Маленький Лох-Несс. Повести и рассказы

– Ты там, если поймаешь чего, не выбрасывай, Соньке будет разнообразие в меню, – решила всё-таки поддеть Валю жена, собирая ему харч с вечера. На что Попокин важно кивнул, хотя оба прекрасно знали, что кошка Сонька шарахается в сторону от речной мелкоты, как от автомобильных выхлопов.

Валера Ломов, соответственно своей фамилии носивший вполне приличную кличку Лом, главарь местных «блатарей», недоумённо взирал на кучу металлолома, доставленную ему его ближайшим советником (читай: консильери, как у сицилийцев) Митей Проценко (Митя Процент) и раздумывал, какую козу сделать своему не в меру ретивому консультанту.

– Ну что, Митя, попал?

– А в чём проблема, Валерий Витальевич? – попытался прикинуться дурачком верный Митя.

– Ну как же, послали парня «туда, не знаю куда», думали, не привезёт он «то, не знаю что». А он привёз, слышишь, привёз! И с долгом полностью расплатился. Это как понимать? И на кой хрен, скажи, мне теперь эти железяки? В металлолом сдать?

Процент не сдавался, намерен был сражаться до последнего.

– Железяки я продам, с прибылью, не извольте беспокоиться.

– Кому? Японцам, взамен Северных территорий?

– Да нет, клиент уже имеется, солидный, со Старого Арбата, хлам этот пойдёт под видом кое-чего, что удалось вынести с подводной лодки «Комсомолец». Глядишь, заказов вообще будет, хоть отбавляй, по меньшей мере, на год вперёд.

Лом уже не знал, то ли ему «врезать по лицу» Проценту, то ли расхохотаться. Да хрен с ним, с Митей, пусть хоть свои деньги выкладывает. И всё-таки прокол, явный прокол.

Уже в бане, с парилкой, по-русски, все эти сауны – дребедень финскую, Ломов начисто отрицал: сердце посадишь, особенно по пьяному делу, и не заметишь как, Валерий тщательно восстанавливал в памяти ход событий, постоянно морщась, так как не нравилось ему, очень не нравилось то, что в последние два года происходило. Раньше всё просто было: поделили город на части, которые, собственно, испокон веку были: зачем, скажем, мальчику с Репенки пылить по Рабочему посёлку? Действительно, зачем? И пылил мальчик обратно, уже утираясь кровавыми соплями. Но просто так, из принципа. А тут закрутились большие деньги, не надо было ни воровать, ни даже отбирать – сами давали. Благословенное время. И не хлопотное: и «деревянные», и «зелёные» денежки со всех сторон притекали, прокручивались в пирамидах, банках. Канары, Багамы – отдыхали, сколько душе было угодно и не с кем попало. И дела шли прекрасно, как по маслу, мог бы большим человеком стать. Вон, скажем, Жора Иорданский (не кликуха, фамилия!), один из самых значительных авторитетов в Краснорецке, такими фигурами двигает! А трясётся, как осиновый лист. Пожаловался как-то ему, Лому, при встрече в Москве: «Эх, Валера, и куда меня понесло, никого нет своих, никому я там не доверяю. Таракана убили, Яшка Хорёк со мной отказался ехать и, между прочим, не прогадал. Ну а ты как? Некоронованный царь в нашем родном Нижьекопьевске? Ладно, за заботу о матери, брате спасибо. Если что понадобится, только дай знать. Ребята у нас хоть и не сибиряки, а и Белке и Стрелке сразу оба глаза навскидку свинцом заплюют».

Что ж, в жизни всё может пригодиться, ни от чего нельзя отказываться. Любую неприятность лучше всего упредить, чем потом расхлёбывать. Киллер из Краснорецка – это очень хорошо, хотя сам Жора не вызывал у Лома никакого почтения. Интеллигент – одно слово! Сынок директрисы самой большой в городе комиссионки, вдруг пошедший по плохой дорожке. Иконки, иностранцы, потом церкви, музеи. Его подручный, Таракан, прозванный так за свой маленький рост и шустрость, в любые пещеры «алмазные» без мыла пролезал.

