Черные береты

– Говорят, заболел, – попытался оправдать Алексия II Андрей.

– Но не умер же! – снова не согласился Кот. – Как баню освятить, ресторан какой-нибудь – попы тут как тут. Или Ельцину со свечкой постоять перед телекамерами – все Останкино работает. Мода. А лишь коснулось дело государства…

– Ох, не трогайте вы их, – попросил Багрянцев. – У них своя свадьба, у нас своя.

– Только похороны будут общие, – кивнув на распластанные по площади тела и невольно приняв сторону майора, подвел итог Тарасевич. – Танков что-то не видно. Наверное, с другой стороны.

И тут его внимание привлекли автоматные очереди – на первый взгляд нестройные, нервные, дерганые, они тем не менее вдруг заставили его насторожиться, напоминая что-то давнее, почти забытое. Но нет, он не ошибся: стрелял Млынник или кто-то из их рижского отряда. И не стрелял – передавал выстрелами азбуку Морзе: два выстрела – тире, один – точка.

– У-хо-дим. Все у-хо-дим, – вслух прочел он приказ.

– Ты чего это? – удивленно посмотрел на него Кот.

– Отряд уходит. Млынник с ребятами уходит, – сорвался с места, еще не зная, куда бежать, Андрей.

Вообще-то – вниз. Надо бежать вниз, на первый этаж. Отряд можно перехватить только там – не по воздуху же он станет уходить. И почему уходить? Что-то случилось? Почему Чеслав уводит ребят? Потому, что подошли танки? Что по внутренней трансляции прозвучал приказ Руцкого не стрелять, а становиться пушечным мясом – зачем? Не для того мотались по Союзу и всем «горячим точкам», чтобы за здорово живешь подставиться под танковые снаряды, да еще не смея отвечать огнем на огонь. Непротивление злу насилием? А-а, ну ее к черту, эту философию. Догнать, найти отряд, а там все станет ясно.

Мишка и Кот добросовестно бежали сзади, так до конца ничего и не поняв. И только танковый залп, от которого задрожало все здание, остановил их бег, заставил прислониться к стене.

– Началось, – проговорил с каким-то облегчением Кот. Так радуются неизбежному, свершившемуся наконец-то, горю, устав от его ожидания. А уж майор-то прекрасно понимал, что стрельба из бронетранспортера на площади – это несерьезно, это всего лишь разминка, прелюдия. – А куда мы бежим?

– Наш рижский ОМОН почему-то уходит из здания. Как он может уходить в такой момент?

– Давай у них у самих узнаем! – вполне резонно предложил Багрянцев, и они вновь бросились по коридорам.

Да только без экскурсоводов, архитектора всех этих бесчисленных переходов – ты словно слепец в лабиринте. И закружили, увели коридоры власти опять их по каким-то закоулкам, а вcтречающиеся депутаты посылали то в одну сторону, то в другую. В лифты, хотя они и работали, садиться не рискнули: усиливающийся танковый обстрел мог закупорить в них на веки вечные.

Но когда показалось, что выход найден, навстречу стало попадаться все больше и больше народа.

– Вниз не ходите, – перегородил им нагайкой дорогу бородатый казак в полушубке а-ля Николай II. Все дни, как и погибший батюшка, он провел около Белого дома, примелькался, и ему можно было доверять. – Все простреливается, вот-вот штурм начнется. Давайте лучше наверх.

– А ребят, ребят в черной форме не видел? – все цеплялся за соломинку Андрей.

– Баркашовцев, что ль? – немного настороженно попытался уточнить казак.

– Нет, омоновцев. Рижских.

– Рижане, говорят, ушли. По подземным коммуникациям.

– Как же так! – обидчиво стукнул кулаком по стене Тарасевич.

– Нормально, – пробасил казак, не поняв смысл разочарования. – Мы, если что, еще можем как?то выкрутиться. А им пуля в затылок или, в лучшем случае, тюрьма обеспечены. Пусть уходят, здесь уже все решено[31 - Ч. Млынник через три месяца будет арестован в Санкт-Петербурге и брошен в тюрьму. Казак, сотник Виктор Морозов, получит множество ранений, но останется жив. Скрываясь от ищеек, перейдет на нелегальное положение.].

В подтверждение сказанному здание дрогнуло вновь, дошел, хоть и ослабленный, жар и запах горелого. Снизу раздавались автоматные очереди. Но теперь уже не Млынника. И Андрей признался наконец самому себе, что он опоздал, что Чеслав ушел и увел отряд. Спас ребят. Он всегда действовал с оглядкой на людей, их командир. Потому и осторожничал, как лис. И потому не было никогда потерь в отряде. Но – быть так близко, в одних стенах – и разминуться! И все из-за того, что обиделся, видите ли, в тот раз на парня. Не вцепился в него, упустив секунды. Идиот!

Но ничего не оставалось делать, как послушаться казака. Поднялись, уже бесцельно, на два этажа выше. Подыскали комнату, окна которой выходили на мэрию и краешком – на Калининский мост. Увидели наконец танки. Как будто поджидая их, одна из боевых машин дернулась, присела, выбросив кольцо дыма, только потом дошел грохот выстрела. Разумнее было перейти на противоположную сторону, где стреляли всего-навсего БТРы, но зрелище завораживало своей нереальностью, диким безумием:

в центре Москвы средь бела дня из танков

прямой наводкой

под рукоплескания зевак на каждый выстрел

власть расстреливала народных депутатов.

Какими бы плохими они кому-то ни показались, но, прекрасно зная, что, кроме них, в здании еще полно тех, кто спасался в его стенах от пуль на площади, власть тем не менее

в центре Москвы

средь бела дня

из танков

прямой наводкой

под рукоплескания зевак-демократов

расстреливала людей.

