История войны и владычества русских на Кавказе. Назначение А.П. Ермолова наместником на Кавказе. Том 6

– И впрямь так, – отвечали солдаты, бросая орудие.

Тем не менее случай с орудием задержал несколько переправу, и только утром, на рассвете, наш отряд успел дойти до неприятельского лагеря[114 - Всепод. рапорт Ртищева 21 ноября 1812 г. Акты Кавк. археогр. комиссии, т. V, № 846.], в котором находилось 30 000 человек, из которых было 14 000 регулярного войска. Не ожидая нападения, персияне не следили за движениями Котляревского. «В ночь, предшествовавшую нападению русских, – говорит персидский историк[115 - Извлечение из персидской истории «Ровзет-ул-Сафа» (очаровательный сад). Газета «Кавказ», 1866 г., № 21.], – часовые лагеря до такой степени были охвачены рукою сети беспечности., что ни один из них не дал вовремя знать об угрожающей войскам опасности».

Так как Джафар-Кули-хан (бежавший) был послан на рекогносцировку к Карабагу, то двигавшиеся русские войска многие приняли за возвращавшийся отряд Джафара; другие же полагали, что возвращается в лагерь команда Садык-хана-Баджара. При таком недоумении персияне оставались покойными, и часть их находилась на учении, на котором присутствовал и Аббас-Мирза.

– Вот и хан едет ко мне, – заметил наследник персидского престола, обращаясь к бывшему при нем английскому офицеру.

– Это не хан, а Котляревский, – отвечал хладнокровно британец, посмотрев в зрительную трубу и передавая ее Аббас-Мирзе.

– Поросята сами лезут на нож, – сказал принц, желая скрыть свое смущение.

Отдав приказание фальконетной артиллерии открыть огонь, Аббас-Мирза поскакал к сарбазам и приказал им строиться, но было уже поздно; русские хозяйничали в персидском лагере…

Находившаяся вблизи гора, командовавшая над всем лагерем, была занята одною только персидскою кавалериею; пехоты на ней не было видно – ошибка, которою Котляревский воспользовался самым блестящим образом, избравши гору главным пунктом атаки.

Составив три каре, «с растянутыми фасами» для лучшего напора в штыки, и поставив по флангам каре егерей, а кавалерию между каре, Котляревский в 8 часов утра 19 октября атаковал Аббас-Мирзу. Он приказал стрелять как можно меньше и атаковать в штыки как можно быстрее. Солдаты в точности исполнили приказание начальника, и насколько быстра была атака, настолько же скоро было отступление персиян. Гора была занята нами прежде, чем Аббас-Мирза успел послать на нее свою пехоту. Приписывая успех русских плохому действию своей артиллерии, персидский принц, по словам его историка, «подобрав за пояс полы своего кафтана, собственноручно сделал несколько выстрелов из пушки и силою их губительного действия помрачил весь свете». Тем не менее русские остались на горе и громили персиян и их лагерь. Тогда Аббас-Мирза, чувствуя невыгоду своего положения, выступил со всеми войсками из лагеря с целью обойти гору и отрезать наш отряд от Аракса. Находя более полезным нанести решительный удар неприятелю, чем оставаться на горе в оборонительном положении, Котляревский оставил на горе все орудия и по одному фасу каре, а сам с остальными войсками спустился вниз и бросился в штыки. Удар этот был настолько гибелен для персиян, «что исламские воины, – говорит их историк, – после трехчасовой кровавой схватки, почли за лучшее отступить, для отдохновения, на другую позицию». Наши солдаты ворвались в вагенбург[116 - вагенбург (нем. Wagenburg), вагонфорт (англ. Wagon fort) – передвижное полевое укрепление из повозок в XV—XVIII вв.] и завладели как лагерем, так и всем имуществом, в нем находившимся. Объятые паническим страхом персияне бежали в беспорядке за р. Даравюрд, оставив нам в добычу обширный лагерь, 36 фальконетов, множество артиллерийских снарядов и патронов.