– Ещё парку, Валерий Витальевич? – уважительно спросила Нюрка Сысоева, лучшая в городе банщица.

По первому зову прилетела она, запыхавшись, из Осёнок, за пятнадцать километров, из первого и до сих пор не превзойдённого в городе «помывочного» комплекса, радостная, сияющая. Даже перед такой – поблекшей, раздобревшей Сысоихой не мог устоять Ломов, исходил потом, слюнями. И сейчас со сладостным предвкушением перевернулся на спину. «Поддай, поддай, Нюра, парку!»

Поговаривали, что и сынок Нюркин Витька – сын Лома, да ведь, что называется, слова к делу не пришьёшь. Во всяком случае, именно Валерий спас Витька от первой ходки к «хозяину» и даже дал ему работу – в хорошую «бригаду» определил.

Потом, в бассейне, никто Лома не тревожил, это были его лучшие часы. Лишь насладившись полностью прохладной в меру водичкой, он нажимал кнопку, вызывал братву либо девок молодых, ярых, либо просто халдейку с хавкою, то бишь официантку с дорогой, изысканной жратвой.

Глава вторая

О золотом колечке, царском крылечке, колоколах, звонящих из-под земли, индейском вожде, нижнем копье и прочих милых русскому сердцу седой старины преданиях.

Юрий Денисович Уткин, глава местной администрации, со скукой взирал из президиума на собравшуюся в конференц-зале разношёрстную публику. Большой зал, оказавший бы честь хорошему кинотеатру, был не просто полон, люди стояли в проходах, сидели на ступеньках. Ничего подобного здесь уже лет двадцать как не наблюдалось. «Господи, сколько же их ещё осталось! Как только не вымерли!» «С кем вы, мастера культуры?» Действительно, с кем и с чем? «Как живёте, караси?» – «Ничего живём, мерси!» Это ведь про вас теперь. Неужели ещё придёт то время, когда с вами вновь считаться придётся? А ведь считались когда-то. Жданов, Суслов, Сталин, умнейшие люди. Да и сейчас, на Западе, попробуй-ка с «этими» не поделиться. Мозги, они всегда мозги, если им что-то не дать, сами возьмут либо такое устроят – чертям тошно станет. Где же у здешних-то «мастеров» мозги, может, совсем другим местом думают?

Этот вопрос даже несколько тревожил Уткина. «А сдюжат ли?» Лица, где испитые, где недокормленные. Вот директор Дворца юного техника (умопомрачительное словосочетание!) сидит в истёртых до дыр джинсиках. Никаких других брюк у него нет – это Уткину доподлинно известно. И выхода никакого – премировать брюками неудобно, а дашь деньгами – либо проест с семьёй, либо не удержится, самолично пропьёт. Есть, конечно, и люди вальяжные, с двойными и даже тройными подбородками, но это «свои». У «этих» мозги действительно в нужном месте. Хотя опять же, интересно, о чём думают? Тот же Боря Гридин, вор каких мало на ниве «народного» образования, зачем, спрашивается, нужно было ему ехать в служебную командировку в Бельгию с любовницей? Особый шик?

Уткин рассеянно слушал доклад своего зама Конобеева. «Оказана честь»… «однако предстоит пройти тщательнейшую аттестацию»… «готовы ли мы? Каждый должен себя спросить: «Готов ли я?»… «появится возможность не только несравненно приукрасить наш город, но и создать дополнительные рабочие места, очень много, столь необходимых нашему городу, рабочих мест для рабочих рук». Ну, насчёт «несравненно приукрасить» – это, без сомнения, перл, но в остальном Лёху Конобея учить – только портить. Дальше предстояло Уткину самому выступать, после чего он рассчитывал потихоньку, сославшись на занятость, смыться, однако кое-что на сей раз удерживало его. Буквально, речь заведующего отделом культуры, бывшего директора местного краеведческого музея Родиона Славкина. Быстро сориентировавшись в новых веяниях, Родион издал на средства, выделенные его отделу, книгу под названием «Нижнекопьевские сказания», в которой переврал всё, что только можно из местных преданий, однако его «открытия» в корне меняли издавна сложившиеся представления о «городе трёх рек». Уткин недаром распорядился пригласить на совещание даже пенсионеров «культурников», дабы знать заранее, что можно было использовать из «достославных» «открытий», а что отнести на счёт фантазии автора.

