Годы лейтенантские. Я родился на Советской Земле. Исповедь офицера.

Не стал пояснять, что уже сегодня обязан сдать пистолет и доложить о выполнении задачи. Решил посмотреть на реакцию.

– Ничего… Успеешь. А что жена и дочь есть будут? Езжай на дачу.

Тут не выдержал:

– Да заберите вы свою дочь. У меня в Калинине другая женщина есть.

Глупо? Безусловно, глупо, но слово не воробей, вылетит – не поймаешь.

Я вышел из квартиры и отправился к бабушке. Потом уже на вокзал. В результате к Калинину подъезжал поздненько. Народу в электричке мало. Забавляло то, что пассажиры, приметив, что едет вооружённый офицер, старались группироваться поближе, на соседних сиденьях.

Интересно, что в то время опаснее было, наверное, демонстрировать пистолет, нежели его прятать от посторонних глаз. Ведь оружие бандитам доставать было ой как трудно. Чай не демократия!!! Да и мог ли я применять оружие? Хотя, наверное, в то время это применение было бы оправдано. Секретность превыше всего, хотя зачастую секретность заключалась лишь в том, что в документе указывались номер дивизии и номер полка. Теперь номера соединений на параде диктор называет, а в ту пору из-за них документы засекречивали. Но эти секретные номера знали в Калинине даже девчата весёлого поведения, досаждавшие звонками караулы. Так и спрашивали, ты мол, из четыреста шестнадцатого или четыреста двадцатого полка. И порой сами поправлялись: «Ой, забыла, сегодня же четыреста восемнадцатый в наряде».

Да… командировка мудрейшая. Демонстрация пистолета во времена, когда оружие достать невозможно! Даже фильм, помнится, был, как выследили милиционера с пистолетом в кобуре, и убили, правда, пистолет оказался игрушечный, ибо боевой он сдал после дежурства, а игрушечный сделал для сына или племянника.

У меня всё обошлось благополучно. На следующий день, уже в обеденный перерыв встретился с Галей. Чувствовалось, что она переживала, зная о моей поездке в Москву, переживала, что увижусь с женой – впервые после нашего знакомства могла произойти такая встреча.

Но я рассказал, как ответил тёще. И тут Галина возмутилась:

– Слышать не хочу о такой дерзости… Зачем же издеваться над пожилой женщиной?

Попытался успокоить, но удалось это сделать лишь ночью…

Мы не знали, что нас ждёт. На что-то надеялись. Думали, что ситуация разрулится как-то сама собой. Кто знает, как бы она разрулилась, если бы не то, что вскоре произошло.

День, который перевернул всё в моей службе, а точнее канун того дня, решившего мою офицерскую судьбу на несколько ближайших лет, начался обычно. Я проводил показное занятие по огневой подготовке для офицеров полка. Это стало уже привычным. С того самого пасмурного ноябрьского дня минувшего года, когда переступил порог кабинета заместителя командира дивизии полковника Цирипиди, задачи подобного рода получал очень часто.

Едва доложил о прибытии, как услышал вопрос:

– Какое училище окончили?

– Окончил с отличием Московское высшее общевойсковое командное имени Верховного Совета РСФСР.

– Ну из Московского все со знаком качества, – одобрительно сказал полковник. – А тем более с отличием…

Ну и с тех пор я постоянно либо сам проводил показные занятия со своим взводом для офицеров батальонного звена, либо ассистировал на занятиях по командирской подготовке, проводимых начальником штаба полка с комбатами, начальниками штабов батальонов и офицерами управления полка.

Словом, из офицера «так себе» в бригаде, превратился сразу в передовика и даже был назначен знаменосцем 420-го гвардейского Севастопольского мотострелкового полка.

Это вот «так себе» попозже поясню, когда окажется к месту.

Ну а пока все ответственные задачи, разумеется, для уровня младших офицеров, поручались именно мне, поскольку более выпускников Московского ВОКУ в тот год в полку среди ротных и взводных не было. Училищ то в стране общевойсковых – в ту пору хоть пруд пруди.

