Гравитация как неизбежный феномен. Частный случай внезапной рефлексии

Гравитация как неизбежный феномен. Частный случай внезапной рефлексии
Николай Александрович Игнатов

Часто ли случается с человеком, что его подсознание, не взирая на молчаливый протест Вселенной, внезапно и без особых на то причин, начинает вдруг вести монолог под видом диалога? Вероятно, часто. А скорее всего подобное происходит постоянно, но человек не в силах отследить подобные процессы, которые до того привычны, что просто изъяты из анализа. Также привычна гравитация, хотя ее присутствие легко ощутить и невозможно оспорить.Содержит нецензурную брань.

Человеку хорошо. Так хорошо, что даже, возможно, наоборот. Трудно даже сказать, просто на него глядя, что именно с ним, каково ему, но с ним явно что-то не так. Это очевидно и по его походке, подобной этюду психоделической пантомимы, имеющей целью выразить мытарства донельзя грешной души, и по зеленоватому цвету его лица. Впрочем, про цвет лица это конечно выдумки, в ночи никакого лица разглядеть нет возможности.

Человек бредёт по ночному, дремлющему городу, несуразному, кстати сказать, а ещё довольно грязному; бредёт, спотыкаясь и падая, бредёт с опущенной головой, не имея совершенно сил держать её ровно. А всё потому, что человек этот мертвецки пьян. Хотя он не дрянь какая, а вполне приличный, когда трезвый. Трезвым же он бывает довольно часто, гораздо чаще, нежели в обратном смысле. Но вот так, как сегодня вечером, точнее ночью, напивался он за свои четыре с половиной десятка лет от силы пару раз. И ведь одет прилично, и коли не ночь, то было б видно по его дорогому, синему с отливом, костюму, и по золотым часам,  что человек он совсем не бедный, а вполне себе солидный. Но какого тогда черта он в таком состоянии болтается по ночному и совсем не дружелюбному району?!

Да, тут дело закрутилось, надо заметить, совсем неаккуратным кульбитом. Человек этот, что ищет приключения на июньских просторах родного, пусть и взбалмошного города, числится директором местного мясокомбината. Отмечали они с коллегами в известном замызганном кабаке (местечко то ещё, но всё дорого и с отвратительным апломбом), день рождения предприятия, повод серьёзный, все дела. Ему, как директору, ясное дело, следует всегда сохранять лицо на подобных мероприятиях, следует держать марку, показывать пример и т.д. Да и дистанцированность никто не отменял, а то будет тебе панибратство и фамильярность вместо корпоративного духа и субординации. Короче, «нажираться в зюзю» он категорически права не имел, и хорошо знал это, не в первый и не в десятый раз корпоративит.

Обычно он делал так, как делают все приличные директора – посидит чинно с коллегами, нет-нет да выпьет вина или может чего безалкогольного, посмотрит как кто себя ведёт, понаблюдает за храбреющими на глазах подчиненными, посмеётся со всеми, да часика через два и уедет, сославшись на дела, и оставив за себя зама ответственным за общественный порядок. Вообще, следует заметить, что все, кто знал нашего человека по работе или по иным делам, словом знал не близко, все они были уверены, что он вообще не пьет. Из повествования ниже станет ясно, как легко человек может в отношении алкоголя и в целом определенного образа жизни, вести, так сказать, двойную жизнь. Ab aqua silente cave – говорили в таких случаях жители одной погибшей империи.

В общем, сегодня, как говорится, вышла у товарища промашка. Черт его знает, что послужило причиной – дурманящий запах цветущих яблонь, тёплая атмосфера компании, эйфория от успехов продукции родного мясокомбината на рынке (шутка ли – месячный план продаж в мае перевыполнен на 35 процентов!), а может просто внезапно навалившаяся неподъемная лёгкость бытия…

Нет, всё же дело было в другом. Чёрной, густой воронкой нечто вертелось у человека в душе. Нечто, неминуемо выросшее за один вечер до грандиозных размеров, заполонившее всего его и отравившее (и не в первый раз уже) его рассудок. Жена пару дней назад собрала вещички, и со словами: «Глаза б мои тебя не видели, тварь!», исчезла с его жизненного горизонта. Причины на сей поступок были, надо сказать, а сказать по правде – причины были веские. Нет сомнений, что посторонние люди, вроде нас,  не имеют никаких моральных прав обсуждать личную жизнь этого несчастного, но когда б нас отсутствие этих прав остановило?! Впрочем, копаться в биографических синусоидах уважаемого директора всё же нет особого желания, потому ограничимся лишь выдержками. Жена на этот раз ушла от него не первая, и даже не вторая. Точнее, от первых двух ушёл он сам, а эта вот не выдержала раньше, слабовата оказалась.