Реакция была на редкость бурной. Однако, приглядевшись, Уткин заметил, что оппонентов у Славкина было не столь уж много, просто страсти вспыхнули сразу и разгорелись не на шутку. К счастью, за спиной крикунов, похоже, никто не стоял из врагов самого Уткина, что было для него немаловажно. Многие, очень многие в городе считали затею с Золотым кольцом предвыборным трюком Юрия Денисовича, но никто даже не подозревал истинных его намерений: друзья Уткина ещё по партийному цеху настойчиво звали его в Москву. Уже и должность была ему приготовлена, и площадка для будущего взлёта. Но уезжать следовало на коне, достигнув пика в местных масштабах. Даже жену Уткин не посвящал в свои планы, однако на коне или просто на личном автомобиле в Москву он точно отбыть собирался.

– Нижнепрокопьевск, какой может быть Нижнепрокопьевск! Причём тут Прокопьевский монастырь? – особенно эмоционально выступал какой-то бывший учитель истории. – Сменить название родного города, название, которому девять веков! Это профанация! Самая что ни на есть профанация! И зачем?

Юрий Денисович понял, что заму с возникшей ситуацией не под силу будет справиться, решил самолично вмешаться в разгоревшийся спор.

– К сожалению, у нас нет сейчас достаточно времени, чтобы вдаваться в подробности, но, судя по энтузиазму, который мы наблюдаем в зале, равнодушных к столь долгожданному и чрезвычайно важному моменту в истории нашего города здесь нет. Хочу особо отметить, что инициатива такой важной чести для нашего родного Нижнекопьевска исходит не от местных органов, а конкретно из Москвы и, естественно, согласована со всеми инстанциями, вплоть до Института истории при Академии наук Российской Федерации. Упоминаний и в летописях и в мемуаристике о нашем граде, как вы знаете, предостаточно, вопрос лишь в том, насколько привлекательной мы представим нашу «малую родину» для огромного числа туристов, в том числе и иностранных, в проекте-обосновании, который разрабатывается сейчас администрацией. Что построить, как организовать – тут трудностей нет, мы к этому шли, сами не подозревая о том, целых десять лет. Но сущность, историческое значение, роль в современной культурной жизни России – без вас, собравшихся в этом зале, такой вопрос нам точно не охватить. Поэтому предлагаю продолжить всё-таки дебаты по книге Родиона Касьяновича, но очень коротко, избрав в заключение специальный комитет при подготовительной комиссии, который бы особо занялся исторической и культурной частью того проекта, о котором я уже упоминал.

Как и предполагал Уткин, дальше выступления следовали достаточно умеренные: Нижнепрокопьевск, почему бы и не Нижнепрокопьевск? Ведь именно в таком варианте упоминалось дважды (!) название города в летописях, причём самых ранних. Ошибка переписчиков? Ой, ли? А почему бы и не наоборот, дальнейшие упоминания не считать подобной ошибкой?

Капитан второго ранга Румянцев в подводный флот попал по мечте. Начитался в своё время Жюля Верна, Григория Адамова, Александра Беляева. Да и кто из старшего поколения не бурчал себе под нос популярнейшую песню: «Нам бы, нам бы, нам бы всем на дно…»? «Там бы, там бы, там бы» вина и водки довелось капитану Румянцеву выпить немерено. А сейчас сидел он со своим стариннейшим другом, старпомом Васей Колобовым и размышлял, хватит ли одной бутылки для столь ответственного решения, или всё-таки стоит новую открыть.

