Смерш – военная контрразведка. Солдаты России. Летопись защитников Отечества из рода Дуюновых

Времена были очень неспокойные: с территории Китая на Среднюю Азию постоянно совершали налеты и грабежи дунганские отряды, которые не щадили православных – вырезали целыми селами и детей, и матерей, насиловали даже малолетних, отрезали уши, головы, которые потом насаживали на пики и носились по долинам Узбекистана, Киргизии, Казахстана.

Воинские гарнизоны располагались только в больших городах – Ташкенте, Верном, Алма-Ате, Пишпеке, Фрунзе, и реакция на подобные вылазки была, конечно, жесткой, но порой очень запоздалой.

В этих условиях казаки, конечно, защищали свои семьи, но служили далеко от домов, и не всегда помощь приходила вовремя.

Мой прадед служил в полку в Верном, это 265 километров от Пишпека и еще 95 до Чалдовара, где была семья. Мой дед служил в сотне, располагавшейся в Пишпеке. Прадед был 1835 года рождения, дед родился в 1870 году, ровесник Ленина.

Вся семья жила в большом православном селе Чалдовар со своей церковью в центре села, недалеко от кладбища, они, как правило, так и строились, или, наоборот, кладбища располагались неподалеку от церквей, чтобы хоронить было удобнее – отпели и на кладбище. Село большое, много земли и пастбищ, прудов и речек, которые текли с гор, расположенных на севере села, в шести-семи километрах, куда мы мальчишками ходили на охоту и рыбалку. Село расположено на границе Киргизии и Казахстана, граница по речке Ала-Арча, маловодной и неширокой, впадающей в пруды Казахстана. Рыбы водилось много, и тем и жили казаки и их семьи, помимо выращивания скота и лошадей.

Все было бы ничего, но в июле 1916 года как раз шла империалистическая война, царское правительство издало указ о привлечении местного населения Средней Азии к строительству укрепрайонов на западе страны, куда призывалось большое количество трудоспособного населения этих республик, тогда губерний. До этого их молодежь не служила в царской армии, и поэтому указ о мобилизации был направлен в первую очередь против бедноты, которая перебивалась случайными работами и кормила свои немаленькие семьи.

Указ взорвал в первую очередь Узбекистан, где произошли массовые волны неповиновения и открытого саботажа. Масла в огонь подлило то, что местные чиновники, далекие от понимания процессов в среде мусульман, всеми силами выполняя указ царя, отлавливали и отправляли на работу порой единственных кормильцев семьи, обрекая их на голодную смерть.

Узбекистан, его южная часть, пошла на штурм городских управ, громя и убивая всех служивших там без разбора, причем с такой жестокостью, что власти опешили. Но в Ташкенте располагались казачьи части, и они вступили в бой. На подмогу восставшим прибыли бандиты из Китая, дунгане и уйгуры, которым было все равно, кого убивать и грабить, лишь бы был повод. Было убито свыше 10 000 православных, разграблены храмы и учреждения власти, хранилища зерна и техники.

Все это не могло остаться безнаказанным, и губернатор, генерал Куркоткин Алексей Николаевич, применил войска для подавления беспорядков и уничтожения бандитов.

Это было в Узбекистане. А в это время в Киргизии начались такие же мятежи против власти, и начались они на Иссык-Куле, где прибывшие из Китая дунгане склонили киргизов к мятежу против власти и организовали поход мятежников на Пишпек, громя по дороге населенные православными села и хутора.

Прибыли погромщики и на юг Чуйской долины, где находится Чалдовар, возмутив киргизов на восстание – перебьем всех русских, захватим их села, посевы, скот и к осени заживем богато, русские богатые и есть чем поживиться.

Они заскочили на рассвете в Чалдовар, стали громить и убивать учреждения власти, лавки, скотные дворы.

Как рассказывал дед, у него на пруду были своя мельница и несколько больших лодок для рыбалки, он первым делом собрал детей и женщин и перевез их на мельницу, там текла река, и добраться через запруду они быстро не смогли бы. Да и имелось несколько винтовок и ружей, так что они спаслись, но многих односельчан киргизы, которых хорошо знали в лицо и с которыми прожили не один десяток лет, убили, дома разграбили, причем так же жестоко, как и узбеки. Пока эта информация дошла до властей в Ташкенте и Верном, было убито около полутора тысяч людей.