Переправившись через речку, Аббас-Мирза устроил свои полки и отошел к укреплению Асландузу, расположенному на высотах, на том самом месте, где р. Даравюрд впадает в Араке. Укрепление было обнесено полисадом и окружено двумя глубокими рвами.

В продолжение дня персияне присылали своих стрелков с конною артиллериею к речке вести перестрелку, которая по временам была весьма оживленною, но всякая попытка со стороны неприятеля к нападению на наш лагерь кончалась его поражением. Видя, что Котляревский не отступает за Араке, Аббас-Мирза был уверен, что этот «свирепо-грозный генерал», как называли его персияне, повторит атаку, и потому в ту же ночь отправил всюду приказание собраться к нему всем отдельным отрядам. Узнав об этом от бежавших из персидского лагеря наших пленных, Котляревский решился вторично атаковать его на следующее утро и не давать ему времени оправиться от понесенного поражения. Он знал, что вторая победа будет легче первой, потому что неприятель находился в расстроенном состоянии; что, по словам их соотечественника, исламские воины проникнуты были большим изумлением и расстройством «и что зрачки счастия их сарбазов находились под влиянием сна».

Призвав к себе одного из возвратившихся из плена унтер-офицеров, Котляревский расспрашивал его, как бы пройти так, чтобы не дать возможности персидской армии скрыться. Тот вызвался провести наш отряд с той стороны, где у неприятеля не было пушек.

– На пушки, братец, – отвечал Котляревский, – на пушки!

Перед рассветом 20 октября наш отряд, переправившись через р. Даравюрд выше персидского лагеря, двинулся на штурм укрепления с тыла. Семь рот грузинского гренадерского полка, двигаясь со стороны Персии, стали огибать укрепление с правой стороны, батальон егерей двинулся по направлению к Араксу для обхода того же укрепления с левой стороны, а небольшое резервное каре направлено было по течению р. Даравюрд, чтобы оказать помощь тому из наступающих отрядов, который прежде встретит в этом необходимость. Казачьи полки получили приказание занять выгодную позицию в тылу укрепления, чтобы удобнее было преследовать бегущего неприятеля.

Персияне, надеясь на неприступность своей позиции, были замечательно беспечны. Расположившись около пылающих костров, они не выставили нигде пикетов, как вдруг увидели перед собою грозные лица русских солдат и сверкающие штыки. «Смятение сделалось невыразимое. Снова грянуло громом ура! и началось кровопролитие; вопли ужаса, крики победителей, стоны умирающих, мольбы о пощаде потрясли воздух в страшную ночь, освещаемую догоравшими огнями. Получив приказание не щадить никого, кроме самого Аббас-Мирзы, русские солдаты страшно ожесточились и кололи без сопротивления. Тщетно сам Котляревский кричал: полно, полно! – он не мог остановить рассвирепевших гренадеров».

Менее чем в два часа времени укрепление было взято и четыре батальона персидской регулярной пехоты погибли при его защите. «Бог, «ура!» и штыки даровали победу», – доносил Котляревский, победу полную и блестящую, прибавим мы. Одиннадцать английских орудий, три знамени, в том числе одно самого Аббас-Мирзы, более 537 пленных сарбазов, в числе которых был один полковник и 16 офицеров, и, наконец, более 1200 человек убитых персиян ознаменовали победу. Сам принц только с 20 человеками своей свиты бежал с поля сражения постыднейшим образом. Персидский историк старается оправдать своих соотечественников и приписывает поражение персиян стечению неблагоприятных обстоятельств. «В самый разгар боя, – говорит он, – замечательный и удивительный случай превратности судьбы проявил себя в армии Ирана: когда принц, воодушевляя ратников, предался размышлениям о средствах к спасению, лошадь его внезапно споткнулась и оборвалась в глубокую яму, отчего его высочество изволил свое благородство перенести с седла на землю. Прислуга не могла заметить такого неприятного казуса и, не видя своего повелителя, исполнилась невыразимого смущения, вообразив, что его высочество, подобный Александру Македонскому и славный деяниями знаменитого государя Дара (Дария), погиб. Следствием всего этого было всеобщее расстройство: свита принца рассеялась в разные стороны, сарбазы же марагинского полка поспешили отретироваться с той горы, которая походила на средоточие невыразимого кровопролития, вниз, к ее подошве». За этим полком последовали другие, и персияне бежали без оглядки…

