Вольный стрелок

– Да уж… Жизнь – штука мудрёная, – Максим по-дружески похлопал Чина по плечу и, заметив приближающуюся к ним весёлую ватагу «солдат удачи», подытожил недлинный разговор. – Ты заходи как-нибудь ко мне в палатку: поболтаем, чайку попьём! Бабка-то твоя знатной чаёвницей была…

Чингачгук, действительно, стал частым гостем в жилище инструктора. Он оказался интересным собеседником, начитанным и неплохо образованным, и между этими совершенно разными людьми каким-то загадочным образом установились тёплые и искренние отношения.

Солнечным, но не жарким днём в конце ноября две тысячи восемнадцатого года лейтенант военной полиции Ушаев со своими подчинёнными в составе воинской колонны прибыл в приморский Тартус, на территорию базы ВМФ. Время, пока машины стояли под погрузкой прибывших из России морем авиабомб, артиллерийских и танковых боеприпасов, продовольствия и вещевого имущества, правоверные полицаи использовали для благой цели, отправившись на молитву в недавно открытую в городе мечеть Девы Марии. Да и как можно было поступить иначе в светлый день Мавлида?

Народ стекался к мечети на мероприятие, проводимое в честь рождения пророка Мухаммада (да благословит его Аллах и приветствует). Этот праздник, находящийся в ряду главных торжеств исламской религии, характеризуется совершением добрых поступков и оказанием помощи нуждающимся людям. Стоящий на пороге храма имам, солидный мужчина с благородной проседью в бороде, издалека заметил знакомого ему воина и, широко раскинув руки, двинулся навстречу улыбающемуся Ушаеву. Они, словно лучшие друзья, трижды обнялись, ведь объятья – это возможность без слов продемонстрировать человеку своё расположение и подарить ему душевное тепло. Облобызав друг друга, они перешли к рукопожатиям и, почтительно склонив друг перед другом головы, долго трясли сомкнутыми ладонями.

Завершив процедуру неизбежного мусульманского политеса, Ушаев облегчённо вздохнул и направился ко входу в мечеть, а имам незаметным движением руки переправил в карман зажатую в кулаке маленькую серебристую флеш-карту. Богоугодное действо свершилось, и в ближайшее время на принадлежащий чеченцу офшорный счёт будет перечислена очередная сумма, а флешка уже этим вечером пересечёт турецкую границу и ещё через сутки доберётся до конечного пункта своего назначения – до штаба командующего джихадистским фронтом Ариана аль-Кунари по кличке Рэмбо.

Послание от Синдбада (именно под этим сказочным именем Ушаев числился в списке агентуры Рэмбо), оснащённое подстрочным переводом, легло на стол полевого командира вместе с увесистой стопкой фотографий людей, прибывших в Хмеймим на прошедшей неделе. Прочитав присланные донесения, тот довольно хмыкнул: сведения о людских потерях и ущербе, нанесённом авиабазе в ходе последнего налёта, подтверждали уже имеющуюся у него информацию. Убрав распечатанные листы в специальную папку, Ариан сомкнул веки, давая глазам немного отдохнуть.

Он воевал более сорока лет, и сам аль-Кунари был уже далеко не молод. Вся его жизнь стала одной непрерывной войной. Сейчас ему было за шестьдесят, почти все друзья его лихой молодости, те, с кем он когда-то начинал свой джихад, уже давно расслаблялись в компании прекрасных гурий, красавиц с потупленными взглядами. Сам Рэмбо пока туда не торопился, у него ещё хватало сил достойно продолжать свой земной путь, но возраст неизбежно брал своё. Он решил, что будет бороться с неумолимо приближающейся старостью до самого конца. Правда, в народе говорят, что она всегда приходит внезапно, как ночной снегопад в горах. Однажды утром встаёшь и видишь, что всё вокруг бело…

Ариан распахнул глаза и взял в руки стопку фотографий, присланных для пополнения картотеки, заведённой им год назад на обитателей Хмеймима. Почти все они сопровождались пояснительными записками, составленными Синдбадом. Снимки военнослужащих, прибывших на замену и доукомплектование, занимали свои места в отсеках согласно штатно-должностному списку авиабазы. Лётчики к лётчикам, разведчики к разведчикам, наёмники к наёмникам. Намётанный глаз безошибочно отличал настоящих вояк от разнообразных штабистов, валом валивших в последнее время в Сирию на несколько дней с совершенно непонятной для аль-Кунари миссией. Наверное, для того чтобы хоть немного подышать воздухом войны и, пускай ненадолго, но всё же почувствовать себя настоящим боевым офицером… Их фотографии Рэмбо равнодушно отправлял в стоящую рядом со столом корзину для мусора. Иногда попадались и гражданские лица. Среди последних преобладали бойцы идеологического фронта и доработчики сложной военной техники и вооружения.

В самом конце этой стопки размещался снимок, не снабжённый комментарием агента. На нём был запечатлён пожилой человек, примерно его возраста, одетый в непривычный для Хмеймима натовский камуфляж. Для действующего офицера он был явно староват, на журналиста или технического специалиста не похож. Генерал? Но генералы, как правило, без свиты не летают. Рядом стоял улыбающийся незнакомцу как старому другу, полковник Смолич, являющийся, без всякого сомнения, большим начальником из ГРУ, курирующим российскую разведку в Сирии. Советник к сирийцам? Так те обычно летят через Дамаск… Фотография уже было зависла над корзиной, но в последний момент Ариан, по непонятной ему самому причине, передумал, и определил ей место в отсеке, где хранились данные о подчинённых полковника Смолича.

Кольченко быстро адаптировался к уже основательно подзабытым трудностям полевой жизни и даже получал некое удовольствие от этой неожиданной телепортации в своё военное прошлое. Пункт его временной дислокации действительно внешне был чем-то неуловимо похож на советскую турбазу где-нибудь вблизи сочинской Красной Поляны, только вот иллюзию мирной жизни сводили на нет рассказы побывавших в Идлибе разведчиков да частые поминки в расположении «солдат удачи», которых здесь почему-то было принято бросать в прорыв на самые опасные участки фронта. Утомительное однообразие похожих друг на друга дней, сменяемых не менее однообразными короткими ночами, тянулось нескончаемой чередой. Через руки инструктора одна за другой проходили разведгруппы спецназа ВДВ и сил специальных операций. Всё шло по утверждённой полковником Смоличем программе. Теоретические занятия по военной топографии и артразведке перемежались с учебными полевыми выходами в горные районы Латакии.