– Не, не, Палыч, – отмёл его сомнения Колобов. – Мне точно хорош! Уже не ходок по этой части. Да и чего решать? В прошлый раз уже обо всём переговорили. Я «за», Женька тоже. Будем считать, что принято единогласно. Ты меня, кстати, извини, что я тебя тогда «жлобом» назвал, я понимаю, здесь совсем в другом дело.

С тем и отбыл Василий в родную обитель, жене под бок, а капитан Румянцев в который раз уже долго размышлял, не слишком ли большое дело он затеял, по маленькой бы лучше, по маленькой – по маленькой всегда верней. Но вот как раз по маленькой-то на сей раз и не получалось.

Юрий Денисович задумчиво крутил пальцами авторучку. Он как никто другой понимал, какие выгоды сулило его родному городу драгоценное «золотое колечко». Но и прослыть посмешищем на всю Россию, явив миру новоявленный город Глупов, такого для родного Нижнекопьевска Уткин совсем не желал.

Он ещё раз внимательно перелистал злополучные «Сказания». Некоторые из них были знакомы ему с детства. Легенда о подземном ходе, тянувшемся из местного Кремля через Волгу до самого Прокопьевского монастыря, насколько она была вероятна? Совершенно невероятна. Однако чем объяснить столь чудодейственные успехи в обороне родного города, которые всегда сопутствовали нижнекопьевцам? Только один раз был город покорён – татарами, но против той орды всякое сопротивление было бесполезным. Собственно, что интересного могло быть для туриста в этом ходе? Если, к примеру, не только найти его, но и восстановить? А очень интересно. Своего рода аттракцион ужасов. Да наверняка там и клады замурованы, где же ещё их было прятать? Ну а насчёт названия города – давняя закавыка. Ведь ни Верхнекопьевска, а уж тем более Среднекопьевска на много верст вокруг никогда и в помине не существовало, почему же именно Нижнекопьевск? Изощряясь в фантазиях, доходили даже до предания о древнем индейском вожде по имени Нижнее Копьё, от которого, де, в силу необычайной его плодовитости индейской и пошло практически всё население здешних краев. Но как могло занести в такую даль этого вождя треклятого в доколумбову-то эпоху? А может, всё-таки копи, а не копьё? Тогда уж точно ничего постыдного. Добывали здесь руду либо уголь, были и Верхние копи, да быстро выработались. Хорошее, солидное объяснение, зачем же старца Прокопия сюда приплетать? Монастырь-то в его честь гораздо позже был заложен, да и пещера памятная, в которой тот святой жил, опять же, весьма далеко от сих мест находится. Одна лишь зацепка – миф о чудовище-ящере, которое вроде как с древнейших времен в здешних водах обитало, и с которым Прокопий вёл переговоры, сумев окончательно его укротить.

«Всё-таки, как ни крути – копи. Научно, логично, какого рожна им ещё надо? – с гордостью за свою сообразительность подумал Юрий Денисович. – Тоже мне, краеведы хреновы, до такого простого варианта не могли додуматься. Пусть теперь попробуют мне эти копи не найти!»

Валерий Ломов тоже, как депутат, присутствовал на встрече с интеллигенцией города, проводимой Уткиным, однако «конференция» произвела на него гнетущее впечатление. «Козлы! Ох, козлы! Мозги с голодухи совсем истончились. Простых вещей не могут придумать. Профессионалов-лохотронщиков что ли подключить? Те такое закрутят!» Однако местный патриотизм всё же глубоко сидел в Ломове. Как не поверить в то, что усвоено с самого детства? Подземный ход к Прокопьевскому монастырю! Вот где деньжищи: иконы, утварь ценная! Любой пацан памятных послевоенных лет мог бы через толщу времён в Нижнекопьевске стать миллионером. Старинных книг, монет, поделок всяких без счёта вращалось в городе, купить их можно было за сущие гроши. Что говорить о серебряных рублях, полтинниках сталинских, да только откуда у пацанов тех лет были деньги, так называемый первоначальный капитал? Соблазны подстерегали их буквально на каждом шагу. И мороженое за четыре копейки (всего-то!), и конфеты-подушечки (так называемая «Дунькина радость»), мячик резиновый, маленький и то, сколько счастья приносил. Валера Ломов знал места, терпеливо копался в разрушенных домах купеческих, а уж церкви-то вообще тогда стояли бесхозные. Ездил в Москву, продавал за гроши свои находки, но капиталу всё равно прибавлял и прибавлял. И ведь учил же его один старый друг: чем угодно занимайся, не касайся только трёх вещей – золота, оружия и валюты, потому что это дело уже не милиции, а КГБ, вмиг спалишься. Нет, не послушался, загремел к «хозяину», столько времени впустую потерял! Впрочем, впустую ли? Не получилось из него самого собирателя, стал грозой коллекционеров. А теперь вот «глава», «синий», то есть, «блатной», но «глава». Ещё неизвестно, кто выше. Впрочем, с Уткиным шутки плохи, предпочёл отдать город во власть краснорецким «спортсменам» -бандитам, чем терпеть зарвавшихся местных уркаганов.