Это в бригаду охраны брали только выпускников Московского и Ленинградского ВОКУ, но пока ещё оставались и странные типы, сумевшие пролезть в офицеры окольными путями, и носившие не ромбики, а значки с буквами «ВУ» и, зачастую, люто ненавидевшие офицеров с настоящим, базовым военным образованием. Здесь и был корень конфликта и источник многих моих бед первого года офицерской службы. Но, как и обещал, об этом позже.

Вернёмся на стрельбище, вернёмся к занятию.

Во время одного из перерывов, или как говорили частенько, перекуров, я краем уха услышал обсуждение новых назначений, которые начались после завершения крупных учений. Дело в общем-то обычное. Учения – это школа для офицеров. Так вот кто-то спросил у командира полка подполковника Георгия Николаевича Дымова:

– Говорят, Шахмагонов примет комендантскую роту?

Я насторожился. Комендантская рота дивизии – это уже не мотострелковое подразделение, это мотоциклисты, регулировщики и прочая, и прочая – даже не вдаюсь в подробности, коими не интересовался. А у меня выработался чёткий взгляд на свою службу. Или удастся перейти в военную печать, или – строевые классические должности. Зимой даже наотрез отказался от должности пропагандиста полка, которую неожиданно предложил офицер отдела кадров политуправления. Хотя должность майорская, а я ещё и капитанской не достиг, на что он тоже напирал, отмечая, что и оклад у пропагандиста значительно выше. Конечно, согласись я, и служба пошла по совершенно другому сценарию, ведь следующая должность – заместитель командира полка по политической части. Пару тройку лет службы, академия Ленина и замполит полка или заместитель начальника политотдела дивизии. И продвижение проще – не такая жёсткая зависимость от «любимого личного состава», от всякого рода чрезвычайных происшествий, за которые наказывали гораздо жёстче именно командиров.

Правда, как потом выяснилось, сватали на эту должность не случайно. Кадрированную дивизию в Курске развёртывали до полного штата и отправляли в Забайкальский военный округ. Оттого и не было особых охотников на эту должность, оттого и мог я взлететь достаточно высоко для своих лет и своего воинского звания – лейтенантом на майорскую должность полкового звена!? Это не так уж и плохо.

Но обо всём этом я, конечно, тогда, на стрельбище, не думал. Меня заинтриговал ответ командира полка:

– Нет, Шахмагонов примет другую роту, совсем другую…

После занятий я поинтересовался у командира полка, что за роту имел он ввиду.

Тот ответил уклончиво:

– Интересная рота! Личного состава там раза в полтора больше, чем у нас в полку.

Дело в том, что в кадрированном полку, которым командовал Дымов и в котором я служил командиром взвода, было немного развёрнутых подразделений. К примеру, из мотострелковых рот развёрнута, да и то не до полного штата, была лишь одна – первая.

Я попытался узнать подробности, но Дымов сказал:

– Вот что. Толком я и сам ничего не знаю. Приказано подобрать офицера, надёжного, грамотного. Я бы не хотел с тобой расставаться, да ты постоянно куда-то рвёшься. Вот я и рекомендовал тебя. Заметь, это не ссылка – все, кто не справляется с ротой, возвращаются назад, в полк. Так что не думай, что от тебя избавляемся.

– Я и не думаю так.

– Ну и отлично. Так вот завтра тебе надо прибыть к начальнику отделения кадров дивизии. Он всё подробно и объяснит.

С первых дней службы в 420-м гвардейском Севастопольском мотострелковом полку 32-й гвардейской Таманской мотострелковой дивизии я чувствовал поддержку, заботу и внимание командира полка. Он не раз говорил мне:

– Перевози, наконец, семью в Калинин, сразу получишь квартиру.