Наш урон убитыми и ранеными состоял из 127 человек[117 - Убиты 1 обер-офицер и 27 нижних чинов; ранены 2 штаб-офицера и 97 нижних чинов.]. К Котляревскому явилось 57 нижних чинов Троицкого полка, находившихся в плену[118 - Всепод. рапорты Ртищева от 31 октября и 21 ноября 1812 г. Акты Кавк. археогр. комиссии, т. V, № 844 и 846.].

Так одним ударом разрушены были обширные замыслы Аббас-Мирзы, со стыдом ушедшего в Тавриз. Аландуз, в котором несколько дней тому назад происходили мирные переговоры, взят нами штурмом, и укрепления его разрушены.

Оставшись два дня на поле сражения, Котляревский 23 октября возвратился в Карабаг и расположился по-прежнему в Ах-Оглане. Три дня спустя, 27 октября, Тифлис праздновал победу, и во всех церквах его было совершено благодарственное молебствие. За победу эту Ртищев был награжден орденом Св. Александра Невского; Котляревский, по ходатайству главнокомандующего, произведен в генерал-лейтенанты и награжден орденом Св. Георгия 3-й степени, а нижним чинам, принимавшим участие в экспедиции, пожаловано по рублю на человека[119 - Отнош. военного министра Ртищеву 30 ноября № 1036.].

В то время когда Котляревский за Араксом одерживал одну победу за другою, генерал-майор барон Клодт фон Юргенсбург спешил навстречу Пир-Кули-хану, переправившемуся уже через р. Куру и разорявшему Шекинское ханство. Барон Клодт двинулся в г. Нухе, с целью соединившись там с шекинскою конницею идти искать Пир-Кули-хана[120 - Раи. барона Клодта главноком. 16 октября. Акты Кавк. археогр. комиссии, т. V, № 834.]. Последний, узнав о приближении русского отряда и не видя обещанной помощи со стороны Аббас-Мирзы, отступил с такою поспешностью, что в 18 часов сделал сто верст.

Как только генерал-майор Котляревский получил известие об отступлении Пир-Кули-хана, он тотчас же посадил на лошадей 200 человек егерей и, придав им 200 казаков с одним конным орудием, отправил под начальством майора Дьячкова к р. Куре, с целью отрезать отступление персиянам. Но Пир-Кули-хан, предвидя возможность подобного случая, направился в Ширванское ханство и, следуя ночью по камышам, переправился через реву Куру близ селения Нового Тилян-Кевюнлю. Переправа эта и отступление совершены столь быстро, что отряды генерал-майора Клодта и майора Дьячкова не могли нагнать персиян; их преследовали шекинская конница и елисунский султан Ахмед-хан, прибывший на помощь шекинскому хану. Пир-Кули-хан потерял почти весь свой багаж и оставил в руках шекинцев карадагского Аллах-Яр-султана, взятого в плен вместе с другими пятью персидскими офицерами[121 - Всеподд. рапорт Ртищева, от 31 октября. Акты Кавк. археогр. комиссии, т. V, № 843.].

Таким образом Ширван. Карабаг и Шекинское ханство были совершенно очищены от неприятеля, и Аббас-Мирза отдыхал от понесенных трудов в Мешкине[122 - Рапорт Котляревского главнокомандующему, от 30 окт. 1812 г., № 803.]. Все принимало более спокойный вид, и 811 семейств, увлеченных Аббас-Мирзою из Карабага, были, по собственному их желанию, возвращены обратно[123 - То же, от 26 ноября, № 851.]. Котляревский на короткое время отправился в Тифлис и предлагал Ртищеву, для принуждения персиян к скорейшему заключению мира, сосредоточить довольно значительный отряд в Карабаге и открыть наступательные действия внутрь Персии. Главнокомандующий не решался дать прямо согласие и обещал подумать. Веря в счастливую звезду Котляревского и его блестящие военные дарования, Ртищев готов уже был принять его проект, но происшествия в Талышах совершенно изменили решение главнокомандующего.

