История войны и владычества русских на Кавказе. Назначение А.П. Ермолова наместником на Кавказе. Том 6

Так как уже сказано в приказе, что отступления не будет, то остается теперь сказать, что если, сверх чаяния, которой-либо колонны люди замнутся идти на лестницы, то всех будут бить картечью».

В 5 часов утра колонны, имея впереди стрелков, двинулись с назначенных им пунктов; под сильным огнем с крепости спустились они в ров и приставили лестницы. Три часа войска переносили и принимали на себя все ужасные средства, употребленные неприятелем для своей обороны. Персияне защищались отчаянно: пики, рогатки, подсветы, ручные гранаты были употреблены ими в дело. Многочисленный неприятель брал перевесь, подполковник Ушаков и многие офицеры были убиты, а силы неприятеля росли. Когда Котляревский получил донесение, что за смертью Ушакова колонна его остановилась во рву и не двигается, он сам явился впереди колонны и, ободряя солдат, получил три раны одну за другою, из коих одна была в щеку. Он упал без чувств на груду тел во рву, но в это время майор Грузинского гренадерского полка Абхазов успел, с одною ротою этой колонны, взобраться на стену и овладеть батареею. Орудия были тотчас же повернуты и открыли картечный огонь по бывшим в крепости. Тогда взобралась вторая колонна, а за нею третья. Солдаты в жаркой схватке карабкались на стены, хватались за дула неприятельских ружей, которые поражали их пулями в упор. Не выпуская из рук ружей, персияне сами втаскивали своих неприятелей на стену, «так что скоро все избегнувшие смерти очутились посредине укреплений»[144 - Воспом. о штурме. «Кавказ», 1866 г., № 46. «Русский инвалид», 1835 г., № 25 и 26.].

С очищением стен в самой крепости начался отчаянный рукопашный бой. «Мышцы рук, по словам персидского историка, от взмаха и опускания меча, а пальцы от взвода и спуска ружейного курка в продолжение шести часов были лишены всякой возможности насладиться отдохновением. Бой на стенах и в крепости и был до того кровопролитен, что от грома и молнии пушечных ружейных выстрелов даже сами облака разразились каплями кровавого дождя».

Крепость была взята, несмотря на то что защищалась Садык-ханом, одним из лучших и храбрейших персидских военачальников, что в ней было 4000 гарнизона, и в том числе два батальона регулярной пехоты. В самой крепости неприятель защищался отчаянно, и Садык-хан с другими десятью ханами славною смертью завершили защиту крепости. Урон наш был также весьма значителен; мы потеряли убитыми: 16 штаб- и обер-офицеров и 825 человек нижних чинов; ранеными: 25 штаб- и обер-офицеров и 584 нижних чинов[145 - Всепод. рапорт Ртищева 28 января 1813 г. Акты Кавк. археогр. комиссии, т. V, № 854.]. Персияне потеряли одними убитыми 3737 человек; кроме того, многие бросались через стену в Ленкорань, но тонули, преследуемые и там пулями роты, посланной для фальшивой атаки, и под картечью двух орудий, поставленных на противоположном берегу, под прикрытием 80 человек пехоты. В крепости найдено два знамени, 8 орудий, много снарядов, серебряная булава Садык-хана и магазин с провиантом. «Я сам получил три раны, – доносил Котляревский Ртищеву, – и благодарю Бога, благословившего запечатлеть успех дела сего собственною моею кровью. Надеюсь, что сей же самый успех облегчит страдания мои. Впрочем, никакая потеря не может сравниться с важностью взятия крепости…

Пусть строгая тактика называет штурм сей дерзостью. В позднейшие времена передастся, что 1500 чел. русских штурмовали крепость, защищаемую 4000 персиян; передастся также и то, что девиз штурмового отряда был всем умереть или взять крепость, и потомство возвеселится рвению к славе своих предшественников»[146 - Рапорт Котляревского Ртищеву, 8 января 1813 г., № 5.].

«Сим штурмом, – писал он позже[147 - Письмо Котляревского редактору «Русского инвалида», см. «Русский инвалид», 1835 г., № 25 и 26.], – достойно запечатлен 1812 год, и как при воспоминании сего незабвенного для России года всякий россиянин возвысится духом, так при имени Ленкорани персиянин вздрогнет и преклонит колено славе русской».

