Ангел-хранитель аллеи Ангелов

    (Сталин: спокойный разговор)
– В букварь для грузинских детей вошло стихотворение «русского человека грузинской национальности», – сказал я

– Да ты сталинист, – с удовольствием сказал Саша.

Он был хороший экономист, его постоянно звали в академию наук, но – он уже попробовал «банковских» зарплат (сам так с горечью шутил); не было пути назад – в Царство Божье СССР… Путин тогда ещё не был президентом, кажется.

Или уже был, но всё ещё хотел «войти» в Европу.

– Почитай свои стихи, поэт из Санкт-Петербурга. – сказал он.

– Из Санкт-Ленинграда, – поправил я.

– Ну, опять началось, – протянула Лена. – Опять пьянка до утра.

– Конечно! – хором восхитились мы с Сашей (её прозорливости).

И я начал читать.

Так потрескивает новострой, притирая свои сухожилия.
Или женщина, что в постели чужой свои глаза протирает.
Или змея, коли из кожи сухой.
Или земля, когда континенты рожает – заново!

Нарождается новый мир.
Старый Рим погружается, Вечный город недолгий.
Я Сатир козлоногий и, конечно же, пьяный…
Но являются новые и опять очень смертные боги!

Нарождается новый мир.

И опять мир сражается с миром,
Изменяется как бы и грядёт в обрамлении грома…
Что четвёртому Риму козлоногий и пьяный Сатир?
Даже если (о чудо!) однажды восстал он из гроба.

И потрескивает новострой.

Но Полярная, как и была, путеводна звезда!
А на куполе мира как всегда моя флейта и чаша цикуты.
Что Сатиру четвертые римы и их лилипуты?
Даже менее чем суета.

    (Niko Bizin)
– Моё любимое, – сказал Саша.

– Умно больно, – сказала Лена.

Мы тогда думали, что Россия больше не возродится. Это действительно было больно; но – думать-то думали, а и о чуде не забывали.

– Надо сходить на «пятак», – сказал Саша. – Пора пополнить припасы.

– Я могу, – сказал я.

– Сиди уж, соседей распугаешь «мордой лица», первый встречный мент в околоток утащит, вызволяй потом, – сказала Лена.

И вот здесь я вспомнил моего героя. Более того, позволил себе не согласиться с его дочерью: «Будучи уже не молодой, Светлана Аллилуева неожиданно призналась: «…вся жизнь моего отца возникла передо мною, как отречение от Разума и Добра во имя честолюбия, как полное отдание себя во власть зла». Скорее всего, Сталин с какого-то момента жизни оказался душевно пустым, или, что то же самое, душевно омертвел, и потому делал всё так, как считал нужным, невзирая на мораль. (Сталин. Спокойный разговор)

Я позволил себе сказать (себе самому): не дело детей пробовать убивать своих отцов. Хотя бы потому, что не соотносятся как величины.

Кто мы такие, чтобы судить о добре и зле? Если мы судим по тому, хорошо ли мне или плохо – сейчас, а не хорошо или плохо – всегда, мы лжём; мы ведь понимаем, что смерти нет, и что «наш» свет (без чуда) – тьме всегда проиграет.

Но смерти нет. Потому и смерть – пройдёт, а мы останемся. Хорошо бы, чтобы в Царстве Божьем СССР; впрочем, я ведь родился в Норильске, куда мой отец приехал сразу после Отечественной войны.

Куда моя мама приехала из Ленинграда в 1956 г. из Ленинграда по комсомольскому призыву.

Чудо.

«Это военное время было временем небывалого идеологического подъема, в том числе и среди заключенных. Именно в военные годы был заложен столь высокий потенциал Норильского комбината, который получил мощную реализацию в послевоенные годы. За период 1941–1945 годов на фронт ушло 7606 норильчан. Широко развернулось стахановское движение и в лагерях. Предприятия, на которых трудились заключенные, проводили ударные вахты. В военное время все усилия работников Норильского комбината были направлены на производство никеля, столь необходимого для танковой брони.