И сбросились маски. И все стали теми, кем были: лицемеры – лицемерами, убийцы – убийцами, подлецы – подлецами. Все вопли, будто депутаты могли поступить со своими противниками еще жестче – это не более чем попытка хоть как-то оправдать свершившееся злодеяние. Те – могли, а они – сделали. Судят не за помыслы, а за дела…

Особняком роились мысли о походе восставших на Останкино. Все трое прекрасно понимали, что это была ловушка: и разбежавшиеся милиционеры, оставившие автомобили с ключами зажигания, и «зеленый» коридор по всей Москве для колонны без малейших попыток остановить ее. Не будь Останкина – было бы что-нибудь другое. Наступающий понедельник лишал власть власти, и все было брошено на то, чтобы ввести в Москву войска. Даже сама Москва была брошена на произвол судьбы – лишь бы что-нибудь произошло.

И, как ни бегал Мишка между захваченными машинами, убеждая, что это провокация, что никуда не нужно ехать, малая победа на Смоленской площади опьянила и показалась окончательной. Не сомневался и Тарасевич, крутившийся в другом конце площади, что среди громче всех кричавших «К Останкину!» были и те ребята-провокаторы, которых подвозили на автобусе и внедряли в толпу. Но свершившееся – свершилось, и сидевший в телецентре спецназ «Витязь» в упор расстрелял собравшихся. А засадный полк Ельцина – Паша Грачев с танками, ждал только повода и команды, чтобы подмять гусеницами московские мостовые, стремление народа сбросить ненавистное правительство[32 - Во время событий у Останкино погиб один омоновец и сорок шесть приехавших к телецентру демонстрантов и журналистов. Соотношение погибших говорит само за себя – кто кого уничтожал.]…

– Как Рая? – поняв, что время теперь у них хотя и есть, но может закончиться в любую минуту, подкатился Андрей ближе к Мишке.

– Волнуется, конечно. Сказал ей, что поехал к «Белому медведю» пересидеть ситуацию, чтобы не дергали после подачи рапорта, а тут…

– Может, в каком-нибудь кабинете связь все же работает, – сглаживая недавнюю неловкость, предположил майор.

В глазах Мишки тут же загорелась искра надежды. Она гасла, перебивалась сомнениями, но было видно, что Багрянцев теперь не успокоится, пока не проверит этот вариант.

– Я пройдусь по кабинетам, – извиняющимся тоном сказал он.

– Двушка-то хоть есть? – вновь подал голос Кот. Раньше Андрей как-то не замечал за ним привычки к подковыркам. Казалось, прилизанная кукла – она и есть кукла. А поди ж ты, мужик с юмором.

– Я звоню следующий, – поддержал шутливый настрой Андрей. Это было бы, конечно, невероятно здорово – позвонить Нине. Наверняка она обрадуется.

Мишка махнул на подначки рукой и выскользнул в коридор. По старой привычке Тарасевич вышел подстраховать следом, замыкая зрительную связь между ними троими. По коридору время от времени пробегали озабоченные офицеры, но Андрей даже не останавливал их, чтобы попытаться прояснить обстановку: наверняка они знали не больше него. Только однажды мешковатый на вид, страшно усталый капитан 2-го ранга, приглаживая на ходу растрепавшиеся потные волосы, сообщил:

– «Альфа» занимает первый этаж. Вроде не стреляет[33 - «Альфа» не произвела в Белом доме ни одного выстрела. За что, собственно, и попала в немилость Президента: он и его окружение очень надеялись, что «Альфа» правильно поймет свою задачу и перестреляет ядро оппозиции якобы в перестрелке.].

Не успел моряк проскочить коридор, как из комнаты, в которую только что вошел Мишка, вырвался нестерпимо жаркий огненный шар. Потом только до Андрея дошел звук танкового выстрела и, уже отброшенный взрывной волной обратно в свой кабинет, понял страшное и непоправимое: Мишка остался в том огненном аду, который породил прямым попаданием термический снаряд. Потом видел, как Кот беззвучно и совсем не больно бьет его по щекам, чувствовал, как его куда-то тащат и пятки стучат по ступенькам лестниц. Пытался вырваться, чтобы вернуться к Мишке, вытащить его из огня, но сил хватало только на то, чтобы об этом подумать. Тогда, сделав громадное усилие, прошептал для майора, чтобы хотя бы он остановился:

– Мишка.

Кот что-то ответил, но звук его голоса не пробился сквозь зияющую пустоту в ушах. «Контузия», – спокойно, давно к чему-то подобному готовый, определил Тарасевич: так ставят себе диагноз хорошие врачи. Единственное, чего пока не понял: огонь, настигающий их по коридору – он настоящий или это просто осталась в глазах вспышка, поглотившая и растворившая Мишку? Как же теперь Рая? Не-ет, если суждено будет все-таки выбраться отсюда, он жизнь положит на то, чтобы найти того гада, который стрелял. И расскажет ему, кого и как он убивал. И даст один час, ровно час, чтобы застрелился. Офицерам нельзя жить с таким позором на душе[34 - Танковые экипажи для стрельбы по Белому дому формировались добровольно-принудительно. Тем не менее не отказались вести огонь за деньги: заместители командиров танковых батальонов майоры И.А. Петраков и В.В. Брулевич, командиры батальонов майоры П.К. Рудой и В.Б. Серебряков, командир разведывательного батальона подполковник А.В. Ермолин, заместитель командира мотострелкового батальона капитан А.И. Масленников и командир разведроты капитан С.А. Башмаков.Особое рвение проявил и командир Таманской дивизии генерал-майор Евневич, получивший за это звание Героя России.Все офицеры – из гвардейской Кантемировской дивизии, после событий получившей в народе наименование «Московской».].