С падением Ленкорани персияне очистили Талышинское ханство, и власть Мир-Мустафа-хана была восстановлена. «Известие о взятии Ленкорани, – говорит персидский историк, – присоединясь к молве об Асландузском сражении, породило в делах Ирана некоторую слабость. Персидские военачальники спешили обратить свои лица к стороне Тавриза», т. е. попросту бежали. Аббас-Мирза, спешивший из Тавриза на защиту столь важного пункта и узнавший на пути о падении крепости, остановился в Мешкине. Он был крайне обескуражен; потеря его в два последние месяца превосходила ту, которую имели персияне почти с самого начала войны с Россиею; лучшие его регулярные войска или легли на поле брани, или были расстроены так, что долго не могли служить ему пособием. Принцу не оставалось ничего более, как возвратиться в Тавриз, – он так и сделал.

Оставив по-прежнему в Тальппах отряд капитана 1-го ранга Веселаго, Котляревский пошел обратно в Карабах и 29 января 1813 г. прибыл в Ах-Оглан[148 - Рапорт Котляревского Ртищеву, 29 января 1813 г., № 21.]. За несколько дней перед тем, 26 января, колокольный звон в Тифлисе призывал русских воинов поблагодарить Бога за дарованную победу; благодарственное молебствие с пушечною пальбою было отслужено во всех церквах.

«Скорблю душевно, – писал Ртищев Котляревскому[149 - От 4 февраля 1813 г. Акты Кавк. археогр. комиссии, т. V, № 722.], – о полученных вами ранах, но в то же время утешаюсь сведениями, до меня дошедшими, что они неопасны. Я с усердием благодарю Бога за сохранение вам жизни, ибо по искреннейшему участью, мною в вас приемлемому, и по уверенности моей, засвидетельствованной перед самим всемилостивейшим государем императором, что отечество от военных достоинств вашего превосходительства может ожидать важной пользы для службы, никакие приобретенные в сем случае успехи с пожертвованием вашим не могли бы меня обрадовать и наполнили бы сердце мое всегдашнею горестью».

Награжденный орденом Св. Георгия 2-й степени[150 - Отношение Ртищева Котляревскому, 2 мая 1813 г. Акты Кавк. археогр. комиссии, т. V, № 531.] и получивший единовременно шесть тысяч рублей[151 - Отношение военного министра Ртищеву, 8 августа.], Котляревский уже не мог более водить полки к победам. Он просился в отпуск за границу, для лечения ран, и, не дождавшись разрешения, с согласия главнокомандующего уехал к Кавказским Минеральным Водам[152 - Ртищев Котляревскому, от 28 мая 1813 г. Акты Кавк. археогр. комиссии, т. V, № 532.]. Закавказье навсегда лишилось блестящего своего деятеля, а полки любимого ими предводителя и начальника, мечтавшего теперь только о том, чтобы соотечественники справедливо оценили его заслуги родине.

«Я позволю себе одно желание, – писал Котляревский двадцать три года спустя, – чтобы соотечественники мои были ко мне и сподвижникам моим столько справедливы, сколько народы чуждые и самые враги побежденные. Подвиги во славу отечества должны оцениваться по достоинствам их, а не по частям света, в коих происходили. Кровь русская, пролитая в Азии, на берегах Аракса и Каспия, не менее драгоценна пролитой в Европе, на берегах рек Москвы и Сены. Пули галлов и персов причиняют одинаковые страдания. Не наша воля лишила нас счастия участвовать в священной войне и действовать на защиту отечества внутри оного: мы исполняли долг служить там, где Государю угодно, и, сражаясь в отдаленном краю, на земле Персидской, не посрамили земли Русской».

Глава 5

Деятельность царевича Александра по возбуждению горских народов против России. Его бедственное положение и его воззвания. Сношения царевича с главнокомандующим. Экспедиция в Хевсуретию под начальством генерала Симоновича. Переписка его с царевичем. Бегство царевича в Дагестан и неудачная попытка с толпою горцев прорваться в Грузию

Удаление персиян от границ Карабаха и бегство их из Талышинского ханства дали возможность главнокомандующему водворить окончательное спокойствие в Грузии и обеспечить ее от дальнейших интриг царевича Александра.

Поселившись у хевсур, Александр просил содействия кабардинцев, чеченцев, кумык, кистинцев и осетин. Последние отправились к нему для переговоров и нашли Александра в самом бедственном положении: он не только не мог, по обычаю, одарить прибывших, но не имел чем накормить их[153 - Рапорт майора Гурлебума главнокомандующему, 14 января 1813 г., № 47. Рапорт генерал-майора Дельпоццо ему же, 19 марта 1813 г., № 265.]. Крайняя нужда в первых потребностях жизни заставляла царевича предпринимать самые разнообразные меры для улучшения своего материального положения. Он то просил прощения у Ртищева, то молил о помощи Аббас-Мирзу; обещая быть покорным русскому императору и скоро приехать в Тифлис, для того чтобы потом отправиться на постоянное жительство в Москву или Малороссию[154 - Рапорт кн. Орбелиани, 22 февраля, № 278.], царевич в то же время отправил десять человек своей свиты в Персию с письмами к Аббас-Мирзе. Он писал, что намерен склонить горские народы к возмущению и, сделав с ними нападение на Ларе, Казбек и Дарьял, занять большую дорогу и отрезать русским сообщение с Кавказскою линиею.

