– Нет, нет, нет! Сжалься, Пьер, не уходи, убей меня раньше! Неужели ты бросаешь меня? Ведь этого быть не может! Ведь ты мой, мой!..
Она прижалась к нему, плача и смеясь, и покрывая его страстными поцелуями. Князь оттолкнул ее и хотел идти. Молодая женщина упала на колени и обвила руками его ноги.
– Никогда, слышишь ли, никогда я тебя не отпущу, – как помешанная, твердила она. – Разве она, эта девочка, будет так любить тебя, как я? Разве она будет жертвовать для тебя всем, как жертвовала я? Пьер, я тебя люблю безумно, всю жизнь, всю душу, все тебе я отдала! Разве я не могу доставить тебе все, что ты хочешь, разве я еще не хороша и не молода?
Она выпрямилась, и распустившиеся волосы образовали золотую рамку вокруг ее чудного мраморного лица с горящими, потемневшими глазами. Он остановился, видимо, сам пораженный этой адской красотой. Она заметила это и бросилась к нему на грудь, покрывая его своими роскошными волосами.
– Ты солгал, не правда ли, это была ложь? Ты меня любишь, любишь еще! – лихорадочно твердила она, силой сажая его в кресло и не выпуская из своих объятий. – О, Пьер, как я люблю, как я люблю тебя!
Она, как змея, обвилась вокруг него и бешено целовала его, дрожа всем телом.
– Послушай, Тамара, – начал князь, – я выслушал все то, что ты сейчас говорила, выслушал спокойно, главным образом потому, что для меня это не ново. Ты так часто повторяла мне все это, вероятно, для того, чтобы я сам наконец поверил тебе и признал бы себя извергом, погубившим твою душу и тело… Возражать я не стану, хотя вопрос, кто из нас жертва, для меня, по меньшей мере, остается открытым.
– Уж не ты ли? – запальчиво спросила она.
– Оставим это… Поговорим серьезно… Я не люблю тебя… Я не любил тебя никогда…
Она отступила от него.
– Ты… ты… не любил…
– Мы оба несчастные люди, связанные друг с другом капризом судьбы. Ужели, если одному из нас улыбается счастье, другой должен стать ему на дороге, хотя от этого не сделается менее несчастным? Я бы не сделал этого, Тамара, если бы ты была в моем положении.
– В каком?
– Я люблю и любим…
– Ха, ха, ха! – неудержимо захохотала она.
В этом хохоте слышались ноты непримиримой злобы.
– Послушай, Тамара, – мягко сказал он, после продолжительной паузы, с трудом сдерживая гнев, возбужденный ее смехом, – разве мы не можем остаться друзьями, когда я женюсь?
– Друзьями! Никогда! – крикнула она. – Нет, нет, я не согласна!
– В таком случае пусти меня, мы должны расстаться навсегда! – нетерпеливо сказал князь и сделал движение встать с кресла.
Она снова бросилась к нему, вцепилась ему в плечи обеими руками и взглянула на него безумными глазами.
– Ты умрешь вместе со мной, раньше чем уйдешь от меня! – прошептала она и, закрыв его рот поцелуем, сжала руками его шею.
Он с силой отбросил ее от себя, так что она упала на ковер, стукнувшись головою об стол.
– Ты помешалась!..
С этими словами он пошел к двери. Баронесса приподнялась и, схватив его за руку, поползла за ним на коленях.
– Убей меня! – рыдала она. – Застрели меня, ведь ты носишь револьвер с собой, и избавь меня от боли, которую я не могу долее выносить. Пьер… мое сердце… о!..
Она глухо вскрикнула и, схватившись за грудь, упала навзничь. Из ее горла хлынула кровь.
XV. Начало исцеления
Князь Чичивадзе быстро выбежал вон, а Пашков, обезумевший от ужаса, бросился к баронессе. Схватив графин с водою, он вылил его ей на голову и подложил под нее подушку.
Поднять ее на кушетку у него не хватило сил: его руки и ноги так дрожали, что он принужден был сесть. Позвать кого-нибудь было невозможно – никто не должен был видеть ее в таком положении. Через минуту она пришла в себя, приподнялась и села, обводя вокруг себя блуждающим взглядом.
Смотря на нее, в его сердце ничего не осталось кроме жалости, жалости до боли, до слез.
Кто бы видел ее теперь истерзанную, с мокрыми волосами, забрызганную кровью, тот не узнал бы в этой измученной женщине блестящую петербургскую красавицу, гордую баронессу фон Армфельдт.
Лицо ее потемнело, осунулось, глаза ввалились.
Он наклонился к ней.
– Тамара, дорогая, успокойтесь, придите в себя.
Она молчала, как будто не слыша его. Он осторожно дотронулся до ее руки.
– Ответь мне хоть что-нибудь, Тамара!
При его прикосновении она вздрогнула и, уронив голову к его ногам, глухо, отчаянно зарыдала.
Он совершенно растерялся, хотел ее поднять, но она продолжала лежать на полу, вся вздрагивая от душивших ее рыданий.
– О, как вы должны меня презирать! – судорожно вырвалось у нее.
– Я только жалею вас! – мягко сказал он. – Встаньте, я помогу вам.
– Нет, – сказала она, сдерживая рыдания и поднимая голову, – оставьте меня, дайте мне все рассказать вам, именно так, стоя на коленях, умолять вас, хотя со временем, простить мне мое преступление, как против вас, так и против всех тех, которых я погубила.
– Я все слышал, все знаю и прощаю вас от всего сердца! Вы сами столько страдали, что искупили свои грехи! – сказал он.
Он на самом деле совершенно искренно простил ее и забыл все, что вынес через нее.
Прежде, чем он успел предупредить ее движение, горячие губы молодой женщины прижались к его руке.
– О, выслушайте меня, – прошептала она, – выслушайте, а потом попробуйте простить меня… Не верьте ему…
– Нет, нет, – с силой перебил он ее, – зачем и вам, и мне второй раз переживать этот ужас. Я не хочу этого… – запротестовал он. – Я верю вам… – добавил он, помолчав.
– Вы добрый, я знала… вы простите… но другие… – и снова крупные слезы хлынули из ее глаз, но она быстро отерла их и заплаканные глаза блеснули гневом.
– О, как я его ненавижу! – отчаянно крикнула она, поднялась с пола и пошатнулась.
Он поддержал ее и осторожно довел и положил на кушетку. Она дрожала в своем мокром платье так, что зубы ее стучали. Он покрыл ее всю лежавшим тут же синелевым платком, поправил ее волосы и позвонил.
Явившейся служанке он объявил, что у барыни внезапно пошла горлом кровь и, дав адрес своего знакомого врача, приказал, чтобы немедленно за ним послали, а сам отправился домой.