Из Ташкента, а это почти 750 километров, прибыли на подавление всего порядка 50 казаков, из Верного – около 60 казаков, и это воинство стало истреблять мятежников, которых было больше трех тысяч. Но казаки были беспощадны к ним и планомерно очищали село за селом, убивая и вешая зачинщиков и бандитов. К ним присоединились все казаки, жившие в Чуйской долине, со своим оружием и к зиме разгромили восставших, восстановили властные органы и полицию, которая и начала проводить дознание по этим событиям.

Дед делился происшедшим со мной и остальными внуками. Мы, конечно, понесли урон: были вытоптаны наши поля, разграблены склады и погреба, но мы выжили, и это главное, все восстановили, а вот с киргизами было сложнее. Они к зиме оказались без мужского населения, имеется в виду взрослого, их все-таки отправили на работы на запад, это тех, кого не расстреляли по приговорам и не посадили в тюрьмы. Они остались без рабочих рук, у них наступил голод, который косил их десятками. Они брали последнее, что у них было, а среди них были и довольно богатые люди, и шли менять свое добро на хлеб.

Жалко было смотреть на этих худых и оборванных людей, просивших милостыню или предлагавших какое-то барахло за кусок хлеба, но когда перед глазами вставали земляки со вспоротыми животами, женщины и дети, убитые зверски, не было желания им помочь.

Восстание было подавлено везде, много восставших было убито, повешено по приговорам, и губернатор стал наводить порядок. Первым делом увеличили количество войск, вооружение. Создали среди казаков отряды самообороны, вооружили их, отработали способы оповещения, приготовили окопы и защитные укрепления по окраинам сел, организовали дежурства – в общем, приготовились к возможному повторению событий, но с другим финалом.

Больше ничего подобного не произошло, деда вскоре отправили на фронт, где он провоевал до конца 1917 года, и только революция вернула его и многих сослуживцев домой.

Все эти события, поражающие своей жестокостью и бессмысленностью в то далекое время, когда было убито, искалечено, изнасиловано большое количество православных людей, коммунисты замалчивали, представляя восставших борцами за освобождение угнетенных дехкан против царизма, а на самом деле поощряя их самостийность, русофобию, и к чему она на самом деле привела, я знаю уже на своем примере, когда наступил развал СССР. Как нас гнали киргизы в Россию – «русские в Рязань, татары в Казань». И как мы, русские, родившиеся в этой самой Киргизии, поднимавшие ее благосостояние, защищавшие ее от истребления и безграмотности, видели зарождение новых баев, вершителей судеб этой маленькой республики. И недаром там произошло аж четыре революции, больше, чем где бы то ни было, и ни один из их президентов не ушел по-доброму со своего непонятного для них и нехарактерного президентского поста. Всех смели, арестовали или выгнали из Кыргызстана, как они любят себя называть.

Мой дед не принял советскую власть, не явно, конечно, а в душе, ибо я часто слышал от него плохие слова про эту власть, не понимая, конечно, смысла. Наверное, он мог за это поплатиться свободой, но благо в селе не было доносчиков, да и он не особо это афишировал. У деда умерла его первая жена, мать моего отца, оставившая ему троих детей – отца, дочерей Ульяну и Анну. Он женился на вдове, у которой было также трое детей, и у них в совместном браке родилась еще двойня – сын Геннадий и дочь Мария, моя крестная. Так что семья состояла из восьмерых детей, и представьте, сколько у меня двоюродных и троюродных братьев и сестер, потом племянников, которых не то что запомнить, пересчитать невозможно было.

Все селились рядышком, выходили замуж, женились, работали в колхозах имени Калинина и «Победа», учились в трех школах, потом уезжали на учебу в село Калининское, там был техникум, в город Фрунзе, 93 километра от села, возвращались, а многие нет, находя работу в столице или уезжая в Россию, Казахстан, Узбекистан, – в общем, зона родни расширялась по всему Советскому Союзу.