Для приведения таких намерений в исполнение Александру необходимы были деньги, о присылке которых он и просил, уверяя, что имеет уже многих сообщников и надеется набрать несколько тысяч человек, с которыми раннею весною он вторгнется в Грузию. Посланные царевича были задержаны и доставлены в Тифлис. Главнокомандующий сообщил Александру копию с его собственных писем, как доказательство того, что намерения его известны.

«Содержание писем ваших к Баба-ханову сыну Аббас-Мирзе, – писал Ртищев царевичу Александру[155 - В письме от 17 марта 1813 г. Акты Кавк. археогр. комиссии, т. V, № 450.], – и разным чиновникам персидского правительства, кои, вместе с шпионами, от вас отправленными, достались в мои руки, показали мне свойство и настоящее расположение ваше. Они были писаны в одно время, как вы и у меня искали посредства, перед всесильным и великим моим Государем, о принятии вас в милосердное покровительство его величества, обещая верность свою сохранить до последней капли крови, которую тогда же вы клялись, в письмах своих к Аббас-Мирзе, пролить и за выгоды персидского правительства.

Итак, сии первые два случая остановили было меня вовсе иметь с вами дело; но, рассудив при том, что вы христианин, что происходите от крови христианских царей и что вы несчастно влачите жизнь свою, тогда как братья и сестры ваши наслаждаются благоденствием, под кровом милосерднейшего моего монарха, готового всегда и вашу светлость принять в отеческое свое лоно, предав забвению все прошедшие ваши деяния, я опять обратился к сердечному об вас соболезнованию. Так как вы в письме своем просите меня об удостоверении вас, какая будет ваша участь, когда явитесь ко мне, то дабы доказать вашей светлости мою благонамеренность и не оставить на совести своей упреки, что не до конца последовал я христианскому терпению в указании вам прямого пути к мирному пристанищу, после напастей, вами претерпенных, решился в последний раз писать к вам и уверить честным словом, что когда ваша светлость, следуя гласу благоразумия, рассудите предать себя в волю и милосердное покровительство Его Величества и прибудете ко мне в Тифлис, то здесь будете приняты с подобающею вам честью; жизнь и свобода ваша останутся в совершенной безопасности, содержание назначится вам самое приличное, и во мне вы найдете усерднейшего в пользу вашу ходатая пред государем императором. Чиновники же и служители, вас окружающие, равным образом все без изъятия будут прощены, дела их предадутся вечному забвению, и дарована будет полная свобода жить им, где они пожелают.

Вот вашей светлости мое искреннее уверение, коего вы желали. Теперь исполнил я против вас все то, что долг христианский, человечество и обязанности мои мне позволили. После же сего, не входя более ни в какие с вами договоры, кои неприличны ни званию моему, ни собственному теперь вашему положению, я буду ожидать, к чему поведет вас рассудок и воля ваша».

К этому письму приложена была записка, которой главнокомандующий уверял царевича, что, прибыв к нему, он найдет только благополучие и полное обеспечение.

«Если вы имеете расположение, – писал Ртищев Александру, – избрать местом своего пребывания Москву или Малороссию, как вы в письме князю Орбелиани упоминаете, то и в исполнении сего желания вашей светлости я даю вам верное слово. Положитесь на честное слово старика, поседевшего в службе Его Величества, и христианина, и приезжайте во мне в Тифлис. Тогда весь напрасный ваш страх и недоверчивость исчезнут; тогда, можно сказать, начнется новая для вас жизнь, после претерпленных вами бурь, и вы будете благословлять милосердое Провидение, обратившее вас к мирному пристанищу».

Царевич долго не отвечал и прекратил сношения, как только узнал, что вторично посланный им в Персию князь Иосиф Андроников был ласково принят Аббас-Мирзою и везет ему значительную сумму[156 - Рапорт генерал-майора Дельпоццо Ртищеву, 7 мая 1813 г., № 709.]. Победы, одержанные Котляревским, убедили персидского принца, что ему не под силу вступать в открытую борьбу с русскими войсками, но желание отомстить и усилить по возможности затруднительность нашего положения в Закавказье побуждали его прийти на помощь врагам России.

