Лакей отдал приказание кучеру ехать домой.
Выплакавшись, она несколько успокоилась и стала соображать.
– Написать… он ответит… – решила она.
Тотчас же по приезде домой она стала писать письмо Григорию Александровичу Потемкину.
Она решила отправить его с нарочным вдогонку за светлейшим князем.
XIII. Сдача бендер
Пятого мая 1789 года Григорий Александрович Потемкин уехал из Петербурга к своей победоносной армии.
За это кратковременное пребывание его в столице он ко всему приложил свою могучую и искусную руку.
Она отразилась на ходе дел со Швецией, Польшей и Пруссией.
Его влияние на императрицу и доверие последней к нему ярче всего выяснилось в том факте, что Потемкину были поручены обе армии: украинская и екатеринославская, и он явился, таким образом, полководцем всех военных сил на юге и юго-западе.
Предводитель украинской армии, граф Румянцев-Задунайский, считал себя несправедливо обиженным, удалился в свою малороссийскую деревню.
Григорий Александрович получил для продолжения кампании шесть миллионов рублей.
Постоянно усиливавшаяся неприязнь поляков, сочувствовавших Турции, и в силу этого отказавшихся доставлять провиант для украинской армии, принудила его избрать главным театром своих действий не Подолию, а Бессарабию; он решился наступать по кратчайшей и удобнейшей для него операционной линии и от Ольвиополя к Нижнему Днестру и задался целью овладеть Бендерами и Аккерманом.
Сообразно с этим планом, князь разделил вверенные ему войска, численность которых превосходила 150 000 человек, на две части.
Одна, состоявшая из трех дивизий, под личным его предводительством, сосредоточилась у Ольвиополя; другая же, из двух дивизий и таврического корпуса, под начальством генерал-аншефа, князя Репнина, расположилась на реке Прут.
Кроме того, дивизия Суворова была направлена к Бырладу, для поддержания сообщения с австрийцами, которые занимали небольшим отрядом принца Кобургского Молдавию и собирала свои армии в Кроации, Славонии и Баннате, намереваясь двинуться к Белграду.
Намерение неприятеля было, видимо, стараться возвратить себе Очаков и овладеть Крымом.
Начало военных действий замедлилось в силу непредвиденных случайностей.
Растянутое положение екатеринославской армии и бури, свирепствовавшие на Днепре, не позволяли собрать ее к Ольвиополю ранее конца июня. Истощение молдаванских магазинов и сильное разлитие Прута, сорвавшего все устроенные на нем мосты и затопившего дороги, задержали Репнина в Молдавии.
В это же самое время умер султан Абдул-Гамид, и его место занял юный Селим III.
Князь Потемкин, далеко не уклонявшийся от мирных переговоров с турками, считал за лучшее выждать, какой оборот примут дела в Константинополе, вследствие перемены правительства.
Во время этого вынужденного обстоятельством бездействия Григорий Александрович заложил при устье Ингула, недалеко от Очакова, новый портовый город с верфью и назвал его Николаевым, в память святителя, в день которого был взят Очаков.
В половине июня великий визирь, получив повеление нового султана начать наступательные действия, перешел Дунай и направил 25 000-й корпус на Фокшаны, чтобы вытеснить австрийцев из Молдавии.
Русские войска, стоявшие в Бырладе, поспешили на помощь к австрийским и соединенными силами разбили турок близ Фокшан.
Великий визир, взбешенный неудачею, двинулся сам с 90 000-й армией против союзников, а для отвлечения оттуда главных сил Потемкина, велел сераскиру Гассан-паше выступить с 30 000 из Измаила к Лапушне.
Обе эти армии потерпели полное поражение.
Суворов, вместе с австрийцами, разбил визиря наголову при Рымнике, а князь Репнин – сераскира при Сальче.
Начало этой кампании было, таким образом, много счастливее начала первой.
Эти победы русских повлекли за собой сдачу турецких крепостей на Днестре.
Потемкин почти без боя занял 14 сентября замок Гаджи-бей, где впоследтсвии была выстроена Одесса, 23-го – укрепление Паланку, 30-го – крепость Аккерман.
Интересна подробность взятия последнего.
Григорий Александрович послал сказать начальствовавшему в нем паше, чтобы он сдался без кровопролития.
Ответ, по мнению Потемкина, мог быть только утвердительным, а потому в ожидании его был приготовлен великолепный обед, к которому были приглашены генералитет и все почетные особы, принадлежавшие к свите светлейшего.
По расчету Потемкина, парламентер должен был явиться к самому обеду.
Однако же он не явился.
Князь сел за стол в дурном расположении духа, ничего не ел, грыз, по своему обыкновению, ногти, и беспрестанно спрашивал не едет ли посланник.
Обед оканчивался, и нетерпение светлейшего возрастало.
Наконец, вбежал адъютант с известием, что парламентер идет.
– Скорей, скорей, сюда его! – воскликнул Григорий Александрович.
Через несколько минут в ставку вошел запыхавшийся офицер и подал князю письмо.
Распечатать и развернуть его было для князя делом одной минуты, но вот беда – оно было написано по-турецки.
Новый взрыв нетерпения.
– Скорее переводчика!.. – крикнул Потемкин.
Переводчик явился.
– На, читай и говори скорей, сдается крепость или нет?
Переводчик начал читать письмо, прочел раз, другой, оборачивает его, вертит перед глазами, но не говорит ни слова.
– Да говори же скорей, сдается крепость или нет! – загремел князь.
– А как вашей светлости доложить? – хладнокровно ответил переводчик. – Я сам в толк не возьму…
– Как так?
– Да изволите видеть, в турецком языке есть слова, имеющие двойное значение: утвердительное и отрицательное, смотря потому, бывает поставлена над ним точка или нет…