Мастер

Спустя две недели Алекс наконец вышел к тому месту в горах, где должен был совершить свой последний привал перед тем, как начать спуск в таинственное ущелье теней и страха, туда, откуда или выходят победителем, или не возвращаются никогда.

Все, о чем ему рассказывал Учитель, совпало, и он рад был, что не ошибся в своем одиноком поиске, не отклонился от правильного маршрута. «Три островерхие вершины укажут тебе дальнейший путь, но прежде чем тронуться дальше, ты должен найти пещеру под нависающей горой. В ней будет все необходимое для тебя, ты же проведи ночь в медитации и укреплении духовных и телесных сил».

Слова Учителя словно прозвучали наяву, и Алексу даже показалось, будто тот стоит рядом с ним, когда он вдруг увидел под нависающей каменной шапкой вход в пещеру. Утром, едва занялся рассвет, Алекс уже был на ногах. Преодолевая каменистые выступы, обходя огромные валуны и опасные осыпи, пробираясь, как канатоходец, по гранитным карнизам над пропастью, через несколько часов он наконец подобрался к той почти вертикальной горловине, которую образовывали три острые горные вершины. Лишь одна сторона этого каменного мешка годилась для спуска, да и то е большими оговорками. То, что не только само ущелье, но и все окрест дышало смертью, Алекс почувствовал задолго до того, как очутился здесь. Уже покинув пещеру, он стал замечать отсутствие диких зверей и птиц: не грелись на утреннем солнце змеи, совсем не видно было горных козлов, небо было хотя и чистым, прозрачным, но каким-то тяжелым, давящим, без единой парящей птицы, лишь только грифы, словно в ожидании пиршества, все чаще встречались на пути Алекса.

Чем ниже спускался Алекс в каменный колодец, тем мрачнее, непрогляднее становился воздух вокруг него, день будто уступил свои права вечерним сумеркам. «Господи Боже! Укрепи дух мой и дай мне силы с достоинством встретить предстоящее испытание», – невольно выкрикнул Алекс, ступив на дно ущелья и достигнув наконец последней черты, перейдя которую ему уже никогда не вернуться назад, если его воля, стойкость и мужество уступят в предстоящей схватке с неизвестными, невидимыми силами тьмы.

Спустя трое суток Алекс благополучно выбрался из Долины Смерти и навсегда оставил это гиблое место. В его взгляде, движениях, во всем его облике чувствовался другой человек – человек, победивший самого себя и обретший невероятную силу духа.

Возвращаясь прежним путем, Алекс хотел до того, как зайдет солнце, добраться до пещеры и заночевать в ней. Не потому, что он боялся тьмы (после того, как ему довелось провести трое суток на дне ущелья, где даже днем вместо света лишь слабые сумерки и духи смерти витают в воздухе, он уже ничего не страшился), нет, Алекс старался в точности исполнить предначертанное.

Помня слова Учителя Ена, что в полную луну середины лета он должен достичь пещеры и, оставив ее следующим утром, спустя три ночи вернуться вновь, Алекс старался выполнить все именно так, как ему было указано.

К тому же какая-то сила словно толкала его вперед. Нет, это не было предчувствием опасности, когда человек, ведомый инстинктом самосохранения, пытается избежать ее. Нечто необыкновенное, доселе неизвестное его органам чувств, его физической природе, двигало его телом, и ему казалось, что он не идет, а, едва касаясь ногами земли, пролетает над ней значительные расстояния. «Но это же лунг-гом-па, это техника лунг-гом-па[7 - Лунг-гом-па – общее понятие лунг-гом означает в Тибете упражнения духовного и физического характера. Как правило, эти упражнения сочетаются с дыхательной гимнастикой и медитативной техникой на концентрацию мысли. Название же лунг-гом в отличие от понятия преимущественно применяется для обозначения особого вида духовной и физической (психофизической) тренировки, развивающей у человека сверхъестественные скорость и легкость движений. Звания лунг-гом-па в Тибете удостаивается атлет, способный пробегать с необыкновенной скоростью большие дистанции, не отдыхая и не подкрепляясь в пути.], Учитель ведь рассказывал мне о ней и как-то однажды демонстрировал», – удивился, ощущая собственную невесомость, Алекс. Он вдруг вспомнил слова Учителя о том, что человек, достигая высокой степени духовного совершенства, может превращать субстанцию своего тела в другую, по своей природе, более утонченную и обладающую такими свойствами, которые чужды грубой плоти. И сейчас сказанное Учителем подтверждалось: изменения, произошедшие с Алексом, случились как бы сами по себе, он лишь сконцентрировал мысль на том, что к исходу сегодняшнего дня ему нужно быть в пещере. И вот теперь он лунг-гом-па. Он бежит и летит одновременно, не боясь острых камней, зияющих пропастей и обвалов. Несмотря на быстро сгущающиеся сумерки, с каждой минутой ухудшающие видимость и укутывающие горы пеленою ночного мрака, его шаг точен, толчок упруг, а полет легок и стремителен.

