглядеть его было почти невозможно, но он до того неорганично присутствовал в местном пейзаже, что будто улавливал собой взгляд. Не может быть! Неужели?! Да, кто-то из господ полицейских обронил в драке табельное оружие – пистолет Макарова.

– Ну, стало быть, отбился Наш. Продолжим. Господин-товарищ Сотона, тащите скрижальку, сделайте одолжение.

Неуловимая рука выскользнула из тени, схватила карточку со стола и тут же снова исчезла в тени. Через секунду карточка полетела назад на стол.

– Чушь.

– Ну что же Вы, циничнейший наш, хулиганите?! Что там за чушь такая, что аж бросили так, будто это не скрижалька какая, а, простите-с, кусок фекалий?

– Оно и было. Я другую, – не сдавался Сотона.

Рука снова скользнула из мрака и схватила другую карточку, которая тут же полетела на стол.

– Да как же так-то?

– Нет, ты в натуре быкуешь. Все тянут, как по правилам, ты как всегда носорога врубаешь, – не выдержал Хамло.

– Действительно, Сотона, так не честно. Что вытащили, о том и говорите, – поддержал его Нытик.

– Да не буду я говорить об этих соплях. Нытик вон пусть жуёт их, он любит. 

– Позвольте…

– Да там опять жена, бабы, а во второй – про мать вспомнил. Не буду. Давайте, вот сейчас третью вытащу, та уж точно моя

– Какая Ваша?! Моя, твоя, – всерьез начал негодовать Председатель. – Вы же знаете прекрасно, что скрижальки все пустые, а говорим мы то, что положено нам говорить-с…

Рука в третий раз молниеносно схватила карточку и растворилась во тьме. Раздался выдох облегчения и еле слышный смешок.

– Другое дело. Видимо нашего алкаша подотпустило после драки, башка чуть проясняться начала. Тут у меня вот что: сострадание к подлым людям.

– Чего?

– Ну, к низшим слоям, к нищим там, к гопоте разной.

– О, Господи, – не без облегчения вздохнул Председатель. – Чего-то сегодня у нас зачастили-с эти подлые люди, бездомные да блаженные. Уж извольте, полосните бритвой правды, как умеете.

– Недавно чего-то Нашего пробило на измену, – живо начал таратоить Сотона, – видать перенюхал или просто накрывать начало, стал он думки гонять о несправедливости в жизни и всё такое. Он сам даже удивлялся своим новым мыслям о мире, о критической оценке некоего древнего дисбаланса, заложенного в самой идее бытия с самого его начала.

– Вот это приход у него был! – мечтательно вспомнил Красавчик.

– Не то слово. Шёл он тогда по улице, вечерком в пятницу, – продолжил Сотона. – Погода хмурая была, стрёмная, того и гляди дождь или снег лупанет, ещё и ветер холодный. Нашему-то, понятное дело, все это до фонаря, хорошеет ему и хорошеет. А он себе гуляет, никого не трогает, да на прохожих смотрит. Видит он их лица, и вроде как ничего такого – лица как лица, чуть припухшие у одних, чуть тощеватые у других, неопределённые в массе своей и довольно унылые. 

А вот взгляды редко встретишь такие, чтоб они не излучали тревожную злость или не создавали собой колкую преграду для глаз всех прочих, бредущих навстречу. Незаметно и совсем бесцельно возникла у Нашего мысль, вначале тонким ручейком истекая из глубин разума, постепенно превращаясь в широкую реку, при виде этих лиц незнакомых людей.

«Ведь если вдуматься, – звучал  голос в его голове, – Люди сегодня – те же злобные и кровожадные звери, какими были их древние предки. Насилие у них в генах. И сам по себе человек таковым и является лишь за счёт того, что давно связан хрупкими путами цивилизованности. Здесь конечно нового ничего не скажешь, сколько ни прикидывай. Многие головастые ребята за долгое время как только не мурыжили эту двойственность человеческой природы; этот комок мяса, эмоций и умозаключений, в центре которого примитивное и не знающее  жалости животное, а на внешних тонких слоях мораль, наука, гуманизм и прочая жижа.