«И все-таки, не создать ли в городе какой-нибудь Клуб юных следопытов, пусть порезвятся новоявленные пионерики, авось, даже если не подземный ход, то что-нибудь всё-таки раскопают?»

Почти одновременно с ним принял решение и Юрий «Деникинович» Уткин, который так и не смог уснуть после столь удачно найденного варианта с «копями», вот только ставку он сделал на другое предание: храмы, ушедшие под землю, наподобие китежских, при нашествии татар. Нижнекопьевская панорама, ни больше ни меньше. Историческая оборона города с подземным ходом, через который защитники наносят удар в спину ворогам. Однако те не уменьем, а числом всё же побеждают, и тогда три храма местных с главными святынями своими уходят под землю, не переставая звонить в колокола и возвещая затем постоянно о неизбежном скором избавлении от ненавистного иноземного ига.

Осталось только деньги из областной казны выбить, да спонсоров к подобному проекту подключить.

Глава третья

О том, что не все большие дела людьми великими творятся,

а и от маленьких людишек бывает иногда какой-никакой прок.

Родя Славкин был просто ошеломлён набросками высокого начальства. Какой размах! Но главным было другое: впервые в жизни ему самому предстояло в полную силу развернуться. Так и сказал Уткин, передавая ему свои «исторические записки»:

– Ты уж, Родион Касьянович, не скромничай, любые, самые завиральные идеи только приветствуются. Буду предельно откровенен с тобой, идея о Золотом Кольце с большим трудом пока пробивается, вот я и решил зайти с другого конца. Сделать, что можно, а уж там пусть приезжают, да и судят по готовенькому.

Уткин ещё раз, как полководец перед сражением, внимательно обдумал каждый момент предстоявшей битвы. Деньги. Деньги будут, и их ожидается достаточно. Торговый комплекс у панорамы, центр развлечений и досуга, растекающийся вдоль стен местного кремля, строительные подряды, воскресающий разом из мёртвых гостиничный бизнес, громадный оформительский кус. Всем найдётся работа. Фирмы, фирмочки, Юрий Денисович так и видел, как их владельцы, которых он прекрасно знал, выстраиваются перед дверью его кабинета с конвертами в руках, а там денежки, хорошие денежки. Никому он лакомые кусочки просто так не отдаст, деньги ему самому в Москве ой как пригодятся.

И всё-таки, не подведёт ли кто, не разразится ли какой скандал? Ну, Борю Гридина, гниду эту, если он попробует опять что-то вроде достопамятной Бельгии сотворить, он просто в порошок сотрёт. И так пришлось хорошего человека на пенсию отправить, расчистив для Бори место директора музыкального училища, хотя Гридин Шопена от Шуберта отличить не мог. Но бывают же такие, кто не может отличить Шопена от Шопенгауэра, и ничего, успешно этими самыми шопенгауэрами руководят. Скандал замят, во всём вроде как оказалась виновата Борина любовница, Люська Озерецковская, административная букашка, та ещё стерва: хитро, обманув всех и вся, пролезла, израсходовала средства, начальника своего непосредственного подвела.