Когда солнце окончательно скрылось и алая полоска заката растворилась в непроглядной тьме, Алекс уже приближался к пещере. Медно-желтый лик луны еще не выкатился из-за упирающихся в небо скалистых вершин, и их серебристо-матовые ледяные шапки утонули в ночи. Все вокруг слилось в один черный непроглядный фон.

Чтобы завершить свой дневной марафон, Алексу оставалось преодолеть последнюю сотню метров. Ночь есть ночь, особенно в горах, и, остановив свой фантастический полубег-полуполет, он перешел на обыкновенную ходьбу. Взвешенным, чутким шагом он стал продвигаться вперед. Все рецепторы чувств, все ощущения Алекс сейчас сконцентрировал на узкой тропе среди каменистых глыб и расщелин, ведущей к заветному плато с нависающей скалой. Внезапно его ноздри уловили едва ощутимый запах дыма, а мозг зафиксировал чье то присутствие. Зная, что в горах не только ночью, но и днем посторонний человек расценивается как возможный враг, Алекс с крайней осторожностью прокрадывался к пещере. Взошедшая луна хорошо освещала ровную поверхность открывшегося плато, и Алекс, проходя по его краю, делал частые остановки, иногда замирая на месте на целые минуты, чтобы, сливаясь с камнями, прижимаясь к их неровным поверхностям, ничем себя не выдать. Достигнув наконец входа в пещеру, он увидел освещаемое отблесками костра лицо Учителя.

– Я давно уже жду тебя, – были первые слова Ен о Ена.

Ен о Ен давно уже был немолод. Обладая богатейшим жизненным опытом, мудростью и сокровенными знаниями одного из древнейших учений на земле, он чувствовал, что в скором времени выполнит предначертанное Великим учителем Ли.

Когда Ен впервые встретил Алекса, приехавшего в составе научно-археологической экспедиции в Самаркандскую область, то по всем приметам сразу же опознал в юноше того, о ком было написано в древних книгах. Его внук Мансур, – а если говорить более точно, то скорее он приемный дед Мансура, поскольку их семья приютила его, – однажды привел к нему Алекса. Как и было предсказано древними, это был сороковой год после самой большой войны. Алекс спас Мансура, когда на него напали мстившие их роду представители одного из местных кланов. Жизнь мальчика с детства была в большой опасности. Его погибший от рук врагов отец считался большим человеком в городе, и все знали, что по законам, существующим в этих краях, сын будет мстить до тех пор, пока не убьет последнего кровника. Мансур никогда не оставался один – его или сопровождали друзья, или он находился под неусыпным контролем Ен о Ена. Но случилось так, что в тот раз друзья были бессильны ему помочь. И здесь как нельзя кстати оказался Алекс, без страха кинувшийся в самую гущу схватки и спасший от смерти Мансура.

Как, каким образом очутился в этом глухом проулке студент-археолог, какие силы толкнули его в ту сторону, когда он мог бы повернуть на любую другую улицу, тогда этому никто не придал значения. Никто, кроме Ена. Ибо написано было в пророчестве: «седьмой молодым львенком придет к старому льву, разметав врагов брата своего».

