«Собеседник любителей российского слова»

Покрытый иссини густейшим мраком туч,
Куда не проникал ни разу солнца луч,
Где ветры вечные кипяще море роют,
Вода пускает гром, леса, колеблясь, воют,
Исчадье мерзкое подземна бога там.
Построило себе железный мрачный храм.
Невежеством оно издревле нареченно,
Великим божеством невеждами почтенно.
При входе в сей чертог два стража вечно бдят,
Потупя вниз глаза, со робостью стоят
И глупость на челе и подлость показуют;
Их суеверием и рабством именуют.
На троне из свинца невежество сидит
И взором вниз тупым недвижимо глядит.
Оттуда гадов тьма всечасно выползает,
Которая ту мысль повсюду рассевает,
Что будто смертному считаются стихи
Самой Минервою за тяжкие грехи
И что с величеством земным владык несходно,
Чтоб мыслил и писал их подданный свободно;
А паче правду кто стихами говорит,
Над тем уж мщение жестокое висит.
Не слушай ты невежд, возьмись опять за лиру… и пр.[222 - «Соб.», ч. VIII, стр. 7.].

В «Письме к Ломоносову» Козодавлев смеется над торжественными одами и говорит, что они уже выходят из моды. Здесь же высказывает он взгляд на тогдашнее положение стихотворцев в отношении к языку. Он говорит:[224 - «Соб.», ч. XIII, стр. 171.]

Пусть выбирает всяк предмет себе по воле,
Не наполняя стих пустым лишь звоном слов,
С Олимпа не трудя без нужды к нам богов,
Иной летит наверх и бредит по-славянски,
Другой ползет внизу и шутит по-крестьянски,
И думают они сравнитися с тобой,
Забыв, что их стихи – лишь только звон пустой.

Кроме Козодавлева, к Мурзе писали еще несколько пиитов, которых стихи помещены в «Собеседнике». Так, какой-то Василий Жуков (69) написал Сонет к нему;[225 - «Соб.», ч. III, ст. VII.] г-жа М. С.[47 - М. С. – М. В. Сушкова (см.: Лонгинов М. Н. Библиографические записки. – В его кн.: Сочинения, т. 1. М., 1915, с. 161–162).] прислала в «Собеседник» «Письмо Китайца к «Мурзе»;[226 - «Соб.», ч. V, ст. I.] Костров тоже написал к нему послание[227 - «Соб.», ч. X, ст. V.].

Во всех этих стихотворениях, не отличающихся особенным достоинством, хвалят Державина не столько за хорошие стихи, сколько за то, что он писал без лести. Затем речь обращается к самой Фелице, и большая половина стихотворения наполняется восторженными похвалами ее доблестям.

Еще более, нежели к Державину, обращались пииты с хвалебными песнями к княгине Дашковой, причем, разумеется, величали и «российскую Минерву». В первой же книжке Богданович поместил разговор Минервы с Аполлоном, где Дашкову вводят они в сонм муз[228 - «Соб.», ч. I, ст. XIII.]. В VI книжке находим стихи М. X. княгине Дашковой, оканчивающиеся так:

Пойте, росски музы, пойте,
Есть наперсница у вас;
Восхищайтесь, лиры стройте:
Вверен Дашковой Парнас[229 - «Соб.», ч. VI, стр. 22.].

Г-жа М. С. напечатала стансы на учреждение Российской академии, в которых превозносит златой век Екатерины и называет Дашкову честью своего пола и красою муз[230 - «Соб.», ч. IX, ст. IV.]. Княжнин поместил здесь письмо к Дашковой, в котором, впрочем, по обычаю, хвалит более Екатерину, нежели саму Дашкову, и подсмеивается над одами, которые всегда уподобляли Екатерину райскому крину и в своем восторге, взятом взаймы, становили вселенную вверх дном[231 - «Соб.», ч. XI, ст. I.]. Значит, и тогда уже видели приторность, неестественность и неискренность этих торжественных похвал.

Несколькими стихотворениями наградил «Собеседник» некто Р – Д – Н (70). Он поместил здесь «Цидулку», «Сонет»[232 - «Соб.», ч. VII.], «Эклогу»[233 - «Соб.», ч. VIII], потом вдруг прислал письмо, в котором говорит, что десять лет не писал стихов, а теперь сочинил подпись к монументу Петра Великого и потому просит поместить ее в «Собеседнике»[234 - «Соб.», ч. XI.]. После того прислал он еще стихи «К***» и «Эклогу», два стихотворения, сочиненные на одни и те же заданные рифмы[235 - «Соб.», ч. XIV.]. Стишки пустенькие, за исключением сонета, в котором (если это только не перевод) тяжелым горем отзываются душевные сомнения. Вот мрачное окончание сонета:

Коль правосудным жить мы созданы творцом,
То жизнодавец наш нам должен быть отцом;
Но как мы здесь живем? Повсеминутно страждем,
Наш дух отягощен, и смущены умы;
Мы ищем помощи и только тщетно жаждем…
Творец иль виноват, иль заблуждаем мы[236 - «Соб.», ч. VII, стр. 122.].

Кроме этих стихотворений, замечательно, по благородству и силе выражения, «Послание Катона к Юлию Цезарю» (ч. VIII, ст. V), подписанное буквами Др. (71). Вначале Катон с гордой грустью вспоминает минувшую славу Рима, его героев-граждан, его Брутов, Регулов, Камиллов, потом с желчью негодования нападает на Цезаря за то, что он коварно захватил власть —

Чтобы отечество себе поработить
И на вселенную оковы наложить.

«Ты достиг этого, – говорит он, – но не в этом величие»:

Внимай, чем славится великий человек;
Любя отечество, ему он служит век,
Разит врагов его, пороки истребляет,
Законы чтит его и вольность охраняет.

«А ты только хочешь быть всем страшным, ты окружаешь себя стражей»

И сонмище убийц друзьями почитаешь,
Какие ж то друзья, в которых чести нет?
Толпа разбойников тебя не сбережет.
Когда б ты, Рим любя, служил ему, гонитель,
Тогда бы целый Рим был страж твой и хранитель;
А ты, в нем с вольностью законы истребя,
Насильством, яростью мнишь сохранить себя,
Но гнусным средством сим ты бед не отвращаешь,
Сам больше на себя врагов вооружаешь.

Не менее любопытна ода «На злато»[237 - «Соб.», ч. III, ст. X.], в которой резко раскрыты все бедствия, происшедшие от золота. В начале мира, когда еще не знали золота, – говорит поэт!

Тогда еще не возвышались
Чинами, славою пустой;
Еще поля не орошались
Той кровию, что льет герой.
Довольствуясь своей судьбою,
Не зрел владыки над собою
Рожденный вольным человек.
Он богу лишь повиновался,
Которым мир сей основался.
О, коль счастлив был оный век!

Когда же открылось золото и некоторые хитростью завладели им, тогда другие также захотели его, и – несчастные – «подло предались своим врагам». Неужели вы так безумны? – восклицает поэт:

Тираны вам готовят муки,
А вы лобзаете их руки
И их венчаете главы.
Меж тем как всяк из них трудится
От вас себя обогащать,