Видимо с годами характер его  становился всё несноснее, привычки всё вреднее, да и сам он костенел и черствел как хлеб на солнце. А может, как всегда, все дело было в них, в женщинах то есть. Тут, чтобы понять причины, нужно бы хорошо этого самого человека знать, но мы не имеем такой чести, потому и рассуждать особо не станем. Стоит в этом контексте лишь заметить, что уход третьей жены явно повлиял на его внутренние конструкции, и повлиял внезапно и пагубно.

Сначала он решил, что на этот раз непременно выпьет с коллегами всерьёз, потом дело пошло веселее, добрались до барной стойки, а там абсент, текила, водка и опять абсент. Вуа-ля! Вместо приличного человека, прагматичного и умного начальника возникла некая, проспиртованная как турунда, довольно мерзкая сущность, безумными и жадными глазами по-волчьи на всех глядящая. Коллеги, не ожидая таких поворотов судьбы, вначале пришли в смятение, видя как нарезался босс, но кто-то потрезвее настоял на том, чтобы срочно отправить дорогого начальника домой на такси, пока читаемые в диком взгляде его дикие же помыслы не возымели силу реализоваться.

Дебош и позор были пресечены. Окружив директора дружной толпой, коллектив сумел без особого труда исключить всякое сопротивление и уговорить его ехать домой на такси. Машина по заказу приехала тут же, и пошёл, шатаясь, человек на выход. Но таксист, однако, пассажира не дождался. Мощные и страшные в своей непредсказуемости алхимические реакции полопали все колбы в отравленном алкоголем уме человека, и решил он, что сейчас всякое такси ему ни к чему. Покатился, как говорится, наш директор мясокомбината колбаской по темной и неприветливой улице. Конечно, фактически он не катился, но шагом его штормовую походку назвать тоже язык едва повернётся.

Растёкшиеся, как расплавленный парафин, липкие, невиданно смелые, страшные, горькие, порой весёлые, словом – пьяные, мысли наползали друг на друга в голове человека, озаряемые раздвоенными картинами окружающей действительности, добросовестно присылаемыми с глазных нервных окончаний. Ничего путного, ясное дело, ему сейчас не думалось, какое там.

Вот он старательно переступает с ноги на ногу (как-бы идёт) вдоль закрытого чёрной в ночи листвой тополей забора, что образует собой периметр вокруг большого парка. Он хочет справить нужду по-маленькому, старается подобраться к забору ближе, дабы оказаться под покровом темноты, но падает. Поднявшись, человек расстёгивает штаны и с удивлением замечает, что нужда справилась сама собой, в процессе падения. Застегнув кое-как штаны, человек продолжает, с некоторой пробуксовкой, свой нелегкий путь.

Голодный пёс из любопытства увязался за человеком, и бредёт за ним уже целый квартал, почтительно соблюдая дистанцию. Тишина. Редкая машина такси прошмыгнёт по частично освещенным улицам спящего города. Человек бредёт домой окольной дорогой, тщетно стараясь заставить автопилот лечь на хоть какой-то приемлемый курс.

Человека мутит и голова его идёт кругом. В темноте его сонного подсознания, меж тем, послышался первый голос.

– Чертова гравитация! Того и гляди сейчас опять шваркнемся о твердь земную! На кой было так нажираться, родной?

– Можно подумать, – стал слышен второй голос, – если б не нажрался, гравитация его б оставила в покое!

– Ну, так сильно б не падал. А то смотрите – коленку расшиб, ладони изодрал, да и головой приложился неслабо. Был бы трезвый – помер бы. Это ж он сейчас боли не чувствует, а завтра ему это все аукнется, застонет.

– Слушайте, товарищи, прекратите, мусолить это всё! – раздался третий голос. – Ну перебрал, с кем не бывает. Вы лучше скажите – почему ни одна сволочь с корпоратива не позвонила до сих пор, не поинтересовалась у родного директора – доехал ли, живой ли. Могли бы кого-нибудь, кто малопьющий, оправить с ним, чтоб до подъезда довёз. А эти… эх, товарищи.

– Алё, товарищи давно ту-ту, – услышала темнота четвёртый голос, – Сейчас куда ни погляди – сплошь господа. А про этих козлов я тебе скажу так – звонили они стопудово, и не один раз. Просто этот… телефон где-то по дороге просрал, вот и вся базальга.