Сам же Алекс тогда свой поступок объяснил просто: пятеро на одного – это нечестно. Тогда же Алекс и рассказал, что он студент-археолог из Ленинграда, приехал на практику и, пользуясь случаем, после посещения знаменитого монастыря Шахи Зинда[8 - 'Шахи Зинда – архитектурный памятник XIV в. в Самарканде. «Шахи Зинда» означает «живой царь». По преданию, один из самаркандских властителей не умер, а сделался невидимым и поныне живет в этом монастыре; наиболее достойные и праведные люди могут увидеть его.] хотел прогуляться по старинной части Самарканда.

Алекс по всем восточным законам мамой Мансура был назван тогда его старшим братом, а дедушка мальчика вскоре принял его в школу Тайфу, и он стал дважды братом Мансура, ибо все, кто принадлежит к школе, являются братьями. Так ленинградский студент начал новую для себя жизнь.

Некоторое время Ен еще присматривался к Алексу – слишком велика могла быть цена ошибки, ведь клан волков владел искусством оборотней, и кто знает, что бы случилось, получи они хоть какую-нибудь информацию о пророчествах.

Сейчас, ожидая Алекса после важнейшего, предписанного школой и Великими Учителями испытания, он, сидя у огня, вспоминал о своем прошлом.

Ен почувствовал Алекса задолго до его приближения к пещере, вернее, ощутил его физическую сущность, духовно же он все время находился с ним в неразрывной связи. Его телепатические возможности позволяли ему проследить весь путь ученика, в нужный момент незримо оказаться рядом, поддержать, вызывая в сознании Алекса определенные образы, представления и установки к действию. Единственным местом на земле, где он был бессилен иметь контакт с учеником, являлась Долина Смерти. Это была мертвая зона, барьер, преодолеть который не удавалось никому. И тот, кто проникал туда; мог рассчитывать только на свои духовные силы и энергетический потенциал. Ведя всю дорогу Алекса, он лишь на трое суток «потерял его из виду», но стоило тому выбраться из ущелья, как где-то в глубине подсознания Ена мгновенно возникло «чувство» ученика.

Алекс спускался в ущелье, Ен, расположившись в пещере, погрузился в долгую медитацию. Но как только Алекс оставил мертвую зону и направился в обратный путь, Ен тут же уловил устойчивый сигнал связи, который преобразовался в своеобразную видеокартинку, – с этого самого времени он уже не терял ученика, осуществляя над ним непрерывный телепатический контроль.

Алекс, войдя в пещеру и увидев Учителя, в растерянности замер на месте. Ен же встал и, подойдя к нему со словами: «Приветствую тебя, Индра[9 - 'Индра – самый популярный мифологический персонаж вед. Воплощает прежде всего воинскую функцию. Он рожден для битв, мужествен, победоносен. Участвует в многочисленных сражениях против демонов и против чуждых ариям племен, сокрушает крепости и разбивает врагов. Вместе с тем его воинские подвиги имеют и космогоническое истолкование. Он порождает солнце, небо и зарю, сражается с демоном Вритрой за солнце. Победа над Вритрой – победа динамического начала над косным хаосом.]», – усадил его возле огня и приступил к чайной церемонии.

В старом закоптелом чайнике грелась вода. Рядом с костром на плоском, заменявшем стол камне Учитель поставил две испещренные сеточкой трещин чашки. Давно утратившие от времени свой первоначальный цвет, с выщербинами по краям, они гармонировали с чайником, составляя с ним законченную композицию.

Булькала начинавшая закипать вода, едва заметная тоненькая струйка дыма вместе с языками пламени ударялась о днище чайника и, рассеиваясь по пещере, своим запахом делала еще более осязаемой атмосферу тепла и того уже забытого людьми древнего чувства очага, объединяющего их между собой.

Неторопливо, бережно, чтобы не уронить ни единой чаинки, Ен высыпал несколько щепоток чая в чашку. Залив в нее кипяток, он торжественно, медленными движениями стал перемешивать бамбуковой палочкой чай до тех пор, пока на поверхности не образовалась густая зеленая пена. Тогда Ен взял чашку обеими руками и протянул Алексу. Едва пригубив горьковатую, с насыщенным своеобразным ароматом жидкость, Алекс с огромным почтением передал чашку Учителю.