По линии матери все было еще сложнее. Она была из ветви Овчаренко, владельцев коврового производства в Средней Азии – в Коканде, Самарканде и Бухаре, где ее дяди владели ткацкими производствами ковров, в то время приносившими большую прибыль, так как труд местных мастеров и мастериц оплачивался намного меньше, чем в России, что и послужило поводом для экспроприации их производства с приходом к власти большевиков, правда, туда они добрались только к середине 20-х годов. И поэтому родственников Овчаренко собрали в кучу, зачитали приговор для отца и братьев, расстреляли их и объявили решение о выселении семьи в Среднюю Азию, в Киргизию и Казахстан. Это произошло в конце 1929 года, род Овчаренко жил в городе Конотопе Сумской области, их раскулачили, отобрали все имущество, причем раскулачивал дядя мамы – Ковпак Сидор, двоюродный брат матери мамы, Овчаренко Глафиры, бывший тогда председателем райисполкома, не пощадивший во имя революции ближних и направивший их в Киргизию. К месту жительства они прибыли только в 1931 году. Мать приютила семья Галушкиных, это сестра ее матери, и мама имела двойную фамилию – Овчаренко-Галушкина, правда, в целях безопасности больше откликалась на фамилию Галушкина. У нее было две сестры и два брата, которые вместе с ней приехали в далекий Чалдовар, – Александра и Анна, Николай и Никита, их также приютили Галушкины, у которых уже было шестеро своих детей. В то время это считалось нормой, своих и чужих детей не бросали, как бы тяжело ни было самим. И вот эта семейка прибыла в село Чалдовар на границе с Казахстаном и потихоньку стала обживаться. Люди трудолюбивые, не чурались никакой работы, построили дома, обзавелись живностью, потихоньку повыходили замуж, поженились и продолжили род уже на новом месте.

Мама, Дуюнова Мария Михайловна, с внучками

Чеченцы

Особо хочу отметить, что в селе проживало с 1944 года большое количество высланных в Киргизию с Северного Кавказа чеченцев и карачаевцев, которые поселились рядом с нами, и мы волей-неволей приобщались к их языку, традициям, праздникам, обрядам. Эти люди исповедовали ислам, непонятный нам с первого взгляда, но надо отдать должное им, они в тяжелое военное время как могли поддерживали не только своих соплеменников, но и тех из христиан, которые нуждались в помощи, ибо, как они говорили, Бог един и все люди – его паства. Ислам – мирная вера, и поэтому они никаких проблем в общении с нами не испытывали. Жили дружно, вместе отмечали и Уразу, и Курбан-байрам, мы были на их свадьбах и похоронах, учились вместе в школах, играли, ссорились, мирились и дружили. Были среди них в основном взрослые мужчины, молодых не было видно, очевидно, либо служили, либо сидели в лагерях.

Что поражало и вызывало удивление – это их обряды и отношения между взрослыми и молодежью. У них культ возраста: я никогда не слышал, чтобы, когда молодому человеку давалось поручение или какая-то команда, он бы рассуждал или прекословил, такого не припомню, все четко выполнялось без скрипа и лени.

Запомнился мне мальчик-чеченец, звали его Джохар Дудаев, он учился на класс старше и занимался, как и я, волейболом, вместе играли за школу, ничем особо не выделялся. Кроме того, что он был отличником по всем предметам, физически развит хорошо, прекрасно говорил по-русски, был дружелюбен и общителен. Кто знал тогда, что из этого мальчика вырастет прекрасный летчик, который с отличием окончит авиационное училище, будет служить в бомбардировочной авиации, дослужится до командира дивизии, примет участие в войне в Афганистане, разработает методику коврового бомбометания и будет без сожаления уничтожать своих соплеменников по вере, получит орден Ленина, звание генерал-майора, т. е. человек был заслуженный, в почете, ему бы служить и служить России, но судьба распорядилась так, что у властей предержащих не хватило ума и дальновидности все это оценить и превратить его в союзники. Президент Ельцин, министр обороны Грачев Павел Сергеевич, в период суверенизации республик попросту уволили его, и он возглавил Чечню, которую любил и был ей предан, и поднял вооруженную борьбу за независимость Ичкерии. К чему это привело – мы все знаем: гражданская война, жертвы среди мирного населения и военных, и только благодаря изменению политики власти и жестким мерам, по уничтожению международного подполья террористов в Чечне стало относительно спокойно.

Вся эта лирика имеет цель просто показать, как складывалась судьба этих людей в Киргизии, из которой они в 1959 году вернулись на Родину в Чечню. Уезжали они со слезами на глазах, Киргизия стала второй Родиной, где у них появились новые друзья, семьи, и мы еще несколько лет переписывались со своими сверстниками, пока сами не повзрослели, не появились новые друзья и интересы. Мой одноклассник Казбек Мукашев стал министром госбезопасности Ичкерии, воевал против России, т. е. против меня, это очень большой человек, а ведь в детстве мы были как братья.