– Слушайте, раз мы все опять возникли, точнее, раз наш диалог вновь стал слышен темной пустоте, давайте в этой рефлексии будем звать друг друга как-нибудь по-новому.

– В смысле?!

– Помните, как у Тарантино в «Резевор догз»? Там бандиты друг друга по цветам называли: мистер серый, мистер коричневый, мистер белый. Давайте мы так же, я буду мистер синий.

– Какой резервуар? «Бешеные псы» что-ли? Так и говори, мистер коричневый с дымком.

– Мистер синий, попрошу вас.

– Проси у Господа, а истинный синий – это тот, кто несёт нас сейчас в своей бухой башке по ночным улицам. Так что давай не надо.

– Действительно, – прозвучал новый, пятый голос, более громкий и густой, – господа-товарищи, давайте уже прекратим баловство и приступим, помолясь на регламент, к очередному заседанию рефлексирующей комиссии, раз уж Вселенная соизволит слышать наши голоса. Возражения? Нет возражений. Тогда я, на праве, так сказать, в некотором роде председателя, первым делом объявлю состав комиссии. Итак, мн-н…

– Что, председатель, затроил?

– Цыц! – прикрикнул Председатель на обладателя четвертого голоса, – Пока с этими бумагами разберешься… а, ну их к чертям! И так помню. У нас, как известно, каждый раз всё одно и то же. Вы, следовательно, у нас – Хамло. 

– Пошёл на х..!

– Quoderatdemonstrandum. Тэк-с, а вы у нас – Нытик, – обратился Председатель к третьему голосу.

– Чего это я Нытик?! Я не хочу…

– Ну-ну, не нойте. Тэк-с, далее, вы. Вы, незабвенный наш циник и юморист, всегда звались у нас Сотона, – незримо повернулся он в сторону второго голоса. – Ну и словечко, однако. Ага, ну а вы, сама жизнерадостность, у нас – Красавчик, верно? – добавил он, обращаясь к обладателю первого голоса.

– Точняк.

– А я, к вашим услугам, господа-товарищи, уж продолжу свою нелёгкую роль Председателя сего сборища.

– Господа, смотрите! Смотрите, он ссыт на памятник! – весело вскрикнул Красавчик.

– Опять, – брезгливо констатировал Председатель.

– Mauvais tone! – пискляво возмутился Нытик. 

– Свинина! – провозгласил Сотона.

– Нормально, чё! – прокомментировал Хамло.

– А нет, это он на пьедестал мочиться изволит, – поправился Красавчик. 

– То есть это нормально, да? – сквозь смех спросил Сотона.

– Да.

– Успокойтесь, господа-товарищи! – властно вмешался Председатель, подавляя волну лишнего веселья, мешающего рабочей обстановке.– Тишины, тишины требую! Что, как дети, ей Богу! Это не памятник, и не пьедестал никакой, а просто тополь. Извольте напрячь внимание, сами разглядите, хоть и ночь, хоть и двоится у Нашего в глазах. Видите?! Славно-с. И не мочится он на этот тополь. Он, простите, справил нужду в штаны-c. Так, прекратить смех!

Нараставший всеобщий хохот стал стихать и Председатель продолжил.

– Господа, господа-товарищи, не отвлекаемся. Времени у нас не так много, приступим, пожалуй. Итак. Мы, как частные случаи феноменологии мирового сознания, или что-то в таком роде, представляя собой подсознательный голос разумного индивида, примеряющий разные роли и ведущий монолог под видом диалога, находясь в полном составе и хорошей кондиции, считаем, что Вселенная не имеет ни одной веской причины отказать нам в своём внимании. За сим, объявляю заседание комиссии открытым. Начнём.

Присутствующих на заседании видно не было, а слышны были только их голоса в темноте странной комнаты, простирающейся невидимо вокруг большого дубового стола. На столе неаккуратными кучками развалены были какие-то карточки, вроде игральных карт, все – рубашками вверх. 

Человек, меж тем, снова упал. При столкновении с враждебной твердью, он шмякнулся плечом прямо о бордюр, и даже сквозь хмельной туман увидел те самые искры, что летят у людей из глаз от боли. Человек чуть застонал и долго не мог подняться.

…

– Да что ж это! Все скрижальки разлетелись, талмудом тебя по кабале! – брюзжал Председатель, раскладывая по столу поднятые снизу (вероятно – с пола, хотя самого пола видно не было) карточки.