«Обращаясь к известному вам предположению, – писал Ртищев к генералу Котляревскому[124 - В отношении от 1 декабря 1812 г. Акты Кавк. археогр. комиссии, т. V, № 716.], – я сколь ни охотно желал бы немедленно привести оное в действие без упущения времени, потому что мнение ваше признаю основательным и полезным для Карабага, но в то самое время, как я готов был отправить к вам курьера, прибыл ко мне из Талышей лейтенант Кригер с донесением от капитана 1-го ранга Веселаго, что талышинское владение до сих пор занято 700 неприятельских войск, что самый гор. Ленкорань находится в их руках и что, по перехваченным письмам от неприятеля, которые доставлены ко мне оригиналом, а также по показанию пленных, посылается еще новый сикурс неприятелю, который вскоре туда прибудет. Итак, в сих обстоятельствах, следуя здравому суждению, я признал полезнейшим прежде излечить собственную рану, дабы, будучи в полных силах, тем с большею уверенностью можно было напасть на неприятеля.

Талышинское ханство, как вам известно, более двадцати лет состоит в покровительстве Российской империи. Государь император по милосердию своему изволит принимать участие в владельце сей земли, особливо по последствиям войны с Персиею; войска наши там находятся, дерутся каждый день, имеют потерю и не сильны столько, чтобы могли очистить Талыш от неприятеля. Между тем я за владение сие, как покровительствуемое и защищаемое Россиею, должен отдать отчет, точно такой, как бы за самую Грузию, обязан и по достоинству империи, и по человеколюбию освободить талышинского хана от предстоящего ему видимо бедствия и не менее того обратить все мое внимание на самые войска наши, находящиеся в Талышах, которые с прибытием из Персии нового сикурса могут сами подвергнуться опасности, или по позднему уже времени за невозможностью флотилии держаться долго у талышинских берегов оставить сие владение на жертву персиянам, затмить славу российского оружия и потерять у многих владельцев силу нашего влияния. Следовательно, гораздо более может быть для вашего превосходительства чести и славы, если вы, спасши уже Карабаг, спасете и Талыш, истребите или рассеете 7000 персидских войск, занимающих сие владение, восстановите хана в прежней его власти и достоинстве и потом уже обратитесь на новый вред для Персии»[125 - Предписание Ртищева капитану 1-го ранга Веселаго, от 23 октября 1812 г. Рапорт Хатунцева Ртищеву, от 2 декабря. Рапорт Веселаго главнокомандующему, от 3 декабря 1812 г. Акты Кавк. археогр. комиссии, т. V, № 715, 717 и 718.].

Отряд наших войск, находившихся в Талышах, все еще был окружен неприятелем и переносил все невзгоды осады. По просьбе Веселаго генерал-майор Хатунцев отправил к нему из Дагестана две роты Троицкого полка с двумя орудиями и одну роту в Сальяны, для занятия этого пункта. С прибытием этих рот Веселаго мог перейти в наступление и произвести несколько вылазок. Так, 7 ноября штабс-капитан Мазуренко со 100 человеками Троицкого полка и Мустафа-хан Ширванский с 800 человеками своей конницы совершенно истребили неприятельский отряд, прикрывавший вход в реку, и захватили много лошадей, пшена и фуража. Через день, 9 ноября, капитан Яковлев с отрядом в 260 человек пехоты выбил персиян из позиций, занятых им на пути к Ленкорани, и принудил их запереться в крепости, находившейся в конце города и считавшейся неприступною.