Когда все содержимое чашки в тишине, нарушаемой лишь потрескиванием углей в костре, было выпито, Ен о Ен снова повторил всю процедуру приготовления чая. Но на этот раз он заварил его менее крепким и, разлив в обе чашки, одну из них предложил Алексу. Отпив всего несколько маленьких глотков, Ен заговорил.

За плечами у него осталась трудная и интересная жизнь. Голодное детство в одной из азиатских стран, когда после гибели отца Ен о Ен, две его сестренки и мать оказались без кормильца и защитника. Искусство кунг-фу – единственное, что досталось Ену в наследство от отца. Чтобы заработать на пропитание семье, уже с четырнадцати лет ему пришлось драться на ярмарочных, праздничных и монастырских турнирах, и не так уж редко юному бойцу удавалось побеждать.

Однажды он встретился с очень жестоким и сильным мастером. К тому времени достигший шестнадцатилетнего возраста, что он мог противопоставить зрелому мужчине? Владей Ен о Ен феноменальной техникой, силы все равно были бы неравны. Разве может львенок противостоять взрослому льву, даже если он не по годам крепок и ловок? Мощь мужчины не только в мускулах, но и в опыте, а если к этому добавить еще и коварство, то он впятеро сильнее доверчивого юноши. Так и случилось с Ен о Еном.

Вначале шла позиционная борьба. Они прощупывали друг друга дальними ударами, работали на длинной дистанции, иногда вступали в контакт и обменивались легкими ударами, не приносящими серьезных увечий. Это была и разведка боем, и своеобразный тактический маневр, главная задача которого в том, чтобы хлесткими, резкими ударами дернуть противника на себя, заодно проверить его защиту и определить атакующий потенциал. Неопытная молодежь часто клюет на такие уловки и допускает грубый промах. Пропустив два-три незначительных удара, они забывают обо всем и бросаются в ответную атаку, где их ждет заготовленный на этот случай сюрприз. Как правило, после таких бросков им приходится очень долго залечивать травмы, восстанавливая здоровье.

Ен о Ен знал о подобных хитростях и вел борьбу на дистанции, рассчитывая поймать своего противника на один из тех приемов, которые составляли гордость отцовской школы. Он надеялся, что соперник рано или поздно начнет атаку сильными, мощными ударами ног, и тогда Ен о Ен в момент удара неуловимым движением подобьет опорную ногу и свалит его на землю.

Но на этот раз такая тактика не сработала. С юношей сражался зрелый мастер, умеющий хорошо притворяться, создавать о себе ложное представление слабого бойца. Но слабость и податливость в бою может внезапно обернуться силой и

мощью. Ведь не зря один из принципов кунг-фу гласит: слабый тоже может быть сильным, если ты не увидишь в нем противника. Недооценить – значит проиграть. Не столько быстрота и натиск решают исход поединка, сколько умение оценить возможности врага. Ен же, не имея достаточного опыта, не смог распознать изобретательно-коварную игру соперника.

Ким – так звали того мастера, – допуская незначительные ошибки, иногда проваливаясь в выпадах, оплел своими движениями Ена, заставил его поверить в то, что избегает ближнего боя. И юноша в конце концов раскрылся, пытаясь провести резкую атаку. Далее он уже ничего не помнил. Острая боль пронзила все его существо, и Ен потерял сознание. Ким высоко поднял казавшееся безжизненным тело и, эффектно играя на зрителей, перевернул в воздухе и с силой швырнул наземь.

Случайно оказавшиеся свидетелями поединка монахи пожалели храбро дравшегося мальчишку и, соорудив жесткие носилки и привязав к ним бесчувственного Ена, унесли его к себе в монастырь. Только на седьмой день он впервые пришел в себя и долго не мог понять, что с ним. Ноги не слушались, ужасно болела голова, стоило пошевелиться, и спазмы сжимали спину, сковывая все тело, делая его каким-то чужим, неуправляемым. К юноше кто-то наклонился и влил в рот горькую вяжущую жидкость, но разглядеть этого человека он не смог. В глазах стоял туман, еще мгновение, и его веки тяжело сомкнулись, и Ен о Ен снова погрузился в забытье.

