Кремлёвцы

Золотой километр – асфальтовый луч от МКАД до центральной проходной училища. Но почему золотой? Асфальт-то тёмного цвета. Да, действительно, сам асфальт тёмного цвета – даже не назовёшь точно какого. С недавних пор так и стали говорить, мол, автомобиль цвета мокрый асфальт. Но название пришло не от самой асфальтовой дороги, а от её обочин, которые аккуратно посыпались песком, и не просто песком, а где-то и каким-то образом подобранным и привезённым песком золотистого цвета. Отсюда и Золотой километр.

Чуть больше минуты мчалась машина по пустынному в ранний час Золотому километру, окаймлённому деревьями в сочной августовской листве. Красота. Но Николаю Константинову было не до любований. Вот ведь, казалось бы, и решение принято, и выбор сделан, но так нелегко после отпуска возвращаться в училище, даже в уже ставшее родным суворовское. А тут он ехал в незнакомое, суровое учебное заведение, о котором столько тогда легенд ходило, причём, в основном таких, что напоминали страшилки.

Машина остановилась на площадке перед КПП. Дядя Николая – Михаил Николаевич – посмотрел на чугунную решётку ворот, на курсанта с красной повязкой на рукаве и штык-ножом на ремне. Покачал головой, да только и сказал:

– Эк, куда тебя занесло. Ну, давай, – и по-родственному подставил щёку для поцелуя.

Николай вышел из машины, открыл заднюю дверцу и взял с сиденья увесистый вещмешок, отороченный шинельной скаткой. В ту пору у суворовцев по выпуску форму суворовскую забирали ещё в училище и там же выдавали полностью весь комплект курсантской формы – и шинель, и парадно-выходной китель с брюками галифе, и сапоги, де ещё комплект полевой формы, словом всё, что положено курсанту в военном училище.

Николай посмотрел вслед сорвавшейся с места «Волги», помахал рукой и шагнул к КПП. Дневальный кивнул ему:

– С прибытием!

И небрежно буркнул показавшемуся в дверях другому дневальному:

– Принимай очередного…

Второй дневальный был более приветлив, наверное, потому, что на груди его сиял знак с барельефом Суворова – тоже, стало быть, выпускник суворовского военного училища.

– Какое СВУ? – спросил он у Николая.

– Калининское…

– Понятно. А я из Ленинградского.

– Ну и как тут? – спросил Константинов с нескрываемым интересом.

– Нормально. Привыкнешь… Давай предписание. Посмотрю, в какую роту ты записан. Так… Константинов, Константинов…

Дневальный взял список, пробежал глазами и объявил:

– Четвёртая рота, второй батальон… Это в левом крыле здания, на третьем этаже… В главном корпусе. Вот он – перед тобой. Обойдёшь его слева, вход с той стороны. Через центральный для курсантов хода нет. Запомни…

– Благодарю, – сказал Николай. – Найду.

Дневальный крепко пожал руку и прибавил:

– Повезло тебе… Четвёртая рота… Там ротный нормальный. А вот, кто в первую попадает, не завидую. Там командир – зверь… Не дай боже попасть к нему.

«Ну вот, хоть тут повезло», – подумал Николай и пошёл к зданию главного корпуса.

Так началась у суворовца-выпускника Николай Константинова учёба в Московском высшем общевойсковом командном училище.

Как там у Куприна в романе «Юнкера»? О чём вспоминал юнкер Александров, переступая порог Александровского училища и делая шаг, который явился порогом на пути в новую, ещё не известную жизнь?

И вот оно, старейшая кузница офицерских кадров – перед глазами.

Старейшим училище называли потому, что создано оно по личному указанию распоряжению Ленина ещё в декабре 1917 года, то есть примерно за месяц до указа о создании РККА – Рабоче-Крестьянской Красно Армии.

Лето, прошедшее лето. Сколько всего позади.

Довелось новоиспечённому курсанту Константинову побывать и в родном Калининском суворовском училище, причём, побывать не просто так. Вот уж действительно родные пенаты. Летние неудачи на вступительных экзаменах в военную академию привели альма-матер, где Николай сделал первый шаг к офицерским звёздам.

