В тот момент, когда жених и невеста шли к аналою, Маргарита Максимилиановна бросила какой-то странный взгляд на стоявшего рядом с ней Гофтреппе.
В этом взгляде мелькнуло злобное недовольство.
Она мысленно позавидовала Горской, обряд венчания над которой уже начался.
Через какие-нибудь полчаса, час, эта ее подруга – заурядная «кордебалетная» выйдет из церкви под руку со своим законным мужем богачом Масловым.
«Он теперь, пожалуй, богаче этого!» – мелькнуло в ее уме, и она снова далеко недружелюбно покосилась на Федора Карловича.
Мысли ее перенеслись к прошлому. Она вспомнила Савина.
За это время она ни разу не вспоминала о нем. Он был в переписке с Михаилом Дмитриевичем, и письма его дышали то мрачным разочарованием, то, видимо, насильственным увлечением, деланною веселостью.
Маслов выносил из них тяжелые впечатления и делился ими с Анной Александровною.
Раздражение против приятеля за неприятные вызовы по делу о разорванном векселе, понятно, прошло.
– Жалко беднягу, пропадает совсем и пропадет из-за этой бездушной кокетки… – после получения первого же письма, заметил вслух при Горской Михаил Дмитриевич.
– Кто это, и кого это ты честишь бездушной кокеткой? – спросила Анна Александровна.
– Я думаю о Савине, сегодня получил от него письмо из деревни… Убивается, видимо, бедняжка, по Гранпа.
– Как убивается по Гранпа… – вытаращила на него глаза молодая жена. – Да ведь ты же сам говорил, что он забыл об ней и думать, что он ветреный, непостоянный.
– Когда это я все, матушка, говорил? – удивился в свою очередь Маслов.
– Как когда, вскоре после его отъезда просить дозволения у родных на брак с Маргаритой.
– Не припомню.
– Да как же, еще ты приехал ко мне прямо с допроса по его делу.
– А-а-а… Ну, мало ли что я тогда сболтнул в сердцах.
– Что я наделала, что я наделала! – воскликнула Анна Александровна и закрыла лицо руками.
– Что такое?
– Да ведь я Маргарите тогда же высказала твое мнение о нем и предупредила ее, чтобы она на него очень-то не надеялась.
– Ты?
– Да, я, я-то ведь не знала, и приняла за правду все то, что ты говорил.
– Ай, ай, ай, как можно… Ему бедняге подстроили нарочно эту высылку, чтобы он не мог видеться с ней.
– Какую высылку?
– Да, впрочем, ведь ты не знаешь… Он все мне рассказывает в письме.
Михаил Дмитриевич рассказал Горской о высылке Савина в Пинегу и возвращении его из ссылки уже тогда, когда Гранпа принадлежала Гофтреппе.
– Неужели это он устроил?
– Не думаю… Впрочем, не знаю.
– Ах, несчастный Савин, ах, бедный, а я-то, я-то, – разохалась Горская.
– Нечего охать, дела не поправишь. Вперед урок быть осторожнее в своих выводах из чужих слов и главное воздерживаться на язык о том, что слышала от близкого человека, – заметил Маслов.
Анна Александровна молчаливо, с виноватым видом, выслушала этот выговор.
– Но я все это ей скажу, что я ее ввела в заблуждение, расскажу, какой он несчастный.
– Зачем! Поздно.
– Нет, я этим сниму все-таки тяжесть со своей души.
– И навалишь его на душу приятельницы, – улыбнулся Михаил Дмитриевич.
– Нет, она теперь так любит Федора Карловича, что ей и этим не доставлю особого огорчения… Она и не вспоминает о Николае Герасимовиче… А мне будет легче.
Маслов понял, что, если бы он даже продолжал настаивать не говорить ничего о Савине Маргарите Максимилиановне и Анна Атександровна дала бы ему слово, она все равно не сдержала бы его – не была в состоянии это сделать.
– Как знаешь, – сказал он, махнув рукою.
Ему так было в эту минуту искренно жаль Савина, что он даже с радостью подумал, что не беда будет, если красавица Гранпа и перенесет несколько неприятных минут при признаниях Горской.
Более чем минутного огорчения для Маргариты Максимилиановны он не допускал – он считал ее, как считали уже ее тогда многие, пустой, бездушной кокеткой.
«Конечно, – думал он далее, – слова Ани могли повлиять на ее более быстрое сближение с Гофтреппе, но тут вопрос только во времени: рано или поздно, она бы бросила и Савина, если бы даже вышла за него замуж. Не для замужества рождена она».
Получив косвенное разрешение Михаила Дмитриевича снять с себя тяжесть оклеветания Савина, Анна Александровна поспешила это сделать при первом свидании за кулисами с Гранпа.
В более чем мрачных красках описала она положение отвергнутого ею жениха – Савина, покаялась, что со слов Маслова, сказанных сгоряча, она оклеветала несчастного перед ней и, быть может, разбила ему жизнь навсегда.
Михаил Дмитриевич оказался почти правым.
Маргариту Максимилиановну не тронул особенно рассказ подруги – она была вся под обаянием новой жизни, на путь которой она вступила.
Она даже вскоре совершенно забыла об этом разговоре с Горскою, и только теперь, во время венчания последней, все восстало в памяти, сгоравшей от зависти к подруге, Гранпа.
– Она могла тоже выйти из церкви под руку с законным мужем, с Савиным, молодым, красивым, богатым. Если бы она подождала.
Она снова искоса уже совершенно злобно поглядела на Гофтреппе.
Тот предлагал мне брак, а этот… этот не предложит. Горская может быть завтра не пустит меня в свою гостиную. Что такое я?