«Видя трусость неприятеля или потерю присутствия духа», капитан Веселаго отправил хана с небольшим числом ему подвластных и со 150 человеками пехоты к Аркеванской крепости для подчинения власти хана нескольких деревень, от него отложившихся. Движение это было весьма успешно, и Мир-Мустафа в короткое время усмирил бунтовщиков, подчинил своей власти всю западную часть Талышинского ханства и, запасшись продовольствием, в котором нуждались войска, возвратился к отряду. Дороги были очищены от неприятеля, но выбить его из г. Ленкорани, по малочисленности нашего отряда, не было возможности. В распоряжении Веселаго, за болезнями и убылью, оставалось 380 человек, которых он разделил на две части: одна часть наблюдала за неприятелем, находившемся в Ленкорани, а другая препятствовала ему ворваться в Гямушаван[126 - Рапорт Веселаго главнокомандующему, от 3 декабря 1812 г., № 1034.]. Но как персияне не могли быть выгнаны из Талышинского ханства этими отрядами, то Веселаго и просил главнокомандующего о присылке новых подкреплений и получил в ответ, что изгнание персиян из Талышей поручено генерал-майору Котляревскому. Последний давно уже торопился прийти на помощь осажденным, но вывод гарнизона из Мигри задерживал его. Сильное по природе селение Мигри было весьма важно для нас как передовой пункт обороны, но убийственный климат и огромные затруднения в доставке продовольствия заставляли Котляревского несколько раз просить главнокомандующего о выводе оттуда гарнизона и особенно настаивать на том с наступлением осени. С началом снега прекращалось всякое сообщение, и мигринский гарнизон должен был оставаться без продовольствия. Имея в виду, что в течение десяти месяцев батальон лишился 368 человек умершими от болезней[127 - Рапорт Ртищева военному министру, 25 сентября 1812 г., № 70.] и что с наступлением зимы он должен был умереть голодною смертью, Котляревский решился еще раз напомнить главнокомандующему о необходимости оставить это место.

«Сделайте милость, – писал он[128 - От 25 октября 1812 г.], – бросьте сие местечко и выведите батальон; верьте, что нет уже более никаких способов удерживать оное, и ежели батальон пропадет, то я ни перед Богом, ни перед Государем и ни перед судом виноват не буду, ибо все то, что можно, уже сделано».

Ртищев на этот раз согласился оставить Мигри и приказал вывести оттуда гарнизон[129 - Предписание Котляревскому 1 ноября 1812 г., № 505.]. Чтобы исполнить это приказание, Котляревский должен был послать из своего отряда 350 человек в Мигри, чтобы вывести оттуда уцелевших, но больных 160 человек, не имевших возможности двинуться без посторонней помощи[130 - Рапорт Котляревского Ртищеву, 6 декабря 1812 г., № 871.].

Как только остатки батальона присоединились к отряду, Котляревский тотчас же, 17 декабря, выступил из Ах-Оглана, имея в отряде 1500 человек пехоты, 470 казаков и 6 орудий[131 - Рапорт Котляревского Ртищеву, 17 декабря 1812 г., № 896.].

Сознавая всю трудность предстоящей экспедиции в зимнее время, он писал правителю канцелярии главнокомандующего Могилевскому: «Итак, дождавшись егерей, наконец, выступаю. Пожелайте мне счастья. Экспедиция сия меня крайне тревожит. Время сделало ее затруднительною слишком. Теперь уже не диверсия, а освобождение Талышей. Диверсия тогда могла быть, когда только еще пошли персияне в Талыши, а теперь они уже давно занимают и крепости, и укрепления. Прошу Бога о помощи и могу назваться слишком счастливым, если Бог даст окончить счастливо».

18 декабря Котляревский переправился через Араке, 19-го прошел 80 верст по Муганской степи без воды и дороги, 20-го числа захватил часть шахсеванских семейств, а у тех, которые бежали, отбил скот и 21-го числа вступил в Талышинское ханство. Путь был трудный; солдаты то переходили по грудь топи и болота, то переносили ужасную вьюгу и снег. Борясь со всеми суровостями природы, они преодолевали «трудности, самое воображение превышающие, и доказали в полной мере врагам нашим, что для войск его императорского Величества, ничем не одолимых, нет ничего непреоборимого»[132 - Ртищев воен. министру 9 апреля 1813 г., № 53. Воен.-уч. арх. № 47358, дело № 211.].

