Киднеппинг по-русски

Ну а по доброте и заботе о муже тебе с нее пример надо бы брать. Во всяком случае, скандалы мужу она не устраивает, пока не даст ему поесть.

В комнате он сел в кресло и невидяще уставился на экран телевизора, по которому крутили какое-то, как выражался Александр, «очередное мыло». Сзади неслышно подкралась Аленка. Ласкаясь, мягко прижалась к плечу.

– Не сердись на маму, – тихо сказала она. – Тетя Аля Семенова сегодня специально приходила похвастаться своим платьем. И сказала, сколько дядя Семенов теперь получать будет. Вот мама и расстроилась.

– Ладно, доченька. Не буду.

Аленка сунула руку в карман и достала комочек пережеванной жвачки.

– Ты хочешь кушать? На вот, пожуй…

– Спасибо, не надо. – Александр почувствовал, что на глаза наворачиваются предательские слезинки нежности к дочурке. – Если кого-нибудь начнешь обманывать, потом всем только хуже будет.

– А кто кого обманывает сейчас?

– Если жевать сейчас эту резинку, мы будем обманывать желудок. И ему кушать еще сильнее захочется.

– Какой ты у нас умный, папка. Так ты мне расскажешь про Миттерниха?

После таких слов Александру стыдно было признаться, что он и сам про Миттерниха знает лишь то, что такой когда-то где-то что-то делал.

– Хорошо, доченька, обязательно расскажу. Только не сейчас. Хорошо?

А сам пытался сообразить, где бы срочно прочитать об этом таинственном Миттернихе хоть что-нибудь.

Сзади прошелестела открывающаяся дверь.

– Пошли ужинать, дуралей принципиальный.

– Спасибо, язва завистливая.

Мир был восстановлен.

11.10.1994 г. ВТОРНИК.

Москва.

Неподалеку от станции метро «Шаболовская».

8.30

Утро выдалось на редкость красивым. Ярко сияло меж редкими облачками небольшое октябрьское солнце, обогревая последним теплом влажные от прошедшего ночью дождика улицы, густо устланные ковром опавшей листвы, которую дворники не успевали убирать.

Максимчук словно предчувствовал, что в ближайшие несколько дней будет не до любования природой, а потому от метро до Управления решил прогуляться пешком. Настроение было прекрасным. Его радовало солнышко, тепло, листья, как опавшие, так и цепляющиеся пока за ветки… И он не обращал внимания сегодня даже на то, что обычно раздражало – когда приходилось временами сходить с узкого тротуара на проезжую часть, обходя загромоздившие пешеходную дорожку автомобили.

Золотая осень… Бабье лето… Александр любил это время года. Сейчас бы в лес, по грибочки! Опенков в эту осень уродилось – косой коси! А у Максимчука были свои заветные местечки к северо-востоку от Москвы, на Лосином острове, за прудом у Опытного поля. Когда удавалось вырваться туда, привозил грибочки ведрами. Но только редко такие выходы удаются. Работа…

Управление располагалось чуть в стороне от улицы, за крошечным сквериком. Чем ближе подходил к нему Александр, тем острее чувствовал, как воспоминания об опенках вытесняются размышлениями о Сушеном, о похищенном мальчике, о других делах, поток которых становился все гуще.

Начинался новый рабочий день. И, как и подсказывало чутье, события стали раскручиваться, едва он переступил порог, с калейдоскопической быстротой.

Едва Александр миновал широкий экран стеклянных дверей, небрежно взмахнул пропуском и хотел было пройти мимо столика дежурного, как тот его окликнул:

– Саня, тебя Струшников уже два раза спрашивал. Срочно к нему.

– Не к добру, – вздохнул Максимчук. – Верная примета. Утро должно начинаться с красивой женщины. В крайнем случае, с приглашения на пиво. Но такое, увы, почему-то случается очень редко.

Дежурный усмехнулся, развел руками:

– Что ж поделаешь, Саня, такова «селявуха».

Струшников действительно ждал его. Едва Александр переступил порог, нетерпеливо указал на стул напротив.

– Значит, так, Саня…

– Утро доброе, Палыч!

– Здравствуй, здравствуй, Саня, извини, закрутился, забыл… Так вот. У Сушеного при аресте был изъят блокнот. Записей там до хрена и больше. Многие зашифрованы. Их сейчас прорабатывают. Но это к слову. Главное – имеется там один адресок, отмеченный восклицательным знаком. Как ты думаешь, чей?

Александр, немного ошарашенный напором обычно выдержанного начальника, привычно передернул плечами:

– Надеюсь, не нашего Управления?

– Брось свои шуточки! У Сушеного выделены адрес и телефоны, рабочий и домашний, Губермана!

Максимчук присвистнул:

– Ни черта себе!

Губерман был тот самый коммерсант, у которого накануне похитили сына.

– Вот тебе и «ни черта себе»! Не свисти, кстати, в моем кабинете. И без того денег нет… К слову о деньгах! Ты в курсе, что Семенов уходит?

– Палыч, меня уже достали этим Семеновым!

– Ну ладно тебе, не гоношись… Так вот я и подумал… Вспомни, в каком направлении шел Сушеный, когда мы его взяли за одно место.

Александр быстро прикинул направление движения Сухостоева.

– Погоди-ка… Это ж выходит, что он направлялся к Губерману!

– Вот и я о том же. В том направлении. Представляешь, какая выстраивается картинка, если мы с тобой правильно рассуждаем?

– Так-так-так, – пробормотал Максимчук. – Значит, Сушеный должен был принимать участие в похищении… Вот это новость!.. Следовательно, через него можно узнать, кто это сделал.

– Оптимист, – усмехнулся Струшников. – Так он тебе и признается… У него и предыдущих преступлений на «вышку» хватит. Чего же ради он станет признаваться в соучастии в подготовке похищения с целью вымогательства, в котором он реально не участвовал?..

– Эх, знали бы мы заранее!..