Лжецаревич

– Как! Ты хочешь, чтоб Станислав уехал? – воскликнула она.

– Да. Ему надо немного отведать жизни.

– Но куда же ты его отправляешь?

– Я отправлю его к своим дальним родственникам, Мнишкам. Они живут богато, не чета нам. Там Станиславу будет, что посмотреть. К тому же у них теперь этот царевич, о котором кричит вся Польша и Литва. Я слышал, что пан Юрий отправился с ним в Краков к королю. Не знаю, вернулся он или нет. Но это все равно, пани Мнишкова и без него радушно примет Станислава… Снаряжай сына в путь, Домицила.

– Когда же он уедет?

– Чем скорее, тем лучше, что ж ему тут томиться. Так, через недельку… Э! Да ты плачешь, старая!

По лицу пани Домицилы текли слезы. В ответ на слова мужа она только отмахнулась.

– Да, старая, дожили мы… Вот, и сына в путь собираем… Да… Старое старится, молодое растет…

– Полно тебе! – говорил пан Иосиф, а у самого губы дрожали.

Панна Маргарита почему-то с чрезвычайным вниманием наклонилась к своей работе; если бы пани Домицила не была так взволнована, то она, наверно, удивилась бы, что искусная в рукодельях ее племянница могла навязать какую-то невообразимую путаницу. Заметила бы она также, верно, и то, что девушка была бледна, как полотно.

За сборами быстро пролетела неделя. Все это время Станислав жил, как в чаду. Недавний страх его совершенно исчез, и он весь был полон ожидания чего-то необыкновенного, чудесного.

В последний вечер, когда сборы были окончены и даже вещи его были уже сданы на руки трем старым холопам, которые должны были его сопровождать, он почувствовал себя грустно настроенным.

Он мысленно прощался с обстановкой своего родного дома, где всякая мелочь ему была с детства знакома. Теперь будет все новое – и люди, и вещи.

В последний раз пошел он посидеть на свою любимую скамью в яблочном саду. Там он встретил Маргариту.

Юноша был рад этой встрече. Ему давно хотелось поговорить перед разлукой с подругой детства. Но всю неделю ему это не удавалось: Маргарита словно нарочно избегала его.

Когда он подошел, она не повернула головы и вертела в руках какую-то травку.

– Ты на меня и взглянуть не хочешь, Маргарита? – шутливо сказал Станислав, опускаясь на скамью.

– Ты так тихо подошел… Я и не слышала… – ответила Маргарита и все-таки не повернула головы.

– Ну, разве так тихо? – проговорил Щерблитовский в замолчал.

Целую неделю он собирался побеседовать с Маргаритой, а теперь, когда настало время беседы, он, как это часто бывает, не знал, что говорить.

Маргарита тоже, по-видимому, не была расположена к разговору.

Станислав, задумавшись над тем, о чем бы побеседовать, мало-помалу отвлекся и стал думать о завтрашнем отъезде, о том, как его примут в доме Мнишка, и тому подобном. Его оторвали от задумчивости слова Маргариты:

– Вот, завтра ты уже и уезжаешь.

– Да. Как быстро прошла эта неделя!

– Ты рад отъезду?

– Гм… Как сказать? Пожалуй, рад.

– А разлука не страшит?

– Что ж делать! Рано ли, поздно ли – придется расставаться.

– Забудешь ты нас всех там!

– Как забыть!

– Да, да, очень легко забыть. Там ведь жизнь иная, людей много… Много паненок красивых.

– Что же из того?

– А то, что забудешь. Особенно меня.

– Это почему?

– Меня забыть легче всего… Я тебе ни мать, ни сестра.

– Полно, Маргариточка! Чего ты глупости говоришь? Ведь, ты обо мне скучать будешь?

– Конечно!

– Ну, и я буду.

Они помолчали.

– Помнишь, Станислав, как мы детьми с этой яблони незрелые яблоки срывали и как нам за это попадало от тетушки? – промолвила Маргарита.

– Как же! Еще ты тогда, помню, не хуже меня умела лазить по деревьям. Весело мы тогда жили с тобой! Хорошее было время!

– Да! Пролетело безвозвратно. Все переменилось. Вот и ты теперь уезжаешь. Бог знает, вернешься ли? – печально проговорила Маргарита.

– Ну вот, не вернусь! Не Бог знает, как далеко я и уезжаю-то.

– Ах, мало ли что может случиться! Тяжело мне, Станислав!

Станислав взглянул на Маргариту: у нее на глазах блестели слезы.

– Полно! Что ты!

Девушка припала лицом к его плечу.

– Нет, ты видно, не так меня любишь, Станислав, как я тебя. Я тебя очень люблю, очень! – говорила она сквозь слезы.

– И я тебя люблю.

Маргарита не слушала его.