Власть женщины

«Странно, она даже не спросила меня, к кому именно я иду?» – думал он, но вспомнил, как резко отвечал он ей на подобные вопросы, которые она ему предлагала в самом начале замеченной ею перемены в их отношениях.

С тех пор она часто удивляла его своим равнодушием к его поступкам и словам. Его мучило любопытство, чем она объясняет его поведение? Может быть, все знает и скрывает?

В обществе ему намекали на его отношения к баронессе, а в товарищеских кружках прямо говорили о них, но известно, что жены всегда последние узнают об измене мужей, точно так же, как и мужья об известном украшении их, по их мнению, мудрых голов. Без четверти десять он вышел из дому.

Ночь была морозная, лунная, и рысак быстро примчал его к подъезду дома, где жила баронесса.

Когда он, как вошло в обыкновение за последнее время, без доклада вошел в будуар, лицо ее было взволнованно, и она поспешно спрятала какое-то письмо.

– От кого это? – спросил он, целуя ее руку.

– От милого! – рассмеялась она и лукаво посмотрела на него.

– Зачем так шутить, Тамара? – с упреком заметил он. – Я тебя серьезно спрашиваю, от кого?

– О, любопытство, о, ревность! От моей родственницы с Кавказа.

Он невольно взглянул на завешанный портрет.

– От него?

– Я же тебе сказала, от кого… – с нетерпением в голосе ответила она.

– Послушай, Тамара, дорогая моя, – заговорил он, придвигаясь к ней и беря ее за руку, – у меня есть к тебе большая просьба, исполнишь ты ее?

– Смотря какая?

– Убери этот портрет из твоей комнаты! – умоляюще сказал он, прижимая ее руку к губам.

– Что за фантазии! Зачем это? – с удивлением воскликнула она. – Не все ли равно, здесь он или нет?

– Нет, не все равно… Видишь ли, я сам не знаю почему, но… ты только не сердись на меня, я ненавижу этот портрет.

– Боже мой, да за что же?

– Я… я не могу объяснить, но, право, ты сделаешь мне большое удовольствие, если уберешь его.

– Ни за что! Вот глупости. Это опять говорит твоя несносная ревность. Ты слишком подозрителен, мой друг, ревнуешь даже к вещам.

– Ведь это оттого, что я люблю тебя, Тамара, – тихо заметил он. – Нехорошо, с твоей стороны, отказывать в моей просьбе.

– Потому что это сущий каприз, ни на чем не основанный, но будет об этом… Скажи мне лучше, отчего ты не был у меня целых два дня?

– Я был занят! – угрюмо проговорил он.

– У, злой какой, уж и надулся, – проговорила она, делая детскую гримасу, – я звала вас, чтобы вы меня развлекали, а вы только тоску наводите.

Она произнесла это таким милым, наивно-капризным тоном и надула губки.

Эта очаровательная в ней смесь женщины и ребенка всегда приводила его в восторг, и теперь он начал покрывать поцелуями ее лицо и голову.

Она в свою очередь приласкалась к нему, и в ту минуту, когда у него начала уже кружиться голова, она вдруг отодвинулась и задумчиво посмотрела на него.

– Что ты, моя радость? – нежно спросил он, обвивая рукой ее стан.

– Я не могу сказать! – потупилась она.

– Что, что такое? – уже тревожно воскликнул Осип Федорович. – Скажи мне.

– Joseph, милый, мне право стыдно говорить об этом. Эта женщина, которая… от которой я получила письмо, она просит, видишь ли, чтобы я прислала ей денег. У нее дела очень плохи, а я, я ей должна… но теперь отдать не могу… у меня столько нет. Это меня мучает.

Говоря эти слова, она так грациозно потупила головку и наконец совершенно спрятала свое лицо на его груди, что Пашков окончательно потерял голову.

– Милая, да что же ты не спросишь у меня? Разве ты не знаешь, что все, что мое, то и твое. Говори же скорей, сколько тебе нужно? – заторопился он, вынув бумажник и из него чековую книжку.

– Нет, не надо, я не хочу брать у тебя! – протестовала она.

– Ты меня обижаешь, Тамара, говори же, сколько нужно?

– Нет, не скажу, не надо, не хочу…

Осип Федорович подошел к ее письменному столу, подписал чек, не выставляя суммы, вырвал его и подал ей.

– Бери сколько хочешь, сумму впиши сама, в этой банкирской конторе у меня на текущем счету двадцать две тысячи.

– О, какой ты добрый! Как я тебе благодарна!

Она обняла его и страстно поцеловала. Обезумев, он опустился перед ней на колени, не выпуская из своих объятий ее стана.

– Все, все, что ты хочешь!.. все возьми! – шептал он, пожирая глазами ее склонившееся к нему лицо.

Она встала, взяла чек, опустила его в карман, затем села к нему на колени и очаровательным движением провела рукой по его волосам.

– Ты мой милый, хороший, и я очень, очень люблю тебя! – шептала она, прижимаясь щекой к его губам.

Он сжал ее в своих объятиях.

– О, божество мое, целой жизни не хватит, чтобы отплатить за то блаженство, которое ты даешь мне.

Прощаясь с ним, она сказала:

– В пятницу ты у меня. Завтра не приходи, не буду дома.

«Жизнь, как ты хороша!» – думал он, возвращаясь домой.

XI. Оригинал портрета

Была среда – день абонемента Пашковых в опере.