Прости мне мои капризы

– Не совсем. Недельку подождать, и будет можно! – прожевав и слегка поморщившись, ответила Ирина.

– Через неделю меня здесь уже не будет! – с грустью, тяжело вздохнув, ответил я.

– Тогда надо есть сейчас!

Она высмотрела другой плод, который также оторвала от ветки и бросила мне.

Сделав еще надкус, – Ирина кинула свое яблоко на землю.

Далее произошло нечто необыкновенное…

Слегка качнувшись, – проверяя устойчивость своего положения – Ирина подняла руки и взлохматила на голове волосы, так, что они приняли какой-то ершистый и растрепанный вид. Устремила в некую невидимую, затерявшуюся в густой листве растущей напротив яблони, точку – взгляд. И, придав голосу выразительности, добавив других интонационных красок, в той, или иной мере, по ее представлению, соответствовавших изображенному в бальмонтовском стихотворении образу, – начала воспроизводить исполненные вдохновения строки, которые она сумела запомнить – после первого прочтения.

Если можешь, пойми. Если хочешь, возьми.
Ты один мне понравился между людьми.
До тебя я была холодна и бледна.
Я – с глубокого, тихого, темного дна.
Нет, помедли. Сейчас загорится для нас
Молодая луна. Вот – ты видишь? Зажглась!
Дышит мрак голубой. Ну, целуй же! Ты мой?
Здесь. И здесь. Так. И здесь… Ах, как сладко с тобой!

– Ну, что? Похожа я на русалку? – закончив чтение, обратив взгляд на меня, спросила Ирина.

– Похожа!

(В лесу русалки обитают на высоких деревьях. Особенно любят они крепкие, с густыми кронами, дубы…).

– А мне кажется – еще не совсем похожа…

Вновь покачнувшись…

(Сидят, нагие, на ветках, и днем, и ночью, и раскачиваются…).

… и удерживая равновесие, что без особого труда у нее получалось, – Ирина сняла с себя топик, который перекинула через отросток, рядом с собой.

Затем – длинными своими волосами…

(Волосы обязательно длинные и распущенные…).

… прикрыла спереди лифчик. После чего, заведя руки за спину, отстегнула.

Сняв лифчик, Ирина положила его поверх топика.

– А сейчас? – легонько побалтывая ногами, снова поинтересовалась она.

– Бо… Бо… Мой…

– Что-что? – не поняла моего ответа Ирина. – Что ты сказал? Повтори!

Она не поняла моего ответа, а я, ошеломленный происходящим, не понял, или не расслышал ее – уточняющего вопроса. Стоял и тупо на нее смотрел.

Внезапный порыв ветра, похожий на взрыв, образовался у самой поверхности почвы – прямо в том месте, где из нее проросла яблоня, на которой находилась Ирина.

Возникнув, кажется, ниоткуда, «из ничего», – ветер всколыхнул томившуюся на солнечном жару траву.

Затем вихрем обернулся вокруг ствола.

Закружился, завертелся волчком и, с шумом и посвистыванием, стремительно ушел вверх.

Взбудоражил тихо подремывавшую листву.

Не обошел вихрь стороной и Ирину.

Со стрекочущими, хлюпающими, как в глубоком, полном мутной воды овраге, через который по деревянным доскам мы с Ириной переползали, следуя в ночном походе на речку, звуками – вздулись, запузырились на ней чудные ее штаны.

По голым рукам и телу пробежала дрожь.

А еще – порыв разметал роскошные ее волосы…

(Могут представляться в облике маленьких девочек и взрослых женщин – красивых и безобразных, нередко с большой грудью…).

Чтобы не слететь с «насиженного» своего места и не бухнуться с порядочной высоты на землю, – обеими руками Ирина схватилась за нависавшую над головой ветку, с которой она сорвала два недозрелых плода, и, оглашая сад тонким мышиным писком, – зажмурилась…

(Цыцки большие-большие, аж страшно…).

Прекратился ветер также неожиданно, как и начался. И таким же необычным манером – уйдя с высоты вниз, проникнув в почву и дальше, кажется, в самую глубь земли.

Почувствовав, что стало тихо (забыв обо всем на свете, – я в оба глаза, неотрывно, продолжал смотреть на девушку, даже и не помыслив сказать ей о том, что ветра больше нет…), – Ирина разомкнула веки.

Она хорошенько проморгалась, как будто в глаза ее попали соринки, так, что на них проступили слезинки.

Немного еще выждав – убедившись в отсутствии опасности, – девушка отпустила ветку.