При самом вступлении в Талышинское ханство Котляревский встретил карабагских жителей, увлеченных Аббас-Мирзою при нападении его на Карабаг. Прикрывавший их Абусалим с 500 человеками конницы бежал в Аркеван. Следуя далее, отряд сошелся с авангардом Пир-Кули-хана, посланного на усиление талышинских войск, но, не вступая с нами в дело, персияне отступили.

22 декабря Котляревский оставил на реке Караязь, для прикрытия отбитых карабагских и шахсеванских семейств, 200 человек пехоты, 170 казаков и одно орудие, а сам двинулся к Аркевану. С приближением его персияне, по выражению своего историка, «лишившись ног твердости», оставили без боя укрепление, два орудия и все снаряды. Укрепление Аркеванское было устроено англичанами вместо бывшей тут старой крепости, окружено рвом и имело нечто в роде цитадели; гарнизон его состоял из 1500 персиян и 400 русских дезертиров. Котляревский отправил для преследования их полковника Ушакова с 400 человеками пехоты, 200 казаками, которые отбили 52 человека русских дезертиров и 600 лошадей. Оставив 100 человек пехоты с орудием в Аркеване[133 - Отношение Ртищева кн. Горчакову от 9 января 1813 г. Акты Кавк. археогр. комиссии, т. V, № 851. В Аркеване были оставлены: Грузинск. гренад. полка офиц. и 50 ряд.; 17-го егерск. полка 1 офиц. 50 ряд. и 20-й артил. бригады 10 ряд.], отправив 200 человек пехоты и всю конницу к р. Караязь[134 - В Караязь были отправлены все казаки: Краснова 3-го полка 7 шт. и об.-офиц., 279 ниж. чин.; Попова 16-го полка 8 шт. и об.-офиц., 226 ниж. чин. Сверх того было отправлено пехоты: Грузинск. гренад. полка 3 об.-офиц., 125 рядов.; 17-го егерск. полка 3 офиц., 75 рядов., и 20-й артил. бригады 11 рядов.] и поручив общее командование ими 17-го егерского полка майору Дьячкову, Котляревский обратился к талышинцам с следующим воззванием[135 - Тиф. арх. См. также Биогр. Котляревского гр. В. Соллогуба.].

«Народ талышинский! – писал он. – Войска великого и всемогущего в свете императора российского пришли освободить вас от рук персиян. Останьтесь спокойны в домах ваших и будьте уверены, что имущество ваше неприкосновенно. Русские не персияне и не разбойники, они не будут вас грабить. Я требую от вас только, чтобы всякий могущий носить ружье обратил оное противу притеснителей, кои будут вскоре наказаны войсками всемилостивейшего Государя моего. Требую, чтоб вы добивали остатки сих извергов и пресекали им пути к побегу, когда настигнет их победоносное оружие. Обещаю вместе с сим прощение тем из вас, которые обманом и обольщениями персидскими вовлечены, предаться им добровольно. Таковые должны явиться ко мне, или к законному своему хану, не опасаясь никакого наказания, ибо слово русское не есть слово персидское. Русский не знает коварств и не имеет нужды в обманах».

Воззвание это оказало свое действие; народ талышинский взялся за оружие и, как доносил Котляревский, «бьет в городах и лесах бегущих персиян. Все, слава Богу, идет хорошо, только труды солдат велики, но они подкрепляются порциею отбитого скота, коего весьма избыточно»[136 - Рапорт Котляревского главнокомандующему от 24 декабря 1812 г., № 909.].

Поддерживая такое настроение населения, Котляревский двинулся в Ленкорани, где находилось более 4 тысяч персиян, под начальством Садык-хана. В день Рождества Христова, 25 декабря, отряд подошел к Гямушавану, где соединился с отрядом капитана 1-го ранга Веселаго и 26 декабря остановился перед Ленкоранью. В ту же ночь Котляревский обложил крепость, устроил батареи и наутро открыл канонаду.