С этою целью он обещал Андроникову 200 000 рублей, отправил к джарским лезгинам бывшего текинского хана Селима со 120 000 рублей и приказал отпустить точно такую же сумму бывшему дербентскому Ших-Али-хану, с тем чтобы они подняли джарских лезгин и дагестанцев[157 - Рапорт полковника Живковича главнокомандующему, от 19 мая 1813 г. Акты Кавк. археогр. комиссии, т. V, № 864.]. Еще далеко было то время, когда князь Андроников, пробираясь тайком и кружными путями, мог прибыть к царевичу, но Александр считал деньги полученными и основывал на них все свои поступки. Он разослал всюду своих посланных и приглашал к себе кабардинцев, осетин, лезгин и дагестанских горцев, обещая им хорошее содержание и награды. Царевич хвалился тем, что в горах, где он живет, все ему покорны; что все мусульмане считают за великое счастие вступить в борьбу с неверными, которые в настоящее время находятся в самом затруднительном положении. Александр просил горцев в «сие хорошее время выступить в поход под грешных россиян, так как Бог послал уже на них свой гнев и наказание через Бонапарта французского государя, живущего в западной стороне»[158 - Воззвание царевича приложен, к рапорту ген.-м. Портнягина, от 30 мая, № 1393.]. Кабардинцам и чеченцам было сообщено, что Наполеон сжег Москву, взял Петербург и расположился на большой реке между этими двумя городами.

Русский царь, говорили чеченцам, бежал к стороне Казани и просит мира, но Наполеон соглашается только с тем, чтобы государь возвратил все завоеванные им владения и Грузию прежним их царям; чтобы Россия давала Бонапарту солдат и он был ее повелителем. Государь хотел было согласиться, но народы российские говорили, что он уже не будет тогда государь, и какой же это будет мир! Тогда последовал опять разрыв, и в исходе сего марта начнется война. Русский царь просил повременить ему до Пасхи, но Бонапарт не согласился и обещал увидеться с ним там, где он находится, и пусть дерется, если может.

Рассказ этот принимался горцами на веру, и они готовы были воспользоваться затруднительным положением России, чтобы отстоять свою независимость. Кабардинский князь Арслан-бей писал царевичу, что если персияне прибудут к нему на помощь и Александр успеет занять большую дорогу с Кавказской линии в Грузию, то все кабардинские беи явятся к нему на помощь. Чеченцы говорили то же, а дагестанцы обещали выставить 40 000 (?) войска[159 - См. Акты Кавк. археогр. комиссии, т. V, № 449 и 451.].

Александр радовался такому ходу дел, но, зная превратности судьбы и частое неисполнение обещаний, даваемых горцами, не хотел прерывать сношений с Ртищевым, чтобы сохранить за собою выход в случае неудачи. Не располагая до времени покоряться русскому правительству и опасаясь движения войск в Хевсуретию в том случае, если оставит главнокомандующего без ответа, Александр решился обвинить Ртищева в неисполнении высочайших повелений. Царевич писал, что из перехваченных от курьеров бумаг он узнал, что император, «по несчетной милости своей к нам, пожаловал мне два полка солдат и столько же казаков, дабы я исполнял повеления великого Государя, владел и управлял Грузией; а вы все должны возвратиться в Россию, для других надобностей и для войны с Францией. Таковым милостям ко мне вы завидуете, затевая переписку в другом роде. Нам известны многие тайны внутренней России, о коих умалчиваем, чтобы доказать свою искренность. Вы же уподобляетесь горящим угольям, скрытым под золою; если кто бессознательно разграбит их, тот обожжет себе руки. Так же я поверю вашему чистосердечию, когда вы завидуете обильным милостям Государя ко мне? Не скрывайте истины, а объявите мне подлинное, дабы я мог прибегнуть к отеческим объятиям его величества. А потому прошу вас прислать ко мне верных и благонадежных людей, для удостоверения меня от лица вашего высокопревосходительства, чтоб сердце мое убедилось в правдивости вашего слова и я возвратился бы к вам с радостью»[160 - Письмо царевича Александра Ртищеву, 29 апреля 1813 г. Акты Кавк. археогр. комиссии, т. V, № 453.].

