Ермак Тимофеевич

– Да неустройство еще там у нас… – уклончиво ответил гонец. – Воевода московский умер.

– Умер? Отчего?

– Чудак человек, отчего… Смерть Бог по душу послал, ну и умер…

– Так, так, оно, конечно. Как же там без воеводы и атамана? Одному Ивану Ивановичу не управиться.

– Он и прислал меня за атаманом. Слухи ходят, что Кучум опять собирает нечисть-то.

– Вот оно что… Ну теперь он не страшен. Наши да стрельцы управятся с ним так, что любо-дорого.

– Оно верно, а все с атаманом-то будет поспокойнее.

– Это что и говорить…

Такие разговоры шли в поселке, пока угощали гонца после дальнего пути.

Ермак Тимофеевич между тем, отпустив гонца, не вернулся в опочивальню, где сладким сном счастливой любимой женщины спала его молодая княгиня, а прямо прошел к Семену Иоаникиевичу Строганову.

Видимо, на лице Ермака было слишком красноречиво написано впечатление, произведенное на него полученными из Сибири вестями, так как Семен Иоаникиевич тотчас спросил:

– Что случилось?

Оба сели на лавку.

– Плохие вести прислал мне Иван Иванович… Под утро сегодня прибыл от него гонец.

– Об этом я слышал… Что же, опять поднялись кочевники?

– Хуже.

И Ермак Тимофеевич рассказал Семену Иоаникиевичу все, что только что слышал от гонца.

Узнав о смерти князя Болховского, недавнего гостя Строгановых, Семен Иоаникиевич набожно перекрестился.

– Царство ему небесное!

Ермак Тимофеевич последовал его примеру, мысленно упрекая себя, что не сделал этого ранее. «Ишь как меня ошеломили вести-то», – подумал он, как бы в оправдание себе.

– Недаром ему не хотелось уезжать отсюда, может, чувствовал, что на смерть едет, а я его торопил надысь, – сокрушался Строганов.

– Все мы под Богом ходим, и где застанет нас смерть – неведомо, – заметил задумчиво Ермак Тимофеевич.

– Что же теперь делать-то? – спросил Строганов.

– Мне на днях ехать надобно.

– Один поедешь? – дрогнувшим голосом спросил Семен Иоаникиевич.

Он свято признавал за Ермаком Тимофеевичем право увезти в Сибирь жену Ксению Яковлевну, но предстоящая разлука с племянницей уже давно до боли сжимала его сердце. После совещания с племянниками он сам собирался в Москву бить челом батюшке-царю о переводе Ермака воеводою в запермский край и посылке на его место другого воеводы, чтобы таким образом разлука с племянницей была бы временной. Отпустить молодую женщину в далекий край, где на каждом шагу грозит опасность от шалой стрелы кочевника, да где еще теперь свирепствует смертельная болезнь, было более чем тяжело Строгановым, но идти против власти мужа они не смели, да и сама молодая княгиня не захочет расстаться даже временно с горячо любимым мужем.

Потому-то Семен Иоаникиевич с опаскою задал свой вопрос Ермаку Тимофеевичу и с тревогой ожидал ответа.

– Одному надо ехать… – с тихим вздохом отвечал Ермак. – Куда же теперь брать Ксюшеньку!.. По весне уж за ней приеду… Надо будет отписать царю о присылке другого воеводы, да войско еще, дабы не только удержать взятое, но взять еще больше.

– Оно, конечно, по весне лучше, – облегченно вздохнул Строганов, – а то теперь и дорога тяжела, метели да вьюги, где же ей, слабой женщине, вынести… Но с ней-то не сообразишь…

– Ничего, уговорю ее, поймет, что нельзя… В невестах без меня ждала и в женах несколько месяцев без меня побудет…

– Только ты и уговоришь. А то она убиваться начнет, занеможет еще…

– Уговорю, уговорю…

На том и решили к удовольствию Семена Иоаникиевича, который тотчас же позвал племянников и сообщил радостное и для них решение.

– А я на днях в Москву челом бить царю-батюшке, о чем мы решили, – сказал старик Строганов.

– Это дело! – согласились с ним оба племянника.

Вернувшись в опочивальню к своей молодой жене, Ермак Тимофеевич застал ее уже вставшей и одетой.

Она с такой нежностью обняла его и поцеловала, ее прекрасное лицо выражало такое очарование и довольство, что у Ермака сжалось сердце при мысли, что ему через несколько дней придется покинуть дом на несколько месяцев.

До позднего вечера он все откладывал тяжелую беседу со своей женой.

– Дорогая моя, ненаглядная, – наконец решился он, – я должен буду на днях уехать… ненадолго…

– Уехать?.. Куда? – с тревогой спросила молодая женушка.

– В Сибирь.

– Так мы едем вместе. Что же ты не сказал раньше?.. Надо велеть укладываться.

– Нет, моя дорогая женушка. Теперь тебе ехать невозможно.

– Невозможно? Почему?

– Успокойся, моя ненаглядная лапушка, – обнял жену Ермак Тимофеевич, – я расскажу тебе все по порядку, и поймешь ты, что мне одному надо ехать.

И Ермак поведал ей откровенно все, что сообщил ему гонец, представил опасности как самой дороги, так и пребывания в Искоре…

– Но ведь ты же едешь? – спросила сквозь слезы Ксения Яковлевна.

– Я – другое дело, я мужчина, со мной ничего не станется… А тебя поберечь должно…

– И для того покинуть, только что повенчавшись… Жена должна быть вместе с мужем, делить с ним труды и опасности, – горячо сказала молодая женщина. – Не пущу я тебя на верную смерть без меня…

– И что ты, что ты! – воскликнул Ермак Тимофеевич. – Да мимо меня идет это слово…