История же такова…

Тем, кто оканчивал суворовские училища с золотыми и серебряными медалями, предоставлялось право поступления не только в высшие командные училища, куда суворовцев направляли без экзаменов, причём в общевойсковые – сразу на второй курс. Медалистам предоставлялось право поступления в военные академии на некоторые инженерные факультеты.

Николай Константинов, как кандидат на серебряную медаль, получил направление в Военную академию Бронетанковых войск.

Выпускные роты сразу после выпускного вечера выезжали на лагерный сбор в знаменитые Путиловские лагеря 32-й гвардейской Таманской мотострелковой дивизии, дислоцировавшейся в Калинине.

Но Константинов не попал в этот лагерь, коим пугали всех выпускников – мол, то совсем не наши, родные, суворовские Кокошки, там солдатская служба. Недаром именовался это полевой выход стажировкой в войсках. И суворовцы ещё задолго до выпуска слышали слова на музыку известной песни, начинавшейся фразой: «На меня надвигается по реке битый лёд…» Распевали ту песню суворовцы старших классов:

«На меня надвигается стажировка в войсках,

Там свобода кончается, наступает устав,

Ах, устав, книжка красная, ты повсюду со мной,

Жизнь ты сделал ужасною для кадета давно.

Но, насколько ужасна эта жизнь, Константинову не суждено было увидеть по двум причинам. Даже если бы он не поступал в академию и не отправлялся в начале июля для сдачи вступительных экзаменов, он бы поехал на соревнования. Близилось первенство Вооружённых Сил по пулевой стрельбе. А он был ведущим стрелком в училище. Не так что б уж очень сильным стрелком, но в числе лучших. Покинули год назад училище все корифеи в этом виде спорта. Теперь уж они являлись курсантами различных училищ.

Предстояли сборы стрелковой команды, а затем поездка куда-то на Северный Кавказ.

Абитуриентам предписывалось прибыть для сдачи конкурсных вступительных экзаменов в Бронетанковую академию в самом начале июля. На соревнования Николай не успевал.

Руководитель стрелковой команды упросил начальство написать письмо в академию с просьбой разрешить сдачу экзаменов суворовцу Константинову позже, вместе с офицерами. Офицеры, поступавшие на инженерный       факультет академии, сдавали экзамены в двадцатых числах июля, и можно было успеть принять участие в соревнованиях.

Ответ из академии пришёл резкий и твёрдый:

«Абитуриенту Константинову надлежит прибыть в академию к 3 июля…»

Хотелось, конечно, съездить на первенство, ведь это шанс выполнить норму кандидата в мастера спорта. Он давно уже выполнял её на тренировках. Но на тренировках классификации не присваивают. Для этого нужны соревнования.

Делать нечего, пришлось ехать на вступительные экзамены.

Военная академия Бронетанковых войск располагалась в Лефортово, в прекрасном дворце на 1-м Краснокурсантском проезде.

Сдал документы, получил место в офицерском общежитии, что на самой Яузе близ мостика через реку и напротив входа в Парк Московского военного округа. Вечером вместе с двумя другими выпускниками Калининского СВУ сходил в Военный институт иностранных языков (ВИИЯ), который был неподалёку. Даже удалось вызвать к забору из чугунной решётки ребят, которые туда поступали.

Абитуриенты ВИИЯ за забором, взаперти. Абитуриенты академии – птицы вольные. Николаю Константинову даже не верилось, что теперь он «белый человек». Конечно, существовали как бы и увольнения в город и всё прочее, то есть слушатель (в академиях не было воинского звания курсант – было званиее слушатель) не мог просто так гулять по Москве. Разве что до первого патруля. Но от учебного здания до общежития ходили слушатели свободно. Правда, путь лежал в основном через внутреннюю часть квартала, а потом оставалось только перейти улицу.

Да ещё как будто бы, в парк выходить разрешалось свободно. Ведь, в конце концов, в училищах-то не только классы да казармы. Там ещё и территории, чаще всего в зелени деревьев. А тут. Тут парк. Утром там зарядка. Вечером – прогулка.

Правда, каков порядок всего этого, Николай пока не знал.

Экзамены! Вот в чём весь вопрос. Первый – письменная математика. И сразу казус.