Настоятель храма сам лечил Ена. Используя целительные снадобья, полученные из цветов, листьев и корней растений и плодов деревьев, некоторых частей тела животных, он несколько раз в сутки, в определенные часы, вливал ему в рот специально приготовленную лекарственную смесь. Надежда на успех была призрачной, почти неосуществимой, но настоятель видел, чувствовал, знал – жила жизни у мальчишки осталась целой. И это главное, хотя травма позвоночника была очень серьезной, а также не обошлось без переломов и разрывов тканей. От таких увечий обычно умирают на месте, но Ен был жив.

Благодаря удивительным природным средствам и усилиям настоятеля день за днем состояние Ен о Ена улучшалось. Вскоре он уже мог самостоятельно подниматься и упорно, хотя и с огромным трудом, поддерживаемый монахами, заново учился ходить. Шло время, и спустя несколько месяцев с тех пор, как юноша оказался в монастыре, к нему вернулись прежние силы и восстановились утерянные двигательные способности. За его живучесть и волю, проявленную в борьбе за выздоровление, настоятель дал ему второе имя – «Отмеченный Небом».

Однажды совсем неожиданно для Ена настоятель пригласил его к себе. Ен о Ен только что вернулся вместе с другими монахами со сбора лекарственных трав. Растущие на разных горных высотах, среди деревьев, на травянистых пятачках в скальных массивах, на зеленых лугах, спрятавшихся в седловинах гор, они служили средством для приготовления тех чудодейственных снадобий, благодаря которым излечивались самые тяжелые человеческие недуги. Ен о Ен, влившись в монастырскую братию, стал потихоньку овладевать природными секретами. И вот сейчас, когда он подвешивал для сушки разложенные по разным мешочкам травы, ему сообщили, что настоятель хочет видеть его.

Войдя в помещение и поприветствовав учителя Ли, Ен почтительно склонился в ожидании дальнейших распоряжений.

– Садись, Отмеченный Небом, – услышал он мягкий голос, и Учитель жестом пригласил его занять место напротив себя за маленьким лакированным чайным столиком.

Это была большая честь для Ена, и он внутренне был взволнован оказанным приемом. В специально оборудованном для приготовления чая очаге булькала в позеленевшем от времени медном чайнике вода. Учитель разлил горячую жидкость по чашкам и поставил их на столик. Медленно помешивая специальной бамбуковой палочкой ароматный жасминовый чай, он проговорил:

– В ночь накануне того дня, когда тебя еле живого принесли сюда, мне явился во сне бог Индра и сказал: «Отмеченный Небом уже на пути к вам». И на следующий день, словно в подтверждение этого необычного видения, тебя доставили в монастырь. Я знаю от моего учителя, а он от учителя его учителя, благословенной памяти мастера Вана, о том, что когда среди нас появится молодой монах, прозванный «Отмеченный Небом», то наступит время передачи знаний в мир. Я долго думал, тот ли ты, кто понесет наше учение дальше. Но вчера, во время ночного бодрствования и медитации, я снова увидел Индру, который вручал тебе боевую палицу.

Ен затаив дыхание слушал настоятеля, боясь шелохнуться или пропустить хоть слово. Ему многое было непонятно. Он не знал, что это за бог Индра и какое учение нужно нести в мир, но смутно чувствовал, как под взглядом старого учителя в самой глубине его существа зарождается что-то новое, необычное. Ли сделал паузу, и в воздухе повисла звенящая тишина. Его взгляд, казалось Ену, проник в самые отдаленные уголки его сознания, и юноша вдруг с изумлением заметил, что они с настоятелем прогуливаются, мирно беседуя, невдалеке от монастыря, там, где небольшой горный водопад образует маленькое озерцо с кристально чистой водой. Долго это длилось или нет, Ен не помнил, только когда он снова пришел в себя, учитель Ли пил маленькими глотками чай, наслаждаясь его вкусом и ароматом.

