Постижение любви. Судьба советского офицера

Да, Машук всё также возвышался своей тёмной громадой над городом, над санаторием, над танцплощадкой, и всё также сверкала подсвеченная прожекторами мачта на его вершине возле станции канатной дороги. И точно так же, как много лет назад, всё с большей силою полыхало его сердце, которое, наверное, если применить к его состоянию известную историческую фразу, «ни на час не могло быть свободно от любви».

Аплодисменты вывели из мечтательного состояния, и возвратили в реальность. Его приветствовали, как автора слов, понравившейся всем песни. Он же недоумевал, кто это успел написать музыку? А исполнительница песни уже объявляла, что музыку написал военный композитор, недавно завершивший свой отдых здесь и днями разминувшийся с Теремриным, капитан первого ранга Владимир Молодахин, тоже выпускник суворовского военного, правда, музыкально училища.

– Так вы написали это совсем недавно? – спросила Света.

– Да. Почти экспромтом.

– И кому посвятили, если не секрет? – спросила она с нотками любопытства, в коих нельзя было не заметить ноток лёгкой ревности, свойственной особам прекрасного пола даже тогда, когда, казалось бы, и причин для ревности нет.

– Вот это, именно это стихотворение, скорее всего никому. Оно навеяно многими встречами, многими разлуками, хотя и была причина этим летом написать подобное.

– Расскажете? Вы так интересно рассказываете даже о пушках и танках, а о любви, наверное, просто захватывающе, – сказала Света.

– В другой раз, – сказал Теремрин и повторил: – Если можно, в другой раз. А сейчас, сейчас мне хочется сказать что-то, что касается нынешнего вечера, и замечательных мелодий, что звучат здесь и прелестных глаз, что смотрят на меня. Простите меня за дерзость, но у меня рождаются строки. Вы позволите?

– О, да, конечно, я слушаю, слушаю с удовольствием.

И он прочитал:

Сияли очи чудным светом,

Вальс нас кружил в волшебном сне,

Ещё не отпылало лето,

Тая так много сладких нег.

Легка ты в вальсе, светло-руса,

А я грущу, что унеслась

Навеки юность. Мне так грустно,

А всё же грусть моя светла!

– Это мне?

– Да, конечно.

– Не может быть, вы шутите, – не верила Света.

– Тогда обратите внимание на строки. «Сияли очи» – «С», «вальс нас кружил» – «В», «ещё» – «Е», «тая» – «Т». Получается «Свет»… А дальше: «легка» – «Л», «а я грущу» – «А», «навеки» – «Н», «а всё же» – «А». Получается «лана». А в целом – Светлана. Девушки с таким именем у меня ещё не было, – сказал он и тут же прибавил: – Простите за бестактность. Я хотел сказать, что не было девушки с таким именем, которой бы я посвятил стихи.

Она не ответила, а только слегка потупила свой взор.

После вечера танцев, были кефир и прогулка по санаторию. Всё как в тот далёкий год. Всё и не всё. Теремрин стал другим, и родители его недавней партнёрши по танцам были практически его ровесниками, а вместо Кати, старше которой он был всего на десяток лет, была Света, которой он в отцы годился. К тому же он приехал с дочерью и приехал не отдыхать, а работать.

Тем не менее, в тот вечер он долго не мог заснуть, усевшись на лоджии в кресло-качалку. Именно здесь в свой прошлый приезд он написал поэму.

Даша ушла в гостиную, ставшую её комнатой, но тоже не спала и что-то писала при свете ночничка. Успокоенный тем, что Даша танцевала, что общалась с Олегом, Теремрин даже не предполагал, что она пишет письмо Диме Труворову, что не всё просто в её девичьем сердце, и что увлечения в юном возрасте не меняются столь стремительно, как, зачастую, в возрасте зрелом.

Впрочем, ему было о чём подумать в эту тёплую пятигорскую ночь. Минувшие дни были полны впечатлениями, которых могло хватить не на дни, а на годы. Он устал от мыслей, от переживаний, ему хотелось хотя бы на какое-то время вернуться к ощущениям, давно забытым, ощущениям свободного полёта по жизни, несдерживаемого её условностями. И своё состояние он не мог ни оценить, ни осмыслить, он умел выразить его только поэтическими образами.

И он стал писать, как всегда быстро, едва поспевая за полётом мысли, подобной волшебной стихии, которая одна только и может управлять поэтом:

О тебе сказал мне Бог Мой Русский:

«Отчего такую не найдёшь,

Чтобы косы были светло-русы

И волнисты, как под ветром рожь?

Чтобы песен сила Гамаюна,

И небесной синевы глаза

Чаровали, словно в Росиюнии,

Родника хрустальная слеза?»

Я тебе отвечу, Бог Мой Русский,

Что всю жизнь такую я искал,

Если б встретил косы светло-русые,

Никогда б уже не потерял.

И к Тебе с волненьем бесконечным,

Обращусь, О, Царь Небесный Мой!

Кто, скажи, в наряде подвенечном

Твоей Волей в Храм войдёт со мной?

Знаю я, что путь наш в мире Божьем

Предначертан Промыслом Творца.

Лишь любовь и вера от подножья

До святого доведут венца.

И тогда ответил Бог Мой Русский:

«Знай: живёт такая на Руси.