Юность

Моя судьба сложилась совсем по-другому. Учился я на отлично, имел похвальные грамоты, подарки – в виде книг, картин и планировал стать юристом. Но, видно, там, наверху, рассудили по-другому, и судьба забросила меня на военную стезю. Не буду здесь описывать все перипетии жизни, поступление в Курское суворовское военное училище в 1956 году, переезд на Дальний Восток в город Уссурийск в 1958 году вместе с частью преподавателей и имуществом училища, почти месяц тряски в теплушках, еще помнящих тепло и запах наших бойцов, возвращавшихся с войны, устройство на новом месте, где, кроме казармы и котельной, ничего не было, тяжелый быт первых лет, неустроенность семей офицеров-воспитателей все – пришлось пережить, и вот сейчас, глядя на наших детей и внуков, думаю: они выдержали бы такое испытание? Ответа однозначного не нахожу.

Особо хочу заметить здесь, что ребята, прошедшие школу взросления в Суворовском училище, причем семилетники, т. е. те, кто обучался 7 лет, с 10 до 17, совсем другого склада ума и жизненной подготовки, ибо пришлось им с детского возраста бороться за место под солнцем. Отстаивать свое имя в жесткой конкуренции с другими сверстниками, порой кулаками, а в учебе надо было быть первым, на крайний случай вторым. Воспитатели были у нас такие, что не принимали жалоб и нытья, сами прошли войну и видели столько слез и горя, что разжалобить их было невозможно. Ты растешь мужчиной, а мужчина не плачет и не ноет, стойко переносит все тяготы воинской службы. Да и если честно сказать, опыта педагогического у них не было никакого. Каждый воспитывал нас так, как его самого в детстве воспитывали родители, и поэтому весь процесс подгоняли под себя. Из нас воспитывали патриотов, будущих офицеров, защитников Родины, достойных продолжателей традиций Красной Армии. А историю Красной Армии мы изучали каждодневно и с воодушевлением. Выходили мы из этого учебного заведения хорошо подготовленными теоретически и настоящими патриотами.

Жизнь показала, что из выпускников Суворовских училищ вышли многие командующие округами и армиями и в настоящее время они занимают руководящие должности в Вооруженных силах России.

В 1959 году умирает дедушка, было ему 89 лет, умер за рабочим верстаком, когда стругал очередную табуретку для внука. Бабушка, не родная мне, так как была мачехой отцу, прожила еще лет 15, умерла на руках мамы.

Мои приезды домой были праздником как для меня, так и для родных. Отец, обладая крепкой силой воли, натренировал себя так, что перестал пользоваться вначале костылями, потом палочкой и, наконец, стал ходить без них.

Один из эпизодов его военной биографии я хочу осветить более подробно. Он не любил вспоминать войну, но мне рассказал, что был командиром разведвзвода, старшиной по званию. Хотя за период службы, имея среднетехническое образование, окончил курсы офицеров и к началу войны был уже капитаном. Командовал ротой в Туркестанском военном округе, в городе Кушке. Там его подразделение привлекалось для борьбы с басмачами, они еще долго тревожили покой местного населения. Грабили магазины, громили школы, убивали активистов из местных жителей, учителей. Только к началу сороковых годов удалось немного уменьшить их количество и активность, но это стоило многих жизней.

Начало войны он встретил уже начальником штаба батальона и в этой должности бомбил начальство рапортами об отправке на фронт. Семья жила в общежитии. На свет появились девочки Таисия и Валентина, которых он очень любил, но которые в годы войны умерли уже в Чалдоваре, куда мать уехала после его отправки на фронт.

На фронт он попал только в 1942 году, в войска Рокоссовского, который тогда еще не был маршалом, и пережил отступления и наступления. В одном из боев, когда они штурмовали немцев под Вязьмой, было такое сопротивление немцев и венгров, что погибло много его бойцов, и когда они все-таки сломали их сопротивление, закидали гранатами их траншеи и вытащили на свет божий оставшихся в живых, то среди них обнаружились и русские, воевавшие на стороне фрицев. Этого отец не смог пережить спокойно. Как же так, ты, сволочь, русский и воюешь против нас, русских? Ответ пленных поразил в самое сердце: «Мы воюем за свободную Россию, против вас, большевиков, и принесем свободу всем народам вместе с немцами, за которых и сражаемся с вами».

Не знаю, как бы я поступил с предателями Родины, а отец вывел их за бруствер всех семерых и из ППШ расстрелял, не дожидаясь суда.