Ртищев, конечно, не посылал доверенных лиц и не отвечал на последнее письмо. Он знал, что царевич желает только выиграть время и, какие бы обещания ни были даны, он все-таки не явится в Тифлис. Напротив, главнокомандующему известно было, что Александр употребляет все усилия к тому, чтобы с наступлением весны вновь возбудить восстание в Кахетии, устранить которое возможно было только удалением царевича от пределов Грузии. Хевсуры, у которых поселился Александр, несмотря на неоднократные требования, не соглашались его выдать, а потому оставалось одно средство – употребить силу, и главнокомандующий решился предпринять экспедицию в Хевсуретию, несмотря на всю трудность действий в горах, еще покрытых зимним снегом.

Выставив наблюдательные отряды против лезгин и дагестанцев, для обеспечения Кахетии от вторжения этих племен, Ртищев направил в Хевсуретию войска одновременно с четырех разных сторон: первый отряд, под начальством генерал-майора Симоновича, выступив из селения Ахмет, должен был следовать через земли тушин; второй, под командою полковника Тихоновского – из селения Тионет через земли пшавов; третий – Гудомцкарским ущельем, под начальством генерал-майора Сталя 2-го, и четвертый – от Стефан-Цминды Тагаурским ущельем, под начальством полковника Казбека. Почти равносильные по составу колонны эти, направляя свое движение к укрепленному селению Шатили – главному средоточию хевсурского народа и местопребыванию царевича Александра, – должны были соединиться возле него, для нанесения решительного удара.

Зная по опыту, что хевсуры весьма часто получали помощь от соседних им пшавов, и желая не допустить такого соединения, главнокомандующий заарестовал до 40 000 голов скота, принадлежавшего пшавам, пасшегося в Грузии и составлявшего все их богатство. Причины, побудившие к такому поступку, Ртищев объявил в особом отправленном к ним воззвании.

«Народ пшавский! – писал главнокомандующий[161 - От 19 апреля 1813 г, № 251. Акты Кавк. археогр. комиссии, т. V, № 628.]. – Теперь я вижу, что в вас нет ни страха Божия, ни совести, ни чести! Сколько раз были вы прощаемы за изменнические ваши поступки и сколько раз опять делались клятвопреступниками и нарушителями верности к государю императору! Недавно еще старшины ваши были у меня, обязались честным словом за весь народ, чтобы с беглым царевичем Александром и другими неприятелями России не иметь никаких связей ни делом, ни помышлением; но едва только меч, висевший над преступными головами вашими для справедливого наказания за участие в прежних бунтах, был от вас удален, по неизреченному человеколюбию его величества, даровавшего вам прощение, и тучи, вам грозившие, несколько от вас отклонились, как вы опять, забыв Бога, забыв присягу свою и данное вами мне честное слово, обратились к прежним своим злодеяниям и мятежному духу, ибо я верно узнал, что вы не престаете иметь явных и тайных сношений с беглым царевичем Александром, принимаете шпионов, от него подсылаемых для развращения народа, снабжаете его своею разбойническою шайкою пропитанием, которого он не имел бы, и стараетесь оказывать ему всякую помощь ко вреду всего здешнего края и пользам службы Его Величества. Итак, следуя Божеским и человеческим законам, карающим всегда клятвопреступников, я не мог бы не навлечь на самого себя праведного гнева Божия и моего всемилостивейшего государя императора, если бы остановил правосудие и не наказал злодейства. Почему да будет ведомо всему пшавскому народу, что я на первый раз приказал заарестовать на плоскостях весь ваш скот, запретил возвращать каждому пшавцу суммы денег, какие бы в Грузии ни находились по коммерческим оборотам вашим или у кого-нибудь на сбережении, воспретил продавать вам соль и другие потребности и повелел закрыть для вас всякий вход в Грузию. Испытуя, однако же, последнее терпение мое противу вас, недостойных никакого помилования и сострадания, я и засим еще даю вам сроку две недели на раскаяние и на отвращение ожидающей вас конечной погибели. В сии две недели вы должны непременно переловить всех находящихся у вас людей беглого царевича Александра, и с пятью или шестью из почетнейших ваших старшин прислать их ко мне в Тифлис, с письменным при том обязательством, от лица всего народа, что вы отныне навсегда прекратите всякие сношения с беглым царевичем Александром и как с ним, так и со всеми его сообщниками будете поступать как с неприятелями России и спокойствию всего здешнего края. Если же сие не будет вами исполнено в определенный срок, то увидите ужасный гром и молнию, обрушившимися над вами, меч и пламя будут внесены в самые ваши жилища, я повелю войскам не оставить камня на камне, предать все огню и мечу и наказать вас по делам вашим, не имея ни малейшей пощады. Вот вам мое требование и последний совет! Теперь буду ожидать, к чему вы приступите, а я слово мое сдержу верно».