Аббас-Мирза писал Садык-хану, что если бы целые горы войск восстали противу него, то и тогда он не должен колебаться, но защищать до последней капли крови сей ключ к сердцу Персии»[137 - Всепод. рапорт Ртищева от 28 января 1813 г. Акты Кавк. археогр. комиссии, т. V, № 854.].

На следующий день Котляревский потребовал сдачи города.

«По воле главнокомандующего, – писал он Садык-хану[138 - Биография Котляревского. Соч. гр. В. Соллогуба, 138.], – пришел я освободить Талышинское владение от рук персиян и, следовательно, должен взять Ленкорань. Зная вас, сколько со стороны храброго, столько же и благоразумного предводителя, считаю нужным предуведомить, что сопротивление ваше будет напрасно. Какой бы вы отличный полководец ни были, но не лучше Аббас-Мирзы и войска у вас не больше, как тогда было; воины же великого и всемогущего в свете российского государя, находившиеся при разбитии Аббас-Мирзы и при взятии Асландуза, теперь здесь, и, сверх того, присоединены к ним бывшие до сего в Талышинском ханстве. Итак, когда сам Баба-хан не мог устоять противу победоносного оружия, то уже, конечно, вы отравить удар несильны. Во избежание бесполезного пролития крови, я предлагаю вам согласиться сдать крепость. Подумайте, что вы, следуя благоразумию, сохраните безвинно проливаемую кровь человеческую, сохраните жизнь, достоинство и имущество ваше и всех подкомандующих, а напротив потеряете все, не внемля гласу здравого рассудка. Впрочем, мой долг вам сказать, а в воле вашей избрать; только после я буду прав перед Богом и человечеством. На сие ожидаю ответа через три часа и для того приказал на всех батареях остановиться действовать».

Садык-хан отвечал, что будет защищаться. Он писал, что, понимая обязанность щадить человечество и по возможности избегать кровопролития, в настоящем случае он должен защищаться, ибо имеет повеление не сдавать крепости ни в каком случае. «Напрасно вы думаете, генерал, – прибавлял он, – что несчастье, постигшее моего государя, должно служить мне примером. Один Бог располагает судьбою сражения и знает, кому пошлет свою помощь»[139 - Биография Котляревского. Соч. гр. В. Соллогуба, 138.].

Видя неуступчивость Садык-хана, Котляревский приказал свезти с корабля трехпудовую мортиру и открыть бомбардирование города, а спустя два дня, 29 декабря, он написал ко всем ханам, чиновникам и гарнизону, убеждая их пощадить себя, жен, детей, имущество и не защищаться[140 - Всепод. рапорт Ртищева, 28 января 1813 г. Акты Кавк. археогр. комиссии, т. V, № 854.].

«Прежде всего скажу, – писал им между прочим Котляревский[141 - В письме от 29 декабря 1812 г.], – что здесь находятся все войска, бывшие при разбитии Аббас-Мирзы и при взятии Асландуза, и к ним присоединились и находившиеся в Талышинском владении. Всякий из вас посудить может, что когда Аббас-Мирза и Асландуз не могли устоять противу победоносного оружия меньшего числа воинов, чем теперь здесь находится, то будет ли достаточно сил ваших отразить удар, какою бы храбростию каждый из вас преисполнен ни был? Вы подумайте, что всякий русский солдат не имеет ни жен, ни детей, ни родственников, ни богатства, – он с одною чистою душою вступил в службу законного государя, с тем чтобы положить жизнь свою для приобретения победы. Напротив, каждый из вас, имея жен, детей и родственников, жертвует всем сим и жизнью».

Котляревский просил их подумать о своем положении, вспомнить, что в Аркеване их войск уже нет, что персияне всюду разбиты, выгнаны из Талышинского ханства, и сам Аббас-Мирза, потерпев поражение, не может прийти к ним на помощь. Он просил не верить словам Садык-хана, желающего пролить напрасно кровь из одного желания прослыть храбрым, и пощадить свои семейства, жен и детей и быть уверенным, что русские не отступят, пока не овладеют Ленкоранью. «Начиная от меня и до последнего солдата, – говорил Котляревский, – или помрем все, или возьмем крепость».