В 1941 году закончилось строительство завода бетонитовых блоков. С этого года берет начало механический завод. В этом же году была утверждена Временная инструкция по проектированию промпредприятий в условиях военного времени. 15 марта 1942 года начальник комбината назвал задачи года: пустить первую очередь БМЗ, первую очередь ТЭЦ (турбину и котел), литейный цех, цементный завод, внутризаводские железные дороги, металлургам выплавить не менее 5400 тонн никеля. И 13 декабря 1942 первая очередь ТЭЦ вступила в строй, а до этого, 1 мая, в Норильске был получен электролитный никель.

“Завенягин не до конца нам поверил, – вспоминает Зверев, следующий, после Панюкова, директор комбината, а в то время главный инженер, – первую тонну металла немедленно отправить на Урал, пусть там проверят. Действительно чистый. Сначала везли металл в Красноярск, затем в Воркуту, трасса тяжелая. Но бензина уходило меньше”. В 1943 году началось строительство рудника “Медвежий ручей”, вступил в строй цех электролиза никеля. В 1944 году началось строительство двух шахт в Кайеркане. В 1945 году был получен первый металлический кобальт. Летом заложен фундамент Большой агломерационной фабрики.

За неделю до нового, 1944 года начальник Норильского комбината Панюков получил необычный подарок – банку серной кислоты. Пожалуй, в истории комбината это одна из самых драматичных страниц. В 1942 году для производства никеля необходимо было срочно строить цех электролиза, но в стране не было серной кислоты. Ее завозили самолетами из Великобритании. Основная часть серной кислоты шла на производство для фронта взрывчатки и электролита для танковых аккумуляторов. Оставшиеся крохи по килограммам распределял лично нарком боеприпасов. Норильску нужны были не килограммы – тонны. Потому, когда инженеры Большого металлургического завода освоили выпуск кислоты из отходящих газов, они спасли комбинат. В 1944 году на площадке БМЗ заработала первая сернокислотная установка. Спустя год комбинат отказался от привозной кислоты, перейдя на собственную.

Норильск в военное время был единственным городом, в котором наряду с промышленным строительством продолжалось и гражданское. И в этом немалая заслуга преемника Завенягина. В 1941 году началось строительство первого двухэтажного дома, а 6 ноября 1941 года, подумать только, был открыт драматический театр. В 1942 году в честь обороны Севастополя была названа первая улица Норильска. 5 мая был заселен первый многоквартирный дом будущего Норильска. В 1942 году на Октябрьской (Старый город) открылся дом инженерно-технических работников, или сокращенно ДИТР. Он был первым относительно крупным капитальным сооружением культурно-бытового назначения и любимым детищем первых норильских архитекторов, позже переименованный в Дом культуры металлургов.» (Заполярный вестник. Они были первыми)

Страна моя, управляемая непосредственно Господом (перефразируя фельдмаршала Миниха). Моя Церковь, являющаяся Телом Господа. Все мы, так или иначе, стоим на той или иной ступени Лествицы Иоанна и являемся земными проекциями небесных иерархий.

Каждый наш поступок, каждое слово имеют свои корни и в небесах, и в преисподней. Каждое моё путешествие вокруг Долгого озера и каждый мой вояж в Москву на электропоездах – это неосознанное искушение своего предназначения: ангелы тебя подхватят и не дадут пасть.

– Надо сходить на «пятак», – сказал ещё живой Саша несколько дней назад и много лет назад.

И пошёл он на «пятак». И (опять и опять) встретил меня. Так или иначе.

И подумалось мне: Верховный, оттолкнувшись сухой рукой от стены и вступив в толпу бесов, просто-напросто зеркально отобразил течение своей жизни. Выйти из бездны бесовства, быть этой бездной порождённым и дорасти-таки до своего места в истории России, которое определяется одним-единственным словом: спаситель.

Разумеется (здесь, на земле) – с маленькой буквицы. Что вверху, то и внизу. Слава вам, небесные иерархии.

Моисей, когда море не расступилось,
Мог бы пасти гусей
Или милостыню просить.
Ибо принято голосить посреди равнодушной бездны.

Моисей, когда море не расступилось,
Пошёл исцелять болезни
У евреев, которых фараон вот-вот перебьёт.
На живот тогда не пролилась