Последствия показали, что мера эта была весьма полезна, и пшавы, имея возможность действовать в тыл нашим войскам и запереть им выход из хевсурских ущелий, – не только сохранили совершенное спокойствие, но многие из них, находясь при отрядах, служили им лучшими проводниками.

Основывая успех главнейшим образом на быстроте действий и поручая генералу Симоновичу общее начальство над всеми отрядами по их соединении, Ртищев торопил его выступлением и просил действовать самым энергичным образом. Для поддержания сообщения с действующими войсками были выставлены: рота Кабардинского полка с одним орудием в Бахтрианах; две роты 15-го егерского полка с орудием между селениями Шильды и Сабуэ и 100 человек с орудием в Тионетах.

Вступив в землю хевсуров, Симонович должен был прежде всего потребовать выдачи царевича и в случае отказа разорить их жилища, башни, укрепления и стараться захватить в свои руки главного деканоза[162 - Деканоз – служитель веры и предводитель народа в его войнах. О значении деканозов у хевсур см. книгу нашу «История войны и владычества русских на Кавказе», т. I, книга II, с. 290—305.] и нескольких кадаг[163 - Кадаг – проповедник, прорицатель. Подробности см. там же.], «которые, быв обольщены от злонамеренных людей, только соблазняют легковерный и погруженный в язычество народ и руководствуют оным по своей воле»[164 - Предписание Ртищева генерал-майору Симоновичу, 13 мая, № 89.]. Прикрываясь вдохновением свыше и данным им даром пророчества, лица эти пользовались безусловным к себе повиновением хевсур и за деньги возбуждали их к поднятию оружия.

23 мая Симонович выступил из Ахмета, а полковник Тихоновский – из Тионет. С трудом переправившись через разлившуюся от дождей р. Ильто и вступив в Хевсуретию, Симонович узнал, что назначенный ему путь покрыт непроходимым снегом и что затем нет никакой дороги. Видя невозможность при таких условиях перевалить через снеговой хребет, он, по совету находившихся при его отряде тушин, решился переменить направление и пошел в обход через Черные горы, со стороны урочища Панки. Но новое направление, принятое отрядом, было также неудачно: глубина снега доходила до 5 аршин, и раскапывать его не было никакой возможности. Три дня отряд подвигался вперед с большими усилиями: орудия несли на себе, вьючные лошади обрывались в пропасти, а люди теряли зрение от ослепительного света солнечных лучей, отражавшихся на снегу. Кое-как Симонович добрался до Муку и отсюда пошел к селению Лебайс-Кари на соединение с полковником Тихоновским и генералом Сталем 2-м[165 - Рапорт Симоновича главнокомандующему, 28 мая, № 508.].

Последний выступил 23 мая, перевалил через снеговой хребет, отделявший гудомакарцев от хевсур, и двинулся к селению Барис-Ахо. Почти с самого начала движения отряд встретил в горах большое скопище хевсур, с ожесточением нападавших на наш отряд, с целью преградить войскам доступ к их селениям. Следуя все время под выстрелами неприятеля и выбивая его из засад, Сталь встретил особенно сильное сопротивление в узком ущелье при переправе через быструю реку Хевсурскую Арагву. Более трех сот человек хевсур, расположившихся на высотах, окружающих ущелье, встретили сильным огнем наш отряд при переправе его через реку 27 мая. Вытеснивши неприятеля из его крепких позиций, генерал-майор Сталь занял селение Гулы и, после дневки, двинулся к Хахматис-Тави, где 29 мая соединился с отрядом полковника Тихоновского. Отсюда оба отряда направились к Лебайсекари на соединение с генералом Симоновичем, которое состоялось 30 мая, после того как Симонович перевалил на северную сторону хребта у Митурис-Тави, против сел. Хахабо.

Видя невозможность сопротивляться, хевсуры покидали селения и, скрыв свои семейства и имущества в глубине гор, рассыпались в разные стороны[166 - Рапорт Сталя главнокомандующему, 29 мая, № 339. Рапорт Симоновича главнокомандующему, 30 мая, № 510.]. О царевиче Александре ходили разные слухи: одни говорили, что он, собрав до тысячи человек вооруженных, укрепляется в Шатили, а другие – что намерен бежать в Дагестан. Не ожидая прибытия отряда полковника Казбека, задержанного сначала недоставлением в отряд продовольствия, а потом снеговыми завалами, Симонович решился двинуться к Шатили, отправив вперед посланного с письмом к царевичу.