Но я не спешил расставаться с московской пропиской, поскольку была у меня мечта перейти в военную журналистику. Вот так, строевой офицер, окончивший Московское высшее общевойсковое командное ордена Ленина Краснознаменное училище имени Верховного Совета РСФСР, лучшее командное училище страны, и вдруг собирался в военную печать. А ведь слова полковника Цирипиди: «Ну из Московского все со знаком качества» –услышать было приятно. Они вызывали гордость.

Но, видно, где-то высоко-высоко в необъятной дали Мироздания каждого из нас строго и чётко ведут по земной жизни, и не всегда даже те, кто сразу не понимает этого, может сойти с дороги. Стоит окинуть взором свой путь и, уверяю, каждый увидит следы этого высшего водительства в своей судьбе.

Так вот и я. После окончания Калининского суворовского военного училища попытался поступить на инженерный факультет Военной академии бронетанковых войск. Не тут-то было. Не прошёл по конкурсу. Три четверки по профильным предметам и лишь одна отличная за сочинение. Причём эта единственная пятёрка по литературе и русскому была единственной среди абитуры. Мне даже говорили, мол, не по адресу, надо было идти во Львовское военно-политическое на факультет журналистики. Но мне и в голову тогда это не приходило.

Ну а при том конкурсе, который был, допускалась лишь одна четвёрка по профилю. Словом, поехал я в своё родное Калининское СВУ и попросился в Московское высшее общевойсковое командное училище, куда сразу тогда брали суворовцев без экзаменов, да на второй курс.

Так и стал офицером с указанием в дипломе, в графе специальность: общевойсковая командная. Сказать, что жалел? Ни в коем случае. Когда нам в суворовском училище говорили о том, что общевойсковой командир – руководитель боя, что именно на него работают все приданные и поддерживающие средства, состоящие из подразделений других родов войск, мы слушали равнодушно, но когда испытали это уже на занятиях и учениях, были очарованы этой стихией современных боевых действий. Быть может, стихия – слово не совсем годится, ибо это не стихия, а хорошо отлаженный механизм.

Но на четвёртом курсе я начал писать стихи. Впрочем, кто не писал стихов в юности. Но они дали толчок к тому, что со временем повлияло и на службу мою, и на судьбу.

Разве не перст судьбы… Представьте, я написал стихотворение, посвящённое очередному юбилею Калининского суворовского военного училища. Ну написал и написал. А в это время, как раз в начале декабря – а юбилей 19 декабря – у нас в роте появился какой-то странный курсант с такими же как у нас красными погонами и общевойсковыми эмблемами. Его просто поселили в училище, и оказался он в нашей Первой роте. Утром, после завтрака, он куда-то уезжал и возвращался к ужину. Оказалось, что это курсант Львовского высшего военно-политического училища, и приехал он на стажировку в газету Московского военного округа «Красный воин», ну и жил у нас. Ребята, видно, сказали ему, что я написал стихотворение. Он забрал его, чтобы отдать в газету, а вечером нашёл меня и сказал:

– В отделе культуры посмотрели и попросили написать тоже самое, с теми же эмоциями, но только в прозе.

Статья вышла 19 декабря в газетной полосе, посвящённой 25-летию Калининского суворовского военного училища. Мне это дело понравилось. Ну просто не мог насмотреться на газетную полосу. А курсант – это был Эдик Мановас – сказал, мол ребята из газеты велели передать, чтобы писал и на другие темы – о товарищах, о занятиях, да так, чтобы постоянно в редакции были статьи, готовые для публикации.

С тех пор я стал регулярно печататься в газете, пока окружной. Ну и когда началось распределение, тоже произошла случайность… Записался я в Группу Советских войск в Германии. А тут гляжу, приехал «покупатель» из какой-то Московской части. Случайно услышал о том, и тут же, как по заказу, случайно встретил командира роты майора Евгения Ивановича Суворова, который вышел из канцелярии, где шла работа по подбору кандидатов, буквально на несколько минут. Он мне и рассказал, что «покупатель» из 1-й отдельной бригады охраны Министерства обороны и Генерального штаба.