– А гость? – спрашивали у Оли.
– Гость, что ему делается, пьяный дрыхнет… – со злобой ответила девочка, инстинктивно догадываясь, что между разговором, который этот «пьяный гость» вел с Настасьей Лукьяновной, и ее исчезновением, была прямая связь.
Наконец Эразм Эразмович проснулся и вышел в столовую. Не найдя в ней никого, он прошел в другие комнаты и, наконец, так обошел весь дом сверху донизу. Дом был пуст.
– Что за притча, – сказал он даже вслух, – точно все вымерли. А теперь бы перекусить недурно.
Он вышел во двор. Там стояла кучка рабочих и работниц, среди которых была и Оля, а также несколько серединских крестьян. Увидав Строева, они все бросились к нему.
– Беда, барин, у нас стряслась, беда…
– Какая там беда?.. – спросил Эразм Эразмович. – Я думаю, что закусить пора. Смерть проголодался. У вас когда обедают?
– Не до обеда, батюшка барин, – выступила вперед стряпуха. – Обед в печке, поди, перепрел, да обедать-то некому…
– Как некому, а я, а Настасья Лукьяновна?
– Нетути, их нетути…
Стряпуха стала всхлипывать.
– Как нет ее, куда же она девалась? – удивился Строев.
– Ума не приложим сами, ваше благородие, – отозвался один из рабочих. – Они, – он указал на работниц, – в доме все мышиные норки обыскали, мы весь сад и парк исходили, а крестьяне в роще всюду шарили, нигде нет, сгинула, да и шабаш…
– Ага, понимаю… – вдруг хлопнул себя по лбу Эразм Эразмович.
Толпа притихли в ожидании.
– Я знаю, где она…
– Знаешь, барин, так скажи ради Христа Спасителя, мы мигом туда добежим… Без нее все дела стали, – взмолилась стряпуха.
– Ну, туда вам не добежать… Далеко…
– Далеко… Куда же она, касаточка, скрылась?..
– К барину.
– К Николаю Герасимовичу? А он где же находится?
– В Рудневе…
– Это под Тулой? – заметил один из старых рабочих. – Только как же она не на лошадях… Пешком-то до станции далеко…
– Уж там не знаю, только, наверное, она туда стреканула, потому такой разговор был у нас с ней… Наверное, туда.
– Вот оно что! – воскликнули почти все в один голос.
– Наверное, туда, – повторил Строев.
Он говорил так уверенно, что слушатели, несмотря на довольно большое расстояние до станции железной дороги, поверили, что Настасья Лукьяновна пошла туда пешком.
– Может на дороге подводу принанять решила… – выразили даже некоторые свое мнение.
– Но и мне пора собираться, – сказал Эразм Эразмович. – Только покормите сперва, братцы, чем ни на есть.
– Мигом подам, батюшка барин, – воскликнула успокоившись о судьбе Настасьи Лукьяновны стряпуха.
– А лошадей-с не прикажете? – спросил один из работников.
– Да, подряди, подряди…
– Дядя Михей, поезжай… Может и нашу нагоните, – обратился тот же работник к одному из крестьян.
– Что ж, это можно, отчего не поехать, – отвечал крестьянин.
Оля накрыла на стол. Стряпуха подала обед. Раздобыли даже настойки, и Строев, изрядно выпив и плотно покушав, надел свое пальто, нахлобучил фуражку и, сев в уже поданный для него Михеем открытый тарантасик, выехал со двора. Работники и работницы были все снова в сборе.
– Ты, дядя Михей, поторапливайся… Может нашу-то нагонишь, – кричали из толпы.
– Вестимо, во весь дух поскачу, – отвечал он и стегнул пару своих сравнительно хороших, сытых лошадей.
Последние поскакали крупной рысью.
X
Безумная
Прошло несколько дней.
В усадьбе и в селе Серединском продолжалось некоторое, хотя и менее сильное, беспокойство.
Вернувшийся со станции дядя Михей, отвозивший Эразма Эразмовича Строева, сообщил, что по дороге они не нагнали Настасьи Лукьяновны и не застали ее на станции. Последнее обстоятельство, впрочем, дядя Михей несколько объяснил тем, что к приезду их с гостем на вокзал, только что ушел поезд.
Привезенное известие подействовало различно на получивших его, хотя надо сказать, что после двухдневных толков пришли все-таки к успокоительному решению, что домоправительница воспользовалась попутной подводой и укатила по «железке» раньше, нежели дядя Михай со Строевым приехали на станцию.
Сопоставление времени, прошедшего с минуты ее исчезновения из усадьбы и отъездом гостя, как бы подтверждало это решение.
Одна Оля не осушала глаз по исчезнувшей.
– Чует мое сердце, что стряслась над ней какая ни на есть беда… – толковала она, несмотря на уговоры окружающих баб, уверявших, что Настасья Лукьяновна, наверное, уехала к барину.
– Да какая же беда могла стрястись над ней? Дура ты, дура… – раздражались утешавшие бабы.
– Не знаю, миленькие, не знаю, только чует мое сердце, что беда… – настаивала девочка.
– Коли бы смерть приключилася, так нашли бы ее хоть мертвую… Ведь по всем мышиным норкам искали, ровно иголочку, и нет… – продолжали бабы. – Ты это-то обмозгуй, ведь хоть мертвую, а нашли бы…