Назначив три часа для окончательного решения и не получив ответа, Котляревский решился штурмовать крепость. Поводом к тому был недостаток снарядов для продолжения бомбардирования. Отступить же он признавал невозможным потому, что, кроме посрамления оружия, отступление было равносильно передаче Талышинского ханства в руки персиян. Сознавая неравенство в силах, Котляревский видел в штурме единственное средство к выходу из того затруднительного положения, в которое был поставлен.

«Истощив все средства, – писал он в приказе по войскам, блокировавшим Ленкорань[142 - Приказ по отряду 30 декабря.], – принудить неприятеля к сдаче крепости, найдя его к тому непреклонным, не остается более никакого способа покорить крепость сию оружию российскому, как только силою штурма. Решаясь приступить к сему последнему средству, даю знать о том войскам и считаю нужным предварить всех офицеров и солдат, что отступления не будет. Нам должно взять крепость или всем умереть, – за тем мы сюда присланы. Я предлагал два раза неприятелю о сдаче крепости, но он упорствует, так докажем ему, храбрые солдаты, что штыку русского ничто противиться не может. Не такие крепости брали русские и не у таких неприятелей, как персияне; сии против тех ничего не значат.

Предписывается всем первое: послушание; второе: помнить, что чем скорее идешь на штурм и чем шибче лезешь на лестницы, тем менее урону и вернее взята крепость; опытные солдаты сие знают, а неопытные поверят; третье: не бросаться на добычу, под опасением смертной казни, пока совершенно не кончится штурм, ибо прежде конца дела на добыче солдат напрасно убивают. По окончании же штурма приказано будет грабить, и тогда все солдатское, кроме что пушки, знамена, ружья со штыками и магазины принадлежат Государю.

Диспозиция штурма будет дана особо, а теперь остается мне только сказать, что я уверен в храбрости опытных офицеров и солдат Грузинского гренадерского, 17-го егерского и Троицкого пехотного полков, а малоопытные Каспийского батальона, надеюсь, постараются показать себя в сем деле и заслужить лучшую репутацию, чем до сего между неприятелями и чужими народами имеют. Впрочем, ежели бы, сверх всякого ожидания, кто струсил, тот будет наказан как изменник; и здесь вне границ труса расстреляют или повесят, несмотря на чин».

Прочтя этот приказ, привычные к победам войска отряда Котляревского 31 декабря ринулись на штурм.

Оставив прикрытие батареям и разделив роту Грузинского полка на две половины для фальшивых атак по флангам, Котляревский составил из остальных войск три колонны. Первая из шести рот Грузинского гренадерского полка (около 600 чел.), под командою подполковника Ушакова; вторая из 297 человек Каспийского морского батальона и двух рот Троицкого полка, под командою майора Повалишина, и третья под командою майора Терешкевича из 350 человек Грузинского гренадерского и 17-го егерского полков[143 - Штурмовавший отряд состоял: Грузинского грен. и. 28 офиц., 888 строев., рядов, и 23 музык.; Троицкого полка б офиц., 3 музык., 159 строев., ряд.; 17-го егерск. и. 11 офиц., 9 музык., 271 строев., ряд.; Каспийского морского бат. 14 офиц., 297 рядовых, 2 музык.; артил. 4 офиц., 40 челов. нижних чинов.].

Войскам приказано следовать с крайнею тишиною, не стрелять и стараться скорее взобраться на крепостные стены. «Барабанщики, – сказано в репозиции, – в колоннах отнюдь не бьют тревогу, пока не будут люди на стенах; и люди в колоннах не стреляют и не кричат «Ура!», пока не влезут на стену. Когда все батареи и стены будут заняты нами, то в средину крепости без приказания не ходить, но бить неприятеля только картечью из пушек и ружей. Не слушать отбоя – его не будет, пока неприятель совершенно истребится или сдастся; и если, прежде чем все батареи и все стены будут заняты, ударят отбой, то считать оный за обман, такой же, как неприятель сделал в Асландузе; сверх того, знать, что наши отбой будут бить три раза, который повторять всем барабанщикам – и тогда уже прекращается дело.