«Светлейший царевич Александр Ираклиевич! – писал ему Симонович[167 - В письме от 30 мая 1813 г.]. – Я уже вступил с победоносными российскими войсками в недра самого Кавказа и иду с оными освободить вас из заточения, в которое вы нечаянно сами себя заключили. Я, принимая сердечное участие в вашем бедственном положении, несчастных князей, которые чрез вас пострадали, и чрез вас же терпящего народа, предлагаю вашей светлости воспользоваться сим последним случаем, явиться с чистым раскаянием к российскому начальству на честное слово мое и гг. генерал-майора Сталя и шефа полковника Тихоновского, находящихся со мною в походе. Вы будете всемилостивейшим Государем нашим точно так приняты, как вас уверял г. главнокомандующий в Грузии, генерал-лейтенант Николай Федорович Ртищев. Вы явкою вашею осчастливите и означенных князей, как равно и тех, которые находятся при вас и в разных местах в бегах, кои все будут всемилостивейше прощены с возвращением каждому своего имения. Я даю вашей светлости к сей явке три дни срока, т. е. по 2-е число будущего июня месяца. Воля ваша явиться или нет, только в сем последнем случае подумайте, какой вы и ваши единомышленники принесете конец, а, впрочем, лично доложит вам явившийся ко мне на честное слово из бегов князь Иван Гургенидзе».

На письмо это не было ответа. Посланный был убит передовыми пикетами царевича, но письмо доставлено было по назначению и найдено впоследствии в квартире Александра.

Не получив ответа, Симонович оставил в Лебайскари всех раненых, слабых и тяжести под прикрытием 300 человек пехоты, сам 31-го числа с остальными войсками выступил к укрепленному сел. Шатили. Предуведомленный, что хевсуры вместе с кистинцами заняли весьма крепкое и утесистое Аргунское ущелье и оба хребта гор, покрытых глубоким и непроходимым снегом, Симонович 1 июня отправил на правые высоты отряд генерал-майора Сталя, на левые полковника Тихоновского, сам же двинулся в центре по ущелью. Войска, карабкаясь по скатам гор, завязали в снегу, натыкались неожиданно на стремнины и пропасти и среди таких затруднений должны были вытеснять неприятеля штыками.

«Одним только неустрашимым российским войскам, – доносил Ртищев, – преисполненным единодушного усердия к службе вашего императорского величества и к славе оружия, свойственно было пройти сие место и восторжествовать над всеми преградами, положенными самою природою».

Симонович не мог однако двигаться по ущелью. Большая вода в р. Аргуне заставила его принять влево, подняться на гору к селению Гуро и пробиваться сквозь толпы укрепившегося неприятеля. Сражение продолжалось целый день, хотя хевсуры и кистинцы, надеясь на свои панцири, силились удерживаться, но штыки и «ура!» опрокидывали их. Защищаясь почти целый день и потеряв до 600 человек одними убитыми, неприятель скрылся в ущельях, и селение Гуро было истреблено до основания. Отряд двинулся далее, но отвесные почти скалы затрудняли его движение. У урочища Георгицминда хевсуры, снова собравшись на высотах в значительном числе, с отчаянием защищали последний проход к Шатильской крепости, но были рассеяны и преследуемы с такою быстротою и настойчивостью, что бросили без защиты Шатили, которое 3 июня и было занято нашими войсками.

Царевич Александр 31 мая оставил селение Шатили и под предлогом сбора войск бежал в Аварию, в Осоколо. Для преследования его и вместе с тем для наказания кистинцев был отправлен полковник Тихоновский, который разбил неприятеля у Житхо и сжег 9 селений. Дождавшись его возвращения, генерал-майор Симонович уничтожил до основания Шатили, разрушил его башни и укрепления и пошел обратно к Лебайс-Кари. Отсюда он отправил по ущельям три отряда, которые, разорив до 20 хевсурских селений, соединились с отрядом Симоновича у пшавского селения Шуапко и вместе с ним возвратились 15 июня в Тионеты[168 - Рапорт Симоновича главнокомандующему, 17 июня 1813 г., № 565.].

«Труды, понесенные войсками, были неимоверны, – доносил Ртищев[169 - Во всепод. рапорте от 11 июля 1813 г. Акты Кавк. археогр. комиссии, т. V, № 632.], – но еще удивительнее непреоборимый дух мужества, каковой показали они в сем деле, победив не одних воинственных горских народов, но и другого, можно сказать, важнейшего неприятеля – дикую природу со всеми ее ужасами, полагавшую на каждом шагу чрезвычайные препоны движению и действиям храбрых войск.