– Тебя ждет предназначение Индры, – поставив чашку, продолжил настоятель. – Отныне и до конца жизни ты посланник Индры в миру. Тебе будут переданы все сокровенные знания школы и священные предметы. Ты должен стать воином и ученым, монахом и мирянином, учеником и Учителем. Твоя жизнь там, за стенами обители, но прежде ты много лет проведешь с нами, познавая себя и мир, обучаясь и самосовершенствуясь, очищая душу и наполняя сердце любовью, закаляя волю во имя великого служения человечеству. А теперь я спрошу у тебя, – и взгляд настоятеля снова изучающе пробежал по Ену, – согласен ли ты, Отмеченный Небом, принять из моих рук свою судьбу?

Что-то произошло с Еном в эти минуты: он почувствовал, как невидимые волны любви и доброты исходят от этого человека, и в то же время ощутил потоки его силы и энергии, заполнявшие все пространство; они вливались в юношу, и вот уже Ен в себе самом чувствовал такую же мощь и силу. И снова он увидел себя со стороны, уже зрелым мужчиной, мирно беседующим под раскидистыми кронами монастырских деревьев с совсем старым учителем, передающим ему какие-то древние свитки.

– Я согласен, почтенный Учитель Ли, – ответил Ен.

Только по прошествии долгих лет непрестанных занятий Ен о Ен овладеет сам потаенным искусством проникновения в другое пространство, в то четвёртое измерение, где сливаются прошлое, настоящее и будущее. Сейчас же только благодаря уникальным способностям великого мастера, воздействовавшего на психику юноши, ему удалось преодолеть сооруженные собственным сознанием барьеры и, освободившись от своего «я», на краткий миг заглянуть в далекое будущее.

До сорока пяти лет Ен о Ен неустанно обучался под руководством настоятеля, шаг за шагом овладевая тайным учением школы Тайфу. За это время он приобрел редкостные познания об окружающем мире и Космосе, о человеке и его душе. Ен стал искусным целителем, овладел всеми секретами рукопашного боя, постиг загадки человеческой психики и методы управления ею, и ему были открыты многие другие сокровенные Высшие Знании Переданные учителем Ли и глубоко впитанные мозгом и душой ученика, они затрагивали самую сущность вещей, и теоретическая подготовка и практические умения Ена превосходили возможности очень сильных, далеко продвинувшихся на этом пути мастеров. Теперь Ен о Ен фактически являлся единственным после настоятеля носителем учения школы – оставалось только ждать торжественного ритуала передачи Знаний и священных предметов, олицетворяющих преемственность учения.

Но ему предстояло выдержать еще одно, последнее испытание: полное уединение от мира, самоумерщвление и самовозрождение. Ен еще не знал, что все, что он прошел до сих пор, было лишь подготовкой к главному экзамену в его жизни – экзамену на саму жизнь.

Висящая в темном небе полная луна своим тусклым светом придавала окружающему фантастические очертания. Будто вышедшие в ночной дозор исполины-богатыри, высились расплывчатые силуэты горных вершин. Деревья казались вдруг ожившими сказочными существами, и полнившие лес таинственные звуки усиливали это впечатление. Изредка сквозь шорохи и шелест листвы доносился рык снежного барса, да иногда ухо улавливало отдаленный волчий вой.

Ен о Ен, получив задание, шел через ночной лес в Долину Смерти и Страха.

Это диковинное место на самом деле представляло собой узкое, глубокое, с отвесными острыми склонами ущелье. Солнце почти никогда не заглядывало сюда, и только в первой половине лета раз в день его лучи, прорвавшись через горные зубцы, пробегали по каменистой поверхности, создавая причудливую игру света и тени. Попасть в эту маленькую, закрытую нависающими со всех сторон неприступными скалами долину было нелегко, а выбраться обратно почти невозможно. Только в исключительных случаях не то что человек, но даже такие животные уходили отсюда живыми. Лишь грифы-стервятники чувствовали себя здесь уютно, по домашнему, ибо угодившие в горные тиски жертвы становились их пищей.