Что там ещё? «Мастера культуры»? Трудятся, трудятся «мастера». Средства городом выделяются, расходуются, где-то и исчезают, понятное дело. Но здесь соображения больше профилактические: скоро, скоро пойдут настоящие деньги, и уж тут никак нельзя допустить, чтобы они уходили в песок.

Строители строят, ремонтники ремонтируют. Если верить бумагам, то город от края до края, вдоль и поперёк, жаль только не снизу доверху, по семь раз заасфальтирован, а места есть такие, что только на танке можно проехать, но зато есть и другие места, где хоть губернатор, хоть президент кати, ни единой колдобины не увидишь.

Медицина местная – и лекарств любых и оборудования наиновейшего сверх всякой меры. Как быть иначе? Ведь и самое высокое начальство в городе – такие же простые смертные. Ну не для всех, конечно, такая медицина. Врачи за всё взятки дерут, но как иначе их удержать, такого класса врачей? Из главэскулапа местного, Ивана Ивановича Пандюрина, песок уже сыплется, а всё ещё на должности, но человек испытанный, а можно ли быть уверенным в молодых? Да, мрут люди, как мухи, но везде так. Разговорился он на юбилее каком-то с Женькой Ободиным, специалистом по черепно-мозговым травмам, в школе вместе учились, так тот ему прямо сказал:

– Юр, ну что я могу сделать? Вот поступает ко мне в праздник десять человек, назовём их так – пострадавших, я твёрдо знаю, что будь у меня достаточно времени, хотя бы времени, я бы не всех десятерых, но восьмерых точно подлатал бы как надо, но даже времени у меня и того нет. За те крохи его, что у меня имеются, я могу только одному человеку вернуть здоровье, но девять остальных за это время копыта отбросят. Что ты сделаешь со мной на следующий день после такого варианта? Выгонишь. Вот я и леплю восемь-десять дураков. Жизнь в них долго ещё потом будет теплиться, но пользы от таких «овощей»… разумей сам.

Бизнесмены? Ну, эти все под контролем. Принцип хорошо усвоили – что Бог делиться велел, ну а если по стенке кого из них размажут или в подъезде монтировкой по башке стукнут, так за дело, с чего бы просто так? Нет, эти смышлёные, всё понимают, особенно, какой жирный им предстоит рвать на куски шмат. Ну, кто ещё? Бандиты? Одна проблема – денег слишком много у них в руках накопилось. Во все щели лезут, туда порой, куда их совершенно не зовут. Магазины перелетают из рук в руки целыми улицами, заводы и те поделили, а что делать с купленной собственностью толком не знают, думают, что доход сам пойдёт, люди будут работать на них, о себе не помышляя, как рабы. А не получается такой вот бандитский социализм. Денежки тают, на крови добытые, есть от чего не просто расстроиться, но даже и озвереть. Нет, блатарей местных Уткин никогда не боялся, не тот уровень. А вот денежками их грех было бы не воспользоваться.

Так и этак до глубокой ночи Уткин прикидывал, но всё выходило: можно. Наконец разродился он знаменитой фразой (а как читатель, наверное, успел заметить, был Юрий Денисович человеком образованным) Гришки Отрепьева из «Бориса Годунова» Пушкина: «Но решено: заутра двину рать!»

Для снежного кома достаточно одного маленького снежочка, но крепенького, добросовестно слепленного, чтобы потом всю махину держал. Таким снежочком должны были стать средства, выделяемые из бюджета области. В следующем году славному Нижнекопьевску должно было исполниться ни мало, ни много, а 900 лет. Однако с обычным, формальным, кусочком к намеченным Уткиным планам нечего было и подступаться, нужны были большие, очень большие, средства. Областные мудрецы просили: половина на половину, однако сошлись в итоге на одной трети. Вот эту треть Уткин должен был вернуть уже вполне конкретным людям наличными деньгами – нормальная практика. Как сказал Блаженный Августин: «Люби Бога и делай что угодно!» Вот так и здесь: «Расплатись, и потом хоть на голове ходи!»