По свидетельству служащих здесь в полках воинских чинов, бывших при незабвенном проходе российских войск через Альпийские горы, кои также находились в действиях и при сей экспедиции, превышают те препятствия и труды, кои встречены были на Альпах, ибо известен добродушный и тихий народ, там обитающий, равным образом и дороги большею частью обработанные с удобностью для прохода. Здесь же войска, побеждая зверских народов, обращающихся в одних разбоях и имеющих жилища свои в самых диких местах, должны были переходить хребты высочайших Кавказских гор и быстрые реки в самых пропастях, преодолевая через пять дней сряду чувствительную глазную боль, производимую отражением солнечных лучей от снега; сверх того, противоборствуя самой природе, переносить необычайные трудности, приобретая всякий шаг вперед одним неустрашимым мужеством и сражаясь то на каменистых скалах гор, то в глубоких безднах, несши при том на людях не только прочие тягости, но и самую артиллерию.

Невзирая на все сие, одним войскам вашего величества, после многих протекших веков, предоставлена была слава проникнуть в такие места Кавказа, куда ни греческие полководцы завоевателя Александра Македонского, покорявшего здешний край, ни римляне, владевшие многими в сих местах народами, и ниже который либо из знаменитых шахов персидских никогда не достигали. В первый еще раз с торжеством победы развевались знамена среди сих мест Кавказа и побеждены такие народы, кои никем не были побеждаемы».

Перебравшись из Аварии в Унцукуль, царевич Александр склонял на свою сторону койсубулинцев и просил их содействия к овладению Тифлисом и всею Грузиею, обещая каждому вооруженному по 50 рублей. Койсубулинцы выражали свою готовность явиться к царевичу в том случае, если он представит им доказательство, что грузины желают его иметь у себя и помогут в сдаче Тифлиса. Александр не затруднился предъявить им фальшивое письмо, написанное на огромном листе и испещренное множеством печатей[170 - Рапорт генерала Хатунцева главнокомандующему, 16 июля 1813 г. Акты Кавк. археогр. комиссии, т. V, № 458.]. Койсубулинцы и соседние с ними дагестанские общества поверили, и Александр, собрав такими средствами толпу до 200 человек, подошел с нею к Шильдам. Отсюда он отправил возмутительные письма к тушинам, кахетинцам и казахцам.

30 августа толпа вооруженных горцев спустилась с горе ближе к селению Шильды и остановилась недалеко от лагеря отряда полковника Тихоновского. Последний в ночь на 31 августа двинулся для разогнания собравшейся толпы. С рассветом неприятель, с удивлением увидевший перед собою русские войска, без выстрела рассыпался в разные стороны и скрылся в горах и лесах. Александр бежал сначала в Сабуэ, а затем поселился у дидойцев. В октябре он опять успел собрать до 6000 человек лезгин, с которыми и появился на высотах близ Сабуэ. Полковник Тихоновский 16 октября атаковал это скопище и заставил его бежать в свои селения. Царевич едва не попался в плен; лошадь его была ранена и осталась на поле сражения[171 - Рапорт Тихоновского главнокомандующему, 18 октября, № 847.]. Поселившись у дидойцев, Александр находился в самом бедственном положении: горцы не выпускали его от себя, считая за ним много обещанных денег, и мулла взял его из сожаления к себе на прокормление[172 - Рапорт Симоновича Ртищеву, 1 ноября, № 1540.]. Надеяться на помощь персиян и на получение оттуда денег он не мог, так как между Россиею и Персиею были открыты мирные переговоры, окончившиеся вслед за тем заключением Гюлистанского мира.

Глава 6

Желание персиян вступить в переговоры о мире. Участие в этом деле английского посла в Персии. Переписка его с Ртищевым. Вторжение персиян в Талыгии. Приготовления обеих сторон к открытию военных действий. Наступательный план Ртищева. Возобновление мирных переговоров. Заключение Гюлистанского мирного трактата

Победы Котляревского при Асландузе и Ленкорани, а главное, появление русских войск за р. Араксом произвело панику между населением и возбудило опасения Аббас-Мирзы. Сознавая, что с открытием наступательных действий со стороны России трудно будет собрать рассеянные полки и встретить неприятеля, персидский принц, через своих посланных, обратился к капитану 1-го ранга Веселаго с предложением прекратить военные действия. Не имея на то никакого разрешения, Веселаго вступил, однако же, в переговоры и пригласил к тому же Мир-Мустафа-хана Талышинского. Узнав об этом, Ртищев просил Котляревского внушить хану, что кроме главнокомандующего никто не имеет права входить с неприятелем в какие бы то ни было сношения. Веселаго же было замечено, что обязанность его драться с неприятелем, а не принимать мирных предложений и отвечать, что с этим следует обратиться в Тифлис к самому главнокомандующему.