Прибывшие особисты тут же его арестовали, посадили в машину и увезли в Особый отдел армии, где он просидел до суда Военного трибунала, который разжаловал его до рядового и отправил в штрафную роту, такие роты уже существовали в армии Рокоссовского. Он провоевал в роте до первого ранения и был возвращен в войска, но только в чине старшины. Вернули медали и орден Боевого Красного Знамени. Там его назначили командовать взводом разведки. Отцу было в то время уже 30 лет, взрослый был старшина.

Во время проведения разведки боем они встретились с немцами, которые также проводили разведку боем, и они наткнулись на такую же разведгруппу, он полз первым. В ходе ночной борьбы отца оглушили, видя погоны старшины, связали ноги и, продев веревку под мышками, потащили к себе. Дело было на нейтральной полосе. Бойцы отошли к своим позициям и тут же сообщили о захвате своего командира. Батальонная артиллерия начала обстреливать пути отхода группы захвата немцев, и в тот момент, когда немцы притаились и перестали его тянуть, а он был от них метрах в четырех, он попал в лужу воды и, придя в себя, обнаружил, что связан. Причем одна рука была свободна: веревка протянута под мышкой левой руки, а правая рука свободна. Этого хватило, чтобы он сорвал с пояса гранату РГД-шку, зубами выдернул чеку и, понимая, что при взрыве вряд ли останется жив, но это лучше, чем плен, бросил ее вперед метра на четыре-пять. Взрыв, пламя, и он потерял сознание. Когда пришел в себя, увидел, что его тащат уже наши солдаты, которые, увидев взрыв, поняли, что это он бросил гранату, подползли к месту взрыва, обнаружили трупы трех здоровых немцев и его, лежащего неподалеку. Они забрали документы немцев, которые были при них, в основном карты и оружие, и притащили отца в свое расположение. Он был ранен в голову, посечены плечи и тело, но врачи в медицинской роте обработали его и отправили в медсанбат. Там он пробыл около двух недель и, подлечившись, вернулся в роту.

За этот бой, за мужество и находчивость отца представили к ордену Слава 3-й степени, который он получил, вернувшись из медсанбата.

Рассказывая об этом эпизоде войны, отец говорил, что он не считает себя героем, просто в тот момент он думал, что лучше погибнуть, чем попасть в плен. Тем более на тот момент уже был известен приказ Сталина №227, в котором было четко прописано, что нужно делать с попавшими в плен бойцами. Все они считались предателями Родины, и им и их семьям грозила незавидная судьба. А когда он думал о том, что могло ждать его жену и дочерей после его пленения, он решил, что лучше погибнуть, чем оказаться в плену. Вот такой патриот был мой отец.

Сержант Дуюнов Николай, 3 курс ОЗАУ, 1966 год

Суворовское училище, кузница кадров для военных училищ, прививало своим воспитанникам такие качества, как самостоятельность, умение постоять за себя и товарищей, умение выживать в любых жизненных ситуациях, учило жить без папы и мамы, готовить себе самостоятельно еду, стирать и убирать за собой – в общем, воспитывала настоящих мужчин. И по жизни мы пронесли все лучшее, что в нас заложила эта добровольная кузница малолетних патриотов, которые любили и любят свою Родину-мать, не всегда справедливую, не щедрую на подарки, но свою.

Военное училище

Брат и сестра подрастали, я же после окончания Суворовского училища был зачислен в Оренбургское зенитно-артиллерийское училище имени Г. К. Орджоникидзе, был назначен командиром отделения, сержантом, занялся боксом и выступал на первенстве Приволжского военного округа, где занял третье место. Учился прилежно, окончил училище на хорошо и отлично. Во время учебы был принят вначале кандидатом в члены КПСС, а по выпуске принят в члены КПСС, в 20 лет.

Выпускной взвод ОЗАУ, 1966 год

Этот факт был принят в Чалдоваре как подвиг, ибо из всей нашей родни только дед мой по линии матери Алексей Сидоров, в войну ковавший лошадей, как-то умудрился вступить в партию, чем очень гордился, так как на всех собраниях сидел в президиумах, в общем, был уважаемый человек. А тут приезжает какой-то лейтенант из военного училища, молодой, безусый, и надо же, равноправный член КПСС, дед этого пережить не мог и дня два разглядывал мой членский билет, надо же, такой, как у него. Потом количество выпитого перешло в качество, и все стали пить за членов партии коммунистов, за него и за меня, так я стал полноправным членом коммунистической партии в селе Чалдовар.

Я в музее города Смоленска, 1965 год

Отпуск подходил к концу, август заканчивался, и я засобирался на Дальний Восток, куда сам напросился, ведь там